Мы приехали в Хевиз отсыпаться после шумной франко-венгерской свадьбы. До этого торжества мы никогда не ели столько жирного, соленого и сладкого на ночь. На завтрак, на обед и на промежуточные кормления. Не пили столько разного алкоголя, не знали даже, что алкоголь можно гнать из такого разного сырья. В общем, мы не уследили за повышением градуса. Забыли принципы Монтиньяка. Когда в три часа утра танцующим гостям предложили тушеную капусту с копченым салом («древняя традиция, национальное блюдо, хозяева обидятся»), был сдан последний бастион здравого смысла, и организм перешел в режим «такое бывает раз в жизни». Наши тела изнемогали от трехдневного надругательства и молили о здоровом отдыхе.
Утром четвертого дня мы катили по северному берегу рогаликообразного озера Балатон в поисках деревушки для реабилитации: тишина, овощная диета, сухой закон, купания в пресной воде и отбой в десять. С приближением к Хевизу в ноздрях крепчал запах серы – верный признак термального курорта с подобающим расписанием жизни.
Мне случалось слышать название «Хевиз» в двух контекстах: от русских, когда они говорили об инвестициях в курортную недвижимость, и от французов, когда они жаловались, что стоматология во Франции превратилась в забаву богачей, а нам, среднему классу, пора в этот… как его… ну, на рок-звезду похоже… Эвис! («Хевиз» французы выговорить не в состоянии, если только они не из Эльзаса, где произносится немая для всей остальной Франции «h»).
Мы въехали в городок на закате, когда шпиль церкви Святого Духа никак не мог выбрать между алым и серебряным цветом… и поразились количеству стоматологических клиник на единицу площади. А также массажных салонов и кабинетов пластической хирургии.
Нимало не считаясь с разметкой и светофорами, проезжую часть пересекали приятно изможденные семьи курортников: женщины в парео и массивных солнечных очках, мужчины, обвешенные нуддлс и надувными кругами, дети с паролоновыми мечами и водяными пистолетами. Если бы они улыбнулись, то стали бы непременно видны их прекрасные зубы; в их чреслах ощущалась та расслабленная грация, которая бывает после массажа. А массовая липосакция наверняка просто была назначена на завтра. То, что нам надо, сразу поняли мы.
Все дома сдавались: какие-то целиком, какие-то частями. Но был разгар курортного сезона, и я лохматой овчаркой бегала по резиденциальной улочке, пытаясь набиться на ночлег. Курортницы неодобрительно смотрели на меня из-за темных очков. Их угнетенные водными процедурами мужья смотрели и вовсе сквозь меня, а дети, почуяв во мне еще не притупленную энергию, палили в меня из водяных пистолетов.
- Hello, - вежливо начинала я, вторгаясь в очередной садик и отрывая очередного хозяина от барбекю, солнечной ванны или развешивания носков. – Do you have a room for one night?
Хозяин недобро поднимал бровь и отрицательно мотал головой.
В одном дворике сидела целая компания. Утерев со лба следы ранения из водяного пистолета, я произнесла заученную фразу.
- Что она такое говорит? – спросила одна дама другую на московском русском.
- Спрашивает, есть ли у нас комната на ночь. Андрюша, у нас вроде все занято?
Андрюша оторвался от мангала и придирчиво меня оглядел.
- На двоих, ма-а-аленькая комнатка на двоих! - уточнила я не столько количество, сколько то, что я русская.
- А-а! – воскликнул Андрюша. – Наши, стало быть! Для своих, конечно, найдем!
- Наши-наши! – закивала я, понимая, что от «нашести» зависит ночлег. И вдруг замялась: – Ну, то есть я наша, а муж… не совсем. Но он по-нашему говорит! Немножко.
- А кто у нас муж? – с подозрением спросил Андрюша.
- Да из Парижу он, - отмахнулась я, мол, тьмутаракань такая, что и на карте не разглядишь. – Но по виду совсем как наш!
- Ну, приводи, посмотрим, - сказал Андрюша, поигрывая шампуром.
Я вернулась в машину к ожидающему мужу.
- По-русски что-нибудь помнишь? – без прелюдий спросила я.
- Кто? Дед Пихто. Откуда? От верблюда. У меня очень большая квартира недалеко отсюда.
Я вздохнула.
- Ну, пойдем.
Когда мы выбрались из душевной компании Андрюши, Наташи, их дальних родственников и близких друзей, было уже полдесятого. Мы хотели закусить весь тот разнообразный алкоголь, который в нас влили «за знакомство», каким-нибудь биологически чистым, некалорийным салатиком. И лечь спать максимум в одиннадцать, чтобы с утра, как порядочные курортники, приступить к лечению артрита-гастрита-простатита вонючими торфяными водами.
Но, понятное дело, порядочные курортники в полдесятого не едят, а видят десятый сон про кровавый бифштекс и коктейль «Ёрш». Рестораны закрывались у нас прямо перед носом. Прощайте, венгерский халасли, итальянские спагетти и украинский борщ! Открытыми остались только бары, где в неоновых лучах с неотвратимостью античных трагедий переливались бутылки ликеров. Но мы твердо решили вернуться к здоровому образу жизни.
Официант как раз закрывал ресторан «Последняя надежда», когда мы материализовались на пороге. Я поставила ногу в щелку двери. Мужчина поднял на меня удивленный взгляд.
- Please, feed us! – взмолилась я. – We need to eat.
Официант отступил от двери и пустил нас внутрь.
- Так, - проговорил он заплетающимся языком, и стало понятно, что из работы в ресторане он извлекает массу дополнительных бонусов. – А, собственно, what is your REAL language?
Муж набрал в легкие воздуха, но я дернула его за руку и громко произнесла:
- Русские мы!
- А-а-а! – лицо официанта озарилось счастливым узнаванием. – Наши, да? Тогда мы вам сейчас картошечки нажарим.
- Давайте картошечки! – залихватски махнула я рукой.
- С маслицем!
- С маслицем, супер! – вторила я, хотя при слове «маслице» желудок недвусмысленно дал понять, что он против и ужин может окончиться внезапно и некрасиво.
- С водочкой? – понимающе подмигнул официант.
- Нет, спасибо, просто с водичкой, - вежливо отказалась я. Ведь мы решили вернуться к здоровому образу жизни.
Официант резко посуровел и с подозрением поглядел на моего мужа.
- А вы точно русские?
- Ладно-ладно, давайте с водочкой, - я встала между мужем и цепким взглядом официанта. - Действительно, как же жареная картошка - и без нее?!
- Вот и я что говорю! – снова подобрел официант. – Сейчас я музыканта нашего растолкаю, чтоб вам не скучно было. Цоя любите?
- Любим, - обреченно согласилась я.
Любишь картошечку, люби и Цоя, так говорят у нас в Хевизе.