Любовь ничем не пахнет, как бы я не заблуждался и не романтизировал запах оливкового палмолив.
Мы стояли с Катей под одним душем, но между нами был какой-то необычный водораздел: она была у меня, в новой квартире в подмосковных Котельниках, а я был в мечтах о Катманду. Ароматы Палмолив и Джонсонс Бэби в носу волшебным образом превращались в запахи пережаренных специй с улиц столицы Непала - личный ноздревой Иисус вживую доказывал свои библейские суперспособности, доказывал во вполне конкретной ванной комнате.
Субъективность растворялась, а взамен рождалось блуждание тем, тел и вкусов непальского городка. Ведь что значит тело в северном буддизме? Это не что-то самостоятельное, тело - лишь отсылка к другим телам и отношениям "на площадях как "Прощай" широких, в улицах узких как звук "Люблю".
Сексуальность вырывалась из рамок "женщина-мужчина" и переливалась за край ванной, когда мы лежали, выливая литры пены от Джонсонс Бэби. Бунюэлевские мечтатели. Мыло уже не щипало глаза будды на моем амулете из Улан-Батора. Ванна сбрасывала оковы предметности. Секса не было, но были ароматы, которые избавляли нас от налета слов "Я" и "тебя" и алхимичили над растворением тел в ванной. В общем, во все тяжкие.
Субъектность вернулась когда Катя сказала на ухо сакральное: "Клёвые мысли, но пойдем в постель!". Субъект вновь появился и прошлепал сырыми ногами к спальне. Следы остались вполне хорошо различимы.