Аля перебирала бусины можжевелового браслета. От деревяшек шёл терпкий эфирный запах, хотя с момента покупки на рынке прошло уже трое суток. Пятнадцать лет назад они с ребятами из лагерного отряда, вывалившись из автобуса на площадку с видом на Ласточкино гнездо, накупили в палатке фенечек из можжевельника еще на гривны. В парилке пазика в красном свете, пронзающем пыльные синтетические шторы, нюхали грошовые сокровища, дивились чудному аромату. Но уже следующим днем в походе, сидя у костра, Аля обнаружила, что её браслет запаха больше не издает. То ли из-за купания в ручье, куда ее за рюкзак опрокинул Женька, то ли из-за пива, пролитого на руки, когда они по очереди пили из пластиковых бутылок за палатками, Алин браслет той ночью утратил аромат.
Сейчас она поднесла ко рту стаканчик с вином и мгновенно ощутила крепкий запах можжевельника. Сделала медленный глоток и подняла глаза.
— Звёзд нет, — произнесла она тихо.
— А это мы у костра, — Толик подкладывал сучковатые ветки в огонь. – Отойди метров на пять.
От огня в синее пространство над компанией неслись бело-жёлтые искры.
— В детстве каждое лето в лагерях тут куковал… — продолжал Толик. – Походами заправляла энергичная бабка по кличке Улитка. Советская закалка. Таскала нас по холмам. Мне сейчас кажется, что именно на этом месте мы как-то стояли.
— Слушай, и у меня такое… — отозвалась Аля. – Я в «Атлантике» отдыхала…
— Знаю «Атлантику», — ответил Толя. – Нет, я в Артек гонял… Воспоминаний! Все в первый раз…
— Первый раз, – звучит многообещающе, — ухмыльнулся Костя и сунул в огонь длинную укутанную мхом палку, которая тут же вспыхнула как факел.
— Не то слово, — Толя уселся обратно на бревно и поднял с земли стаканчик.
— Что-то ты мне про первый раз ничего не рассказывал, — грубо ткнула его локтем быстрее всех набравшаяся Юлька.
— Та чего там говорить… — отмахнулся Костя.
— Чую ностальгию! – не унималась Юлька. – Выкладывай! Это посильнее страшилок…
— А у кого-то, авось, и пострашнее, — хмыкнул Костя. Юля хрипло расхохоталась.
— Мне в тот момент не до смеха было…
Над костром понеслись байки про купе поезда, бабушкину комнату, фиаско в солёной воде… Костя активно жестикулировал, Юля повалилась с бревна на землю и беззвучно смеялась, стуча ладонью по сухой покрытой кедровыми иглами земле. А Аля всё нюхала свой браслет, попивая вино.
— Твоя очередь, — Юля запустила в неё шишку. Шишка угодила в стаканчик, и Але брызнуло в глаз.
— Трёхочковый! – крикнул уже отстрелявшийся румяный Толик.
Аля вытерла щёку краем кофты.
— Мне, в отличие от вас, рассказывать нечего, — Аля покосилась на своего мужа, Костю.
Приподнялась, взяла с земли купленную утром на рынке бутыль домашнего вина, с трудом отвинтила липкую крышку и наполнила стаканчик.
— Думала тут… — начала она. — Показалось, что прямо здесь всё и произошло. Вот на этом самом месте.
Костя подсел вплотную к Але и приготовился слушать.
— Нас тоже повели в поход.…Из лагеря, — Юля опустила стаканчик. – Установили палатки…Вечером костер…По дороге в селе тайком набрали пива... – она кашлянула. – Был в отряде один чувак… Женя. Киевлянин.
— Так-так, — Костя вздернул брови с притворной строгостью. – Ни про каких Жень ни сном ни духом!
— Подожди… — махнула рукой Аля. – Значит, этот Женя всю смену приставал.…А у меня на этот счет к тому времени имелись свои соображения…Ну, как все это должно случиться? Вот как? – она обвела глазами ребят.
— По любви, конечно! – икнула Юля.
— Вот именно, – продолжила Аля. – Это должно делать по любви.…В этом я внутренне была уверена, так говорила мама…А потом мы с одноклассниками посмотрели «Американский пирог»…
— Ты прикалываешься? – хохотнул Костя.
— О! А мы тоже так сделали, — подхватил Толик. – Зарубились как они, да?
— Не так. Не спорили. Увидев это кино, я поняла, что это что-то такое….Лишнее и формальное. Поскорее избавиться, перемотать позор... Какое там мифическое таинство…Скорее нечто настолько нелепое, что ни о каком особом человеке и речи быть не может. Как потом этому особенному человеку в глаза смотреть? К моменту, когда он появится, человек особенный, всё должно быть позади…
— Вот как…
— И я решила, что пройти через мясорубку лучше всего именно в лагере, среди людей, которые потом разъедутся по городам, и ты их никогда больше не увидишь…
— Пацанский подход, Алька…
— В лагере я больше всех общалась с двоими. Отмороженный киевлянин Женька и Слава… Футболист. Со Славой ехали в Крым еще в поезде. Скромный, пиво с другими не пил, в тамбуре не ошивался…Читал графа Монте-Кристо.
— Выбрала подлеца…
— Я взвесила… Этот Женя явно опытный: все случится быстро и без проблем, а Славе явно захотелось бы шур-мур. Танцевать медляки… Пялиться на море. Меня подобное на тот момент вообще не прельщало.
— Сейчас тебя, любопытно знать, что прельщает?
— Костя, дай ей закончить…Тебя никто не перебивал!
— Я мутила с этим Женькой, и он лез всё настырнее. Могу сказать, что хоть в мозгу я занесла в план на каникулы эту циничную цель, на деле было страшно до чёртиков…Негде.…В палаты вожатые заходят, да и остальное…Боль обещана подружками…Кровь, — Аля сглотнула, ожидая новых выкриков, но Костя молчал. – И вот, поход. В лесу порядки послабее. Из вожатых с нами был студент- филолог Ярик. Ребята заняты костром, кашей, развлечениями на верёвках. Вечером напились пива, пели под гитару.…Женя подсел. Вот также, — она повернулась к Косте. – И на ухо с хохляцким акцентом: мол, утекай потихоньку... Встретимся в палатке. Через десять минут. Я разглядывала высвеченные костром лица других ребят…Они не знали моих дурацких забот. Пели про свет в окошке и страну чудес, «Пора домой» Сектора газа. Это ведь про войну песни, про Афган…Я сейчас думаю, какого хрена их дети в лагере пели?
— Мы тоже пели, — ответил Толик. – Там аккорды простые…
— Вспоминаю карликовые фигурки, тоскливые голоса тянут эти песни, а во мраке кажется, что у одного правда ноги нет, а у другой – рук… Никто из поющих не уловил, как я поднялась и зашагала к палаткам. Женькина стояла дальше других. В голове трепыхнулось желание вернуться к костру, петь там до упора, а потом идти спать со своими девками, так и пройдет эта дурацкая необходимость чего-то там лишаться… Но я зажмурилась, сжала-разжала кулаки, опустилась на колени и вползла в палатку. Женька, оказалось, был уже там: я потрогала спальник и ощутила внутри твердь его туловища. Растянулась на мембране рядом. В платке темно хоть глаз выколи, не видно и собственных рук… «Привет» — говорю ему, а сама отворачиваюсь к стенке, жду, что он будет делать. Смотрю с открытыми глазами в темноту, закрываю их, открываю: картинка не меняется. Он не шевелится. Я поворачиваюсь, пихаю его в бок, начинаю расстегивать спальник. Думаю, вот ты какой, на словах повеса, а на деле трус…
— Не ожидал от тебя, Алька, — усмехнулся Толик. Аля перевела глаза на Костю. Он хмуро пялился в костер, обняв руками колени.
— Ну, дальше-то…Дальше-то что? – Юля истерично дернула Алю за штанину.
— Дальше.…Даже не знаю…
— Как есть, — отрезал Костя.
— Потом я отключилась.
— Ба! Так не честно!– крикнул Толик, быстро водя глазами между лицами Кости и Али. – Ты Костика стремаешься!
— Не вру. Ребят. Я вообще до сегодняшнего дня этого никому не рассказывала, кроме психолога…— Аля подняла с земли веточку и принялась водить ей по своим кроссовкам. — Я придвинулась к Жене, и скорее всего, в этот момент сильно вывернула шею…Задела нерв или еще что-то.…В общем, поплыла.…Очнулась лицом вниз, в тягучей дреме как после наркоза. Воздух спертый, жарко, будто, палатку придвинули к костру, кофта мокрая от пота…А еще меня что-то прижало к спальнику…
— Что?
— Не знаю. Психолог говорил потом, что у меня, скорее всего, случился срыв…Паническая атака. Спровоцированная подростковыми переживаниями. Мол, я себя сама так наказывала за похоть что ли. Мы ведь самостоятельно выстраиваем в голове целые махины самоистязания…
— Стоп. Так, а что конкретно происходило?
— Меня прижало к спальнику, как если сверху, на спине оказался бы лист гипсокартона. Не знаю даже с чем ещё сравнить. Как пресс. И я услышала шёпот. Монотонный, шёпот, который куплетами произносил неизвестные слова…Вокруг меня, то далеко, то близко.
— Как это?
— Я не знаю, Кость. Меня будто придавило тяжеленым валуном, и я слышала шёпот на невнятном языке…Жар усиливался, пошевелиться я просто не могла, меня парализовало. В теле были такие ощущения как вертолет, когда напьешься.
— Так, а позвать на помощь?
— Кость, я после обсуждения этого с разными мозгоправами пришла к выводу, что это был кошмарный крайне эмоциональный сон. Мы ведь и пили в тот день…
— А парень этот, Женя? Может это он?
— Не он. Я снова отрубилась, а когда пришла в себя, вход в палатку нараспашку, и Женя меня дергал за ногу. Вскочила, выползла на воздух, и у меня началась истерика. Колотун. Как белочница доказывала всем, что на меня напали…Ярик всполошился. Всю ночь обходил палатки с дубиной…Утром меня отправили в лагерь, в медпункт…Там выяснилось, что у меня заниженное давление и отравление ещё…Все время кружилась голова. Старушка медсестра, когда я рассказала, закрестилась…Грешили на паленый алкоголь…Совещались…Родителям почему-то не позвонили…В общем, я провалялась в лазарете пару дней, а потом смена кончилась. На обратном пути в поезде я резалась в дурака со Славой. С нашей веселой компанией и пивом общаться больше не тянуло… От идеи житья в свое удовольствие и свободной любви я отказалась.
— А почему ты не допускаешь, что это было в самом деле?
— Вопрос в том, что именно было. Я ведь толком даже не могу подобрать слов, чтобы описать то состояние. Когда ты прижат к земле как.…Как в Трейнспоттинге…А вокруг эта банная тьма и театральный шёпот…
— Не помнишь, что именно шёпот говорил?
— Вообще…Я анализировала это десятки раз. И в итоге приняла точку зрения психолога. Моя психика сама себя сожрала. Потому что ведь с одной стороны, секс – это что-то важное, что-то не должное происходить с кем попало... С другой, все вокруг им занимаются без малейших угрызений совести.…А еще я девочка, и типа должна себя беречь. И вот я переступила одну парадигму и решила примерить другую. Всё это сгустилось, прокипятилось на костре вместе с пивком…Мне же было лет пятнадцать…И пришибло меня…
— Мда…— Костя взял ее за руку.
— Так ты после этого в итоге когда…— начала было Юля, но умолкла.
— Да только вот когда Костя появился…
— Подожди, так это же…
— Это всего пять лет назад. Да, – Аля хлопнула себя по коленкам. – Чуваки из Американского пирога не заценили бы, – она с улыбкой съехала с бревна и присела на землю рядом с Юлей, которая так и лежала возле костра.
Помолчали.
— Аля, в каком году это было? Не в двухтысячном? – спросил Толик, поднимаясь на ноги.
— Пожалуй…
— Помнишь про бабку Улитку говорил…— Толик принялся отряхивать штаны. — Как раз в том году она первый раз взяла нас в поход…И скажу я вам, это был треш. Улитка не разрешала пить по дороге наверх, вязла шквальный темп, не делала привалов…Мой приятель Кирюха вообще упал на камни и разнылся…
— Ты всё это к чему, старик? – перебил его Костя.
— Из-за этого я подробно запомнил поход и россказни Улитки. Вечером дежурные разливали чай со сгущенкой, и Улитка под этот чай травила байки.… Объявила, дежурные будут не только на еде, но и на ночь. Если они кого-нибудь заметят, сразу же будить ее саму и вожатых…Потому что прошел слух, что по детским палаточным лагерям тем летом кое-кто шастал…
— Кто?
— Если коротко, то из психиатрической лечебницы сбежал человек, который двинулся после Чечни…
Аля повернулась к Толику и расцепила руки.
— Этот человек приходил в лагеря в районе Ай-Петри, вязаться к детям…Его вроде как отгоняли, считая эдаким юродивым. А потом…Я если честно, не знаю, зачем Улитка это нам рассказала, наверное, чтобы припугнуть, и чтобы никто не сваливал от палаток… Он обколол героином какую-то девочку, пока она спала, и унес её в лес…
— Твою мать…
— Что потом с ним, поймали ли, и что стало с той девчонкой, я не знаю…Конечно, меня с Кирюхой выбрали дежурными на ночь…И я все ждал его… Думал, он прямо со стволом ходит как в Фар Край…Кирюха боялся в туалет один, пришлось его пасти…
— Что ты хочешь сказать? – произнесла Аля.
— Может…Может, это он с тобой что-то сделал?
Аля не ответила.
— Толян, ты же сейчас правду говоришь?
— Могу шрам из того похода показать на бедре!
Аля молчала. Потом встала, обошла его и взяла с пенька пачку сигарет. Вытащила одну и закурила.
— Что думаешь? – Костя тоже поднялся подошел к Але. – Мог он…
Аля пускала дым, а потом сняла можжевеловый браслет и кинула его в пламя.
— Эй! Лучше бы мне отдала, — обижено протянула Юлька.
— Поздно уже. Давай палатку доделаем. – Толя хлопнул Костю по плечу.
Еловые иголки захрустели под их подошвами, а Юля не сводила глаз с тьмы, окружающей лагерь. В лесу хрипло заголосило какое-то животное.