Найти тему

Один блокадный день. Картины и факты пережитого

Мое предисловие

За 74 года о войне сказано много, в частности и о великих подвигах фронтовиков. Но немало героев было и среди гражданского населения. Героев, которые в страшные, голодные годы трудились на благо родины, изобретая горючие смеси, производя оборудование для фронта, сохраняя ценные семена растений, разрабатывая спасительную вакцину для раненых и больных. Да что там ученые. Все. Абсолютно все люди, кто переживал на себе тяготы войны, - герои! Герои, о которых сегодня должен знать каждый. Живя в настоящем, нужно помнить о прошлом, чтобы не допускать ошибок в будущем.

Мой блог не об истории и уж тем более не о войне. Но я считаю своим долгом отдать дань уважения абсолютно всем, кого она искалечила и изранила, и опубликовать отрывок из дневника Константина Федоровича Ильченко - инженера-конструктора Ленинградского металлического завода (ЛМЗ), который во время блокады до 1942 года занимался выпуском башен для танков КВ-1, а после контузии и эвакуации проработал на заводе №544 до окончания войны.

Иллюстрациями к дневнику будут служить картины Константина Федоровича, которые он нарисовал уже после войны.

Осень. 1941 года. Металлический завод - Ленинградскому фронту
Осень. 1941 года. Металлический завод - Ленинградскому фронту

Тяжелые, тревожные, полные напряжения всех сил осенние дни 1941 года. Огромные, мощные своей технической оснащенностью и кадрами 4-й и 25-й цехи ЛМЗ. Сюда направлены главные усилия всего коллектива завода для выполнения сверхсрочных заказов Ленинградского фронта. Полным ходом налаживается изготовление отдельных крупных узлов тяжелого танка КВ-1. Пока танкостроение развертывается в Челябинске, машины КВ-1 должны непрерывно выпускаться у нас на Металлическом.

В этот день на работу в 4-м цехе я заступил в утреннюю смену.

Вдруг меня вызывают по телефону в 1-й отдел завода. Это в здании заводоуправления Вхожу. Приглашает к себе начальник отдела Орлов.

-- Вот что, товарищ Ильченко, - говорит он, - поручаю вам доставить срочно на Кировский завод чертежи на предмет их рассекречивания. Это можно сделать только с разрешения главного конструктора Котина. Нам известно, что он сегодня вечером улетает из Ленинграда с последней группой эвакуируемых кировцев. Вечером ждем вас с подписанными чертежами.
-- Я не понимаю, товарищ Орлов, - возразил я ему. - Нельзя ли это сделать через фельдсвязь?
-- Война! У меня в отделе людей для этого уже нет, так что за все вы отвечаете лично!
-- А как быть с транспортом, охраной? - спросил я.
-- Автомашину и оружие дать не могу, пешком! - решительно сказал он и, хмуро взглянув, добавил: - Если трамваи не подвезут.

Тут же я получил сопроводительное письмо, пакет секретных опечатанных чертежей и вышел.

с секретным пакетом (Бумага. Тушь. 20*26)
с секретным пакетом (Бумага. Тушь. 20*26)

Надо было торопиться. До Кировского завода и обратно около 30 километров. Если пойду пешком, рассуждал я, то это займет 5-6 часов, не считая задержек при возможных авианалетах.

Пакет, с которым мне предстоит два раза пересечь город, не должен привлекать посторонние взгляды. Пачку секретных чертежей я тщательно завернул в газетную бумагу. Следует еще выбрать кратчайший и безопасный путь. Первую его часть я хорошо изучил. Это обычный мой маршрут с завода домой, когда после авианалетов трамваи ходили с перебоями.

Идти можно было по набережной мимо завода им. Свердлова и далее по ул. Комсомола до вокзала. Но тут сразу вспомнилось: фашистские летчики недавно пытались разрушить Финляндский вокзал. Тому свидетельство - руины трехэтажных домов против его фасада. Нет, решаю я, надо идти все время берегом Невы до Литейного моста, так будет безопаснее.

Опять до завода идти три часа
Опять до завода идти три часа

На набережной пустынно. Не стал дожидаться трамвая. Быстро иду мимо соседних заводов. Вот и Арсенал. Против его корпусов, обращенных к Неве, оставлена узкая пешеходная дорога среди прибрежного склада грузов и штабелей дров. Тут совсем безлюдно. Скоее, скорее... Эх, какая досада! Воздушная тревога! Уже давно привычный вой сирены. Где-то севернее часто бьют зенитки.

Некоторое время продолжаю свой путь почти бегом, крепко сжимая пакет. Вдали вижу тоже бегущих прохожих, которые скрываются в траншее, вырытой вблизи Литейного моста.

Нет, на левый берег через мост во время тревоги меня не пропустят. Должен отсиживаться в траншее. Шум самолетов совсем близко. Это их вторая волна. Со всех ног бросаюсь к щели. В темноте ее проема вижу плотно прижавшихся друг к другу людей, привычно ждущих окончания томительного времени тревоги. К счастью, этот налет длился не очень долго.

Горькая пора, но просветы над Ладогой радуют
Горькая пора, но просветы над Ладогой радуют

Вторая воздушная тревога застала меня в районе Балтийского вокзала. Иду малолюдными улицами и переулками, на которых не слишком строгие дежурные ПВО. Хотя они каждый раз загоняют всех прохожих под ворота домов, я всякий раз сочиняю, что "живу совсем-совсем близко" и т.п. Так удается двигаться к цели и во время налета авиации. Но вот на улице Шкапина попадается совсем непреклонный страж ПВО, и мне остается одно - отсиживаться (второй раз за день) теперь уже в подвале-бомбоубежище до отбоя воздушной тревоги.

Наконец-то и в Нарвские ворота. Отсюда мне даже удается проехать несколько остановок на трамвае до цели моего похода.

В 1-м отделе Кировского завода оформляю все документы. Сотрудник отдела сопровождает меня к конструкторам. Без его помощи, как заверяет он, мне Котина не найти. Идем вдоль цехов. Вид разрушенных зданий этого, уже прифронтового, завода не удивляет меня. И наш ЛМЗ имеет раны войны.

Таран цеховых ворот
Таран цеховых ворот

Заходим в танковое конструкторское бюро (КБ-3). Сразу охватывает ощущение покинутого помещения. Везде раскрытые двери. В пустых комнатах ни чертежных столов, ни стульев. Обрывки бумаг, мусор. Совсем мало людей. Все они торопливы, озабочены, выносят какие-то пакеты и ящики. Вот сквозь дверной проем виден пустой зал с выбитыми окнами. Идем по длинному коридору. Мой спутник приостанавливается и восклицает:

-- Вам, пожалуй, повезло! Кажется, вон там главный конструктор.

Да, верно. Я тоже издали узнаю Котина, т.к. приходилось с ним встречаться и прежде.

Проходим. Сообщаю, что прибыл к нему с ЛМЗ. Указывая на принесенную документацию, говорю:

-- Жозеф Яковлевич, вы знаете, что у нас в 4-м и 25-х цехах идет изготовление танков КВ. Вот с этих детальных чертежей башни танка завод просит снять гриф секретности. Это упростит дело производства машин.
-- Покажите мне эти чертежи, - сказал он.

Тут же в коридоре на полу я раскладываю в длинный ряд светокопии чертежей, а сам думаю: "Из всех многочисленных секретных тактико-технических параметров танка КВ на этих синьках только толщина брони является секретной характеристикой. А немцы, конечно, на первой же подбитой машине все размеры броневых плит замерили. Неужели предстоит еще об этом очевидном факте спорить?"

Тяжелый крест блокады
Тяжелый крест блокады

Котин медленно проходит вдоль коридора, просматривая лежачие у ног чертежи. У некоторых из них останавливается, задумывается. Потом, словно отгадав мои мысли, говорит:

-- Да, это уже не секретно, и - ставит свое заключение и визу на всех листах.

Едва скрываю свою радость. Так просто и быстро все решено!

Зная, что Котин торопится, сегодня улетает, что перелет через линию фронта будет опасен, я желаю ему счастливой трассы на Большую землю...

Дорога от Кировского завода до Металлического показалась мне и легче, и короче. Чувство исполненного поручения прибавляло бодрости и энергии. Да и держал я в руках уже не секретные документы, а это куда спокойнее...

Вернулся на завод в сумерках. Ночевал в цехе, так как на девятикилометровый пеший переход домой на Сенную площадь (по ночному городу) у меня уже не было сил.

Днем, когда нет воздушной тревоги
Днем, когда нет воздушной тревоги