Великий полководец Михаил Богданович Барклай-де-Толли относится к числу исторических фигур, вызывающих наиболее ожесточенные споры. До сих пор нет единого мнения, кто он – выдающийся стратег или выдвиженец Александра I, ничем кроме царской симпатии не примечательный.
- Этого человека, по свидетельствам современников, либо любили, либо ненавидели, середины не было, - рассказывает историк Виктор Хабибуллин, защитивший кандидатскую диссертацию, посвященную полководцу. - И это само по себе свидетельство его незаурядности. Причем дело вовсе не в иностранном происхождении. Россиянин в четвертом поколении, Михаил Богданович прекрасно изъяснялся по-русски, а слогом владел, можно сказать, в совершенстве. Работая с написанными им собственноручно документами, я восхищался их легким, даже изящным стилем изложения.
Единственное, чего так и не удалось исправить – характерного мягкого акцента в произношении. Но, будучи фактически русским, Барклай-де-Толли в то же время сумел остаться истинным шотландцем и немцем в том, что касалось работы. Выражаясь современным языком, он был настоящим трудоголиком. Фанатик в работе, генерал не любил выпивку, не играл в карты, избегал светских раутов и веселых пирушек. Не удивительно, что в среде русского офицерства он выглядел белой вороной. И, обладая глубоким аналитическим умом, едва ли не единственный осознавал всю степень надвигающейся на Россию опасности.
- Можно смело утверждать, что ни к одной войне наша страна не готовилась так, как к войне 1812-го года, - уверен Виктор Хабибуллин. – И это целиком и полностью заслуга Барклая-де-Толли.
Ну а в Восточной Пруссии полководец впервые оказался еще в годы русско-прусско-французской войны 1806-1807 годов, командуя егерской бригадой. К сожалению, пруссаки допустили ошибку, в одиночку поспешив выступить против французов, которые учинили им страшный разгром при Йене. И, несмотря на то, что русский корпус, в который входила и бригада Барклая, разбил корпус любимца Наполеона Жана Лана, взяв реванш за Аустерлиц, союзным армиям пришлось начать отход. У местечка Гоф и отличился барклаевский отряд, в одиночку остановивший практически всю вражескую армию! Узнав, что два его прославленных маршала топчутся на месте, руководить боем прибыл лично император. Барклай-де-Толли, узнавший об этом от пленного французского офицера, не проявил никакого волнения. И это не было рисовкой, просто он в самом деле не испытывал робости даже перед самыми грозными авторитетами.
Сам имея железную волю, Барклай установил в своих войсках образцовую дисциплину. Свою стойкость доказал и в знаменитом сражении при Прейсиш-Эйлау, когда оборонялся в самом городе. Стоявший рядом отряд Багратиона оказался сбит и отступил, а барклаевцы продержались до ночи, дав время русской армии закрепиться на новых позициях. Под вечер командир повел солдат в контратаку, в ходе которой был тяжело ранен в правую руку. Позднейшую операцию, когда хирурги без всякой анестезии извлекли 32 осколка, перенес, не издав ни единого стона!
Свое личное мужество он и позже доказывал не единожды, за что был любим подчиненными. Впрочем, не только за это. Единодушно отмечалось, что в армии у Барклая кормили лучше, чем в остальных. Он всячески заботился о своих солдатах, порицал командиров, которые не только занимались рукоприкладством, но даже просто повышали голос на нижних чинов:
«Лишь кроткое и благородное обращение истинному офицеру пристало».
Став военным министром в январе 1810 года, Барклай-де-Толли обнаружил, что сведений о вероятном противнике - наполеоновской армии, практически нет. Поэтому первым делом принялся за создание военной разведки. Во все страны Европы были направлены резиденты, которые в кратчайшие сроки добились колоссальных успехов, собрав исчерпывающие данные о французах и их союзниках. Высшим достижением можно считать вербовку чиновника, готовившего регулярный перечень сил и средств великой армии. Официально документ изготовлялся в единственном экземпляре и ложился на стол непосредственно императору. Наполеон не знал, что в это время дипкурьеры уже скакали в Санкт-Петербург с копией сверхсекретного документа. В результате русское командование знало о местонахождении едва ли не каждого вражеского солдата.
Не менее удачно работала и контрразведка. Ее крупнейшим успехом стало выявление французского шпиона - офицера русской армии. Его удалось сделать двойным агентом и гнать за рубеж нужную Барклаю-де-Толли дезинформацию. Благодаря этому, например, 1-й русской армии удалось избежать окружения в Литве. В стремительном марше к Вильно Наполеон растерял все обозы и загнал кавалерию, но русские успели отойти в полном порядке. Крупно обманутый «военный гений» был в дикой ярости, во всеуслышание крыл своих маршалов отборной руганью.
Но искусное отступление Барклая-де-Толли от границы после начала Отечественной войны в России не осуждал только ленивый. Надо отдать должное Александру I – он верил в своего любимца, так и не согласившись сместить его с командования 1-й армией. Однако новую должность главнокомандующего все-таки получил Кутузов.
Говорят, в отчаянии от того, что не был понят, Барклай-де-Толли, руководивший в Бородинском сражении одним из флангов, все время находился в самой гуще боя, словно искал смерти. Из находившихся рядом с ним офицеров двое были убиты, пятеро ранены. Под самим Барклаем убило пять лошадей. Его плащ и шляпу пробили несколько пуль. А однажды он оказался на пути атакующих французских улан и едва не был зарублен – в последний момент его отбили адъютанты и случившиеся рядом гусары. Но Михаил Богданович сохранял полнейшее спокойствие и продолжал эффективно руководить своими войсками, лично поведя их в атаку.
«Велико было прежде негодование против Барклая-де-Толли, но в Бородине общее мнение решительно склонилось на его пользу. Уже несколько недель не приветствовали его войска обычным восклицанием, но в Бородине от каждого полка гремело ему: ура! Однако же хвала, воздаваемая его бесстрашию, не могла искоренить в душе его горесть упреков, какими прежде его осыпали», - писал один из современников.
Так и не сработавшись с Кутузовым, полководец подал в отставку с поста военного министра. О феноменальной честности Барклая можно судить по письму, которое сразу после этого решения он послал жене:
«Готовься к бедной и скудной жизни, продай все, кроме книг и карт».
А когда вновь был призван к руководству войсками, в ставку ехал на перекладных, как простой поручик. Собственной кареты у него никогда не было.
Вновь Барклай-де-Толли попал в Восточную Пруссию в конце февраля 1813 года, когда русская армия начала свой заграничный поход. Предстояла осада мощной крепости Торн (теперь польский город Торунь.), с которой полководец справился блестяще, хотя до этого не имел подобного опыта. Уже через месяц вражеский гарнизон капитулировал. Для сравнения: все прочие вражеские крепости сдались уже в ноябре-декабре, после поражения Наполеона под Лейпцигом.
В третий и последний раз Восточную Пруссию Барклай-де-Толли увидел весной 1818 года. Безмерно уставший после многолетних беспрерывных сражений, он попросил Александра I об отдыхе. Император согласился и даже снабдил генерал-фельдмаршала крупной суммой денег. По пути на курорты Карлсбада полководец почувствовал себя плохо. Экипаж остановился в имении Штилитцен (Жиляйтшен) под Инстербургом (теперь это поселок Нагорное в Черняховском районе). Там 26 мая Михаил Богданович и скончался. Его сердце и внутренности извлекли и похоронили на месте, а забальзамированное тело отправили в родовое имение на территории современной Эстонии.
В Штилитцене, где осталось сердце Барклая-де-Толли, был сооружен памятник. Примечательно, что средства на него выделил вообще-то скуповатый король Вильгельм Фридрих III. Так оценили заслуги русского фельдмаршала перед Пруссией, освободителем которой его продолжали считать даже нацисты. В Третьем рейхе имя Барклая включили в перечень самых знаменитых немецких военачальников всех времен. (Правда, говорят, что во время Великой Отечественной мавзолей полководца кто-то разграбил, сорвав плиту саркофага и осквернив прах полководца в поисках орденов на его мундире.)
Оказавшееся в 1990-х бесхозным имение Штилитцен купил и принялся реставрировать небезызвестный Виктор Батурин, шурин московского мэра Лужкова. Но затем бизнесмену стало не до этого, и объект поменял еще несколько хозяев. В настоящее время усадьба разграблена охотниками за стройматериалами. Главную опасность представляют выпиленные балки, из-за чего все здание может обрушиться. Есть планы вернуть его в государственную собственность и обустроить там музей, но насколько они осуществимы, сказать пока трудно.
