Сгущавшиеся сумерки бесснежного декабря, подсвечивали серебристые облака, двигавшись единым фронтом ещё больше омрачали неприветливую природу, лишённую снежного покрова. Избора, укутав подозрительно тихое дитя, неслась в свою избёнку через весь двор.
- Где же это видано было, чтобы мать дочь бросала, - ворчала она себе под нос. Эта высокая, статная женщина, вообще, довольно часто ворчала. У Изборы внутри жило какое-то сознание того, что правильно, и что неправильно. И этими мерами она и жила, часто указывая и другим, как им жить нужно.
На нос няньке упало что-то холодное и мокрое.
- Снег идёт, - прошептала она, уставившись в мрачное небо, - Ветрозим пришёл, - и тут же бросилась ещё быстрее с драгоценным свёртком.
Конечно, в её мелкой избе не было ни люльки, никакого ещё приданого для младенца. Девочка оставалась тихой, только зыркала своими большущими глазами во все стороны, взгляд её сразу с самого рождения был не по-детски сознательным.
- Ишь-ты, Зима, - проворчала Избора, глядя на падающий снег в мутное окошко и одновременно кося одним глазом на тихого младенца.
На столе оставлять ребёнка было опасно, мало ли что. Достав одно из своих корыт, это было достаточно глубоким, женщина постелила в него кое-какого тряпья, повязала другое тряпьё на ребёнка и накрыла. Ночь обещала быть холодной. Печь не слишком хорошая ещё и дымила. А из стен дул ветер.
Впервые тихий младенец выразил какое-то беспокойство, недовольно заворочавшись под тряпками, но даже сейчас дитя не плакало, девочка только кряхтела.
- Эх-ты, эх-ты, - заохала Избора, которая в жизни ни мужа, ни детей не имела. Своими крупными, грубыми руками, она стала поправлять тряпки, которые столь неосторожно пытался скинуть ребёнок, - Резвая какая, - усмехнулась Избора.
Женщина чуть неуклюже погладила дитя.
Затем нянюшка встала и вдруг тихо, с придыханием запела-зашептала:
- Сколь ветру не биться, сколь снегу не кружиться, сколь стуже не мчаться, сколько метели не надвигаться, пусть в доме сём будет тепло и покой.
Она вышла и поклонилась снегу и ночи:
- Матушка Зима, не застуди, тут, поди, твоя кровинушка лежит.
Едва она захлопнула дверь, как с удовлетворением поняла, что стужа больше не пыталась выстудить её домишко. Маленькая Зима ещё покряхтывала лёжа в корыте, но всё тише и тише.
- Вот и первый сон пришёл, - прошептала Избора, - Дрёма, не подведи, пусть спит малая.
Избора прикорнула, сама не заметив, как заснула. Дрёма своими тёплыми лапами укрыл и её, и маленькую девочку, обе засопели под завывания вьюги.
Утро – белое, как свет разбудило Избору. Хотя солнце ещё не встало, но снег уже светился своим особым жемчужным сиянием. Да и привычка рано вставать давала знать о себе.
Избора встрепенулась, заметив, что печка вся вымазана чёрным.
- Домовой! – всплеснула руками женщина.
Неужели чем-то обидела его? Да нет, не могла. Всё по-старому, кроме маленькой Зимы разве что. Неужто Домовой обиделся на маленького младенца?
- Добромир Доброславович, - тихо позвала Домового хозяйка избушки. За печью зашуршало, но и всё. Домовой у Изборы не был разговорчив.
Приглядевшись, с зажжённой лучиной, Избора увидела целый, вымазанный вокруг корыта-колыбели круг…