Повзрослев, Гиорги полюбил любые вылазки и развлечения, а тематические парки особенно. И несмотря на то, что в них всегда всего слишком много - и шума, и света, и суеты, почему-то именно там, все это перестает иметь значение для его аутичной натуры.
Но так было не всегда. Когда то, любые, даже самые простые аттракционы, вызывали у него ужас и непреодолимое желание все бросить и бежать. Я не могла понять этого. Мне казалось, что он лишает себя удовольствия и радости, отказываясь от таких желанных для всех детей развлечений. И я долгое время настойчиво пыталась то впихнуть его в разноцветный паровозик, то водрузить на карусельных лошадей, но ничего, кроме ожесточенного сопротивления, в ответ не получала.
В итоге я смирилась. И, когда мы с подругами и их дочерьми, выбирались в старый-добрый, еще не знакомый с хипстерами и высокомерным снобизмом, парк имени Горького, я уже не приставала к сыну с уговорами. Мы просто бродили по тенистым аллеям и смотрели как катаются наши девочки. Парк в те времена был совсем другим. В нем не было лоска и ухоженности, но он был по-доброму шальным, свободным и каким-то ностальгически притягательным. Он был парком из нашего детства. С уличными торговцами, накручивающими огромные облака из сахарной ваты. С соблазняющими детей, яркими охапками надувных шаров на каждом шагу. С выцветшими велокатамаранами, лениво ползающими по мутноватой глади паркового пруда. С неказистыми аттракционами, заботливо выкрашенными к сезону 25 слоем краски.
Гиорги топал рядом со мной и терпеливо ждал, когда же мы все наконец устанем, сядем за столик уличного кафе и, наконец, предадимся чревоугодию. Но маленькие девчонки вошли в азарт. Они быстро перебегали от одной карусели к другой, умоляюще заглядывали в глаза матерям и, получив их одобрение, вспархивали на очередное пластиковое креслице, чтоб взмыть вверх над нашими головами. Их лица светились счастьем и от них невозможно было отвести глаз.
Любуясь маленькими непоседами, я, в очередной раз, прошляпила момент, когда Гиорги от меня сбежал. Оторвав взгляд от заразительно хохочущей детворы, я, оглянувшись, поняла, что его нет рядом. Прошли считанные минуты и он должен был быть где-то рядом. Я лихорадочно стала заглядывать за спины близ стоящих людей, но мой шкода не терял времени даром и успел умотать. Не увидев сына поблизости, я расширила свои поиски, подняла глаза и стала оглядывать всю площадку. Взгляд метался от одного малыша, похожего на Гиоргия до другого. А потом быстро споткнулся и застыл. Но не потому, что я увидела Гиоргия. То есть его я тоже увидела. Но сначала взгляд выхватил что-то необычное, а потом уже я увидела всю картину целиком.
На террасе уличного кафе, за столиком, под одним из огромных красных зонтов, сидела внушительная, большегрудая, статная дама с высоко взбитыми кудрями и тонко прорисованными бровями. Напротив нее сидел, судя по всему, ее внук - маленький, бледненький, тоненький мальчик, с идеально причесанными волосами и в до стрелочек выглаженных брючках. Их контраст был впечатляющ.
Но необычными были их застывшие в изумлении лица и округлившиеся до невероятных размеров глаза, устремленные... На кого бы вы думали? Да, на моего сына! На моего белокурого крепыша, твердо ухватившего своими сильными руками маленький кулачок незнакомого мальчика, в котором был зажат рожок мороженого. Он быстро и деловито слизывал слегка подтаявшую массу, каждый раз поворачивая кулачок ребенка той стороной, где мороженое грозило соскользнуть вниз.
Я стремглав кинулась спасать тщедушного мальчика и его мороженое от Гиоргия, а Гиоргия - от грозившей взорваться праведным возмущением боевой бабушки. Я подлетела, схватила в охапку своего сорванца, стала бормотать извинения и предлагать купить им другое мороженое. Пышная грудь дамы нервно вздымалась, рот беззвучно открывался, глаза извергали молнии, но она лишь гордо отрицательно покачала головой. Я, растерявшись и поджав хвост, вместо того, что бы оставить им денег и приласкать обиженного малыша, с перепугу просто дала деру. Медленно, но стремительно. И мне до сих пор стыдно. Хотя и смешно неудержимо.