Фактически спровоцировав Семилетнюю войну, непоседливый прусский король Фридрих II призадумался. Моментально составившаяся против него коалиция Франции, России и Австрии обладала значительным превосходством – если бы действовала одновременно и слаженно. Именно с целью не допустить столь невыгодного для себя варианта, тогда еще совсем не старый Фриц решил бить противников поочередно. «Лягушатники когда еще смогут изготовиться – до лета вряд ли поспеют, - размышлял он. – Русские традиционно неповоротливы, да и страна у них большая, а дороги плохие. Значит, тоже быстро не вспопашатся. Зато Австрия у меня под боком, с нее-то и начнем».
По замыслу Фридриха, следовало нанести удар по Богемии, которая тогда входила в состав Австрийской империи, взять Прагу и двигаться дальше на Вену. Действовать нужно было неожиданно и быстро. Налицо та самая тактика блицкрига, которую с успехом возьмут на вооружение немцы XX века. Впрочем, на сей раз и австрияки проявили неожиданную прыть – по крайней мере, их фельдмаршал Броун. Он предлагал напасть первыми, не дожидаясь французов и русских, разработал и в самом деле хороший план наступления, занял выгодные позиции и даже обустроил на границе с Саксонией магазины для снабжения 132-тысячной группировки.
Такая нехарактерная для ее военачальников активность сильно раздражала императрицу Марию Терезию. В конце концов ее терпение лопнуло, и Броун был заменен на посту главнокомандующего принцем Карлом Лотарингским, который тотчас отменил все распоряжения своего предшественника. Разведка у пруссаков была налажена неплохо, так что, Фридрих быстро узнал обо всем этом бардаке, но продолжал делать вид, будто ничего не замечает. А сам потихоньку стягивал войска, которым четырьмя колоннами предстояло вторгнуться в Богемию. Отличный стратег, король сразу понял, в чем уязвимость австрийцев: их четыре армии находились на изрядном расстоянии друг от друга и взаимную поддержку оказывать были просто не в состоянии.
«Богемская рапсодия» начала разыгрываться 18 апреля 1757 года, когда пруссаки перешли в общее наступление. Расчеты Фридриха полностью оправдались: лишь генерал Кёнигсегг рискнул дать сражение при Рейхенберге, но потерпел поражение. Остальные же поспешно отходили к Праге, в лучшем случае завязывая арьергардные бои. С такой заботой оборудованные австрийцами склады достались наступающим.
Благодаря тому, что часть австрийских войск вовремя к Праге так и не успела, Фридриху даже удалось обеспечить численный перевес над неприятелем – уникальный случай за всю войну! Впрочем, силы участников назревавшего сражения оказались примерно равными, поскольку один из своих корпусов Фридрих был вынужден оставить для прикрытия саксонского направления. В случае поражения австрийцев 30 тысяч свежих бойцов лишили бы их возможности отхода на запад. Ну а если бы для пруссаков все кончилось плохо, прикрыли бы отступление. Короче, 67 тысячам прусских солдат противостояла 61 тысяча австрийских (по другим данным, соотношение было 64 тысячи против 60 тысяч).
Генералы в штабе Фридриха советовали королю не торопиться, дождаться подкреплений, изучить местность и вообще хорошенько подготовиться. Но самоуверенный Фриц отдал приказ начинать, едва 6 мая его войска соединились под Прагой.
- Also, meine Herren, сегодня я решил разбить врага! – объявил он своим соратникам. – И мы должны драться непременно!
Правда, королю все же хватило благоразумия предварительно выслать на рекогносцировку гусарский отряд под началось генерала Ганса Карла фон Винтерфельдта. Легкие кавалеристы быстро убедились, что австрийцам и здесь удалось занять превосходные позиции. Их левый фланг был защищен крепостными укреплениями Праги, центр стоял на крутой возвышенности с болотом у ее подножия, а правое крыло укрепилось на косогоре под прикрытием деревни Штербохол (Штербоголь). Но именно тут Винтерфельдт углядел, как ему показалось в подзорную трубу, подходящий участок для неожиданной атаки.
- Там между озерами и плотинами есть засеянные овсом поляны, - докладывал он Фридриху, прискакав обратно в штаб. – По ним наши доблестные солдаты легко смогут подойти к австриякам вплотную и задать им перцу!
- Sehr gut! – обрадовался Фриц. – Мой верный Шверин, оказываю тебе честь нанести первый удар.
Генерал-фельдмаршал поспешил исполнить королевское указание. Кирасирской коннице он велел обойти Штербохол с юга, а сам с драгунами, пехотой и артиллерией ринулся напрямик через пресловутые овсяные поляны. Вот тут-то и ожидала пруссаков неприятная неожиданность. Выяснилось: то, что фон Винтерфельдт издали принял за зеленеющие овсы, в реальности представляет собой тинистые пруды, из которых спустили воду и которые успели порасти травой. Будучи не в состоянии мгновенно остановиться на марше, один полк за другим последовательно увязали в грязи, проклиная незадачливых гусар.
Большую часть пушек так и пришлось оставить, ибо по узким тропинкам, где имелась возможность пробраться, идти рядом могли, максимум двое, а третий уже проваливался по колено в трясину. Но пруссаки упорно продвигались вперед, умудряясь даже соблюдать относительный порядок.
Тем временем австрийцы сообразили, откуда ждать беды, и принялись спешно усиливать свой правый фланг. Одной только кавалерии там в итоге набралось 100 эскадронов! Вместе 15 пехотными батальонами и корпусом граничар (то бишь, иррегулярных пограничников) она обрушилась на прусскую конницу, которой, конечно, пришлось туго. Наверняка зная это, Шверин решил не дожидаться подхода основных сил. Едва к часу дня на более или менее сухое место удалось выбраться его гренадерам и трем пехотным полкам, как фельдмаршал бросил их в атаку, возглавил которую, искупая собственный «косяк», генерал Винтерфельдт.
Австрийцы встретили атакующих залпами из ружей и пушек. Пруссаки ложились целыми рядами, однако неустрашимо продолжали рваться к позициям противника, шагая по телам павших товарищей. Однако когда был ранен сам Винтерфельдт, а с ним еще два генерала, и выбыла из строя большая часть штаб-офицеров, пехотинцы заколебались, остановились а затем начали пятиться.
Тогда 73-летний Шверин ринулся в самую гущу боя подхватил из рук раненого юнкера батальонный штандарт, и с криком «Пруссия и Фридрих! За мной, ребята!» поскакал на врага. Но почти сразу получил в живот, грудь и голову несколько картечных пуль и выпал из седла. Достойная смерть для профессионального военного, но подвиг ветерана пропал даром и даже возымел обратный эффект. Увидев гибель своего фельдмаршала, прусские солдаты ринулись в бегство и развили такую прыть, что потом остатки разгромленных и деморализованных батальонов пришлось собирать по окрестностям трем кавалерийским полкам.
Когда Фридриху доложили о героической гибели фон Шверина, король не подал и виду, что огорчен. Нет, никак нельзя было в такую минуту проявлять слабость.
- Ничего особенного, это из-за его сумасбродства, марш, марш! - скомандовал Фридрих, посылая в бой новые силы.
Он решил атаковать левый фланг австрийцев, впервые применив свою излюбленную «косую атаку» силами конницы графа фон Цитена. Неожиданно для противника из-за спин скакавших в развернутом строю кирасир и драгун вырвались гусары и зашли оборонявшимся в тыл. Завязалась жуткая рубка, в которой верх одержали пруссаки.
- Ах, господа, у меня судорога! – схватился за грудь принц Лотарингский, когда понял, что дело швах. И грохнулся с коня наземь, после чего был отнесен заботливыми придворными в Прагу и больше в сражении участия не принимал.
Чтобы прикрыть оголенный фланг, фельдмаршал Броун был вынужден перебросить очередную часть войск с центральной позиции. Ее так часто использовали в качестве резерва, что в конечном итоге там образовалась изрядная брешь. Кто именно из прусских командиров ее заметил, так и осталось тайной. Говорили, что сам Фридрих, но в тот момент он находился на другом участке, а значит, это утверждение – не более чем обычная лесть. Скорее уж, зорким оказался кто-то из командиров томившихся здесь в совершенном бездействии батальонов. Проявив инициативу, комбат приказал атаковать – и все вышло как нельзя лучше. Австрийская армия оказалась рассеченной надвое, а сам тактический прием вошел в учебники военного дела под названием «Пражский маневр».
После того как вслед за конницей в австрийский тыл прорвалась и прусская пехота, сражение приняло вид тотальной свалки: дрались на всех участках, причем с предельной ожесточенностью.
«Светлый, чудесный день был обращен во мрак, пороховой дым и пыль, поднятая столькими людьми и лошадьми, погрузили всё в такую темень, что люди стали почти неразличимы, и это ощущалось не иначе, как если бы в этот день наступило светопреставление», - повествовал потом очевидец беспримерной по кровопролитию баталии.
Австрийцы в храбрости не уступали пруссакам, но были лишены единого руководства, когда Броун получил ранение (в отличие от принца Лотарингского, вполне реальное, больше того – оказавшееся смертельным, генерал умер потом в Праге) и выбыл из строя. Теснимые со всех сторон, они, наконец, побежали. Лишь на северном участке фронта австрийская пехота продолжала отбивать прусские атаки, пока принц Фердинанд Брауншвейгский не раздавил ее силами шести свежих батальонов, исчерпав все имевшиеся резервы.
Началось преследование отступавших в беспорядке австрийцев, которых прусские кавалеристы гоняли по горам и долам вплоть до темноты. Кому-то удалось спастись в полях, кто-то сумел пробиться в Прагу, которая оказалась в осаде.
Победа дорого далась пруссакам, которые только убитыми потеряли 3465 человек, в том числе маршала и трех генералов. Свыше 9000 было ранено, 1563 попали в плен, а еще 239 дезертировали прямо с поля боя. Потери австрийцев составили 2190 убитыми (среди которых один генерал), 6859 ранеными и 4275 пленными. Врагу также пришлось оставить 60 пушек. Согласно другим источникам, Фридрих недосчитался 11 тысяч убитыми и 4500 ранеными, а австрийцы соответственно – около 13 500 и 9000. Возможно, эти данные несколько преувеличены. Но в любом случае бойня вышла знатной, в прусско-австрийских войнах подобной доселе еще не было.