Я помню как читал автобиографию одного писателя: ты можешь начинать писать только тогда, когда твоя жизнь становится скучной, иначе у тебя просто не будет времени, чтобы писать, слушать, запоминать. Я подумал: как жаль, что моя жизнь такая насыщенная.
Вчера мы зашли в bar, в тот момент когда мои мысли завязались в сотни маленьких узлов.
Иногда хочется просто быть кошкой: вылизывать свой хвост, лапы, живот и засыпать уткнувшись в теплое одеяло. Но мы сидели посреди шума. Первый теплый день в году, за стеной перекопанная улица гудит подростковыми выкриками, в воздухе висит запах беззаботной весны, предвкушение трех месяцев лета.
Лето навсегда останется для меня символом свободы: никаких требований, никаких запретов – только ты, ветер в траве, семечки в бумажном конверте, babushka на скамейке возле подъезда и пьяный сосед на балконе с вонючей папиросой.
Мы сели за большой стол. Справа от меня сидела пьяная парочка старше меня вдвое. У нас завязался разговор и с первых минут меня не покидала мысль о том, что мы пропускаем все самое интересное. Я уже не так мал, чтобы просто соглашаться со всем и кивать головой, но еще и не достаточно вырос, чтобы перебивать и постоянно вставлять свои ремарки. В один момент я все-таки не выдержал и врезался в нескончаемый монолог пожилой женщины, которая целиком и полностью перешла в поучительное нападение.
- Понимаете, мне не так важно сколько вам лет и какой у вас опыт. Мне гораздо интереснее говорить с вами на равных, поскольку мы здесь с вами ничем друг другу не обязаны.
- Замолчи.
Я замолчал и отключился. В этот момент в мои уши вцепился ее муж. Грустный мужчина с седой бородкой и опухшим лицом. Оправа его очков врезалась в щеки с такой силой, что наверно, по вечерам, когда он приходит домой и снимает их, под глазами остаются две большие вмятины. Сначала он говорил о книжной иллюстрации, о художниках, культуре, своем опыте преподавания в институте, сокрушался на тему повсеместной коммерциализации искусства и периодически вставлял в монолог теплые мысли о Варшаве. Постепенно Варшава вытеснила все остальные темы и его пьяный мозг полностью переключился на волну ностальгии о своих польских коллегах и прекрасно проведенном времени вместе с ними. Он рассказывал о джазовых концертах, о том, что поляки очень близкие нам по духу люди и, что мне непременно, нужно уехать в Варшаву на неделю, а лучше на две.
Однажды я побывал в Варшаве. Мы полетели с моей girlfriend в Париж и у нас была 10 часовая ночная пересадка в этом городе. Мы решили выехать из аэропорта и прогуляться по центру. Ничего скучнее в моей жизни не было. Самым веселым событием за ночь был «двойной whopper» в местном Бургер Кинге. Тогда я подумал, что Варшава будет последним местом куда я соберусь поехать. А тут этот мужик со своими советами. Я попытался что-то вставить, но он не давал мне говорить. Тогда я замолчал и отключился.
Я представил, что за моими плечами сейчас сидит маленький и незаметный художник, в самом темном углу бара. Какой-нибудь Тулуз-Лотрек или Вангог, и пишет мою спину грубыми пастельными мазками. Он думает: какая у них интересная жизнь! сидят, оживленно общаются, такие разные, но им так интересно вместе. Потом пройдет сотня лет, художник давным давно умрет неизвестным пьяницей и балагуром, а его картины простоят в пыли, до того момента как их откроет какой-то престарелый искусствовед и обнаружит великий талант. Ну и дальше понесется все по полной программе: музеи, выставки, журналы, афиши. Повсюду моя спина в тусклом свете пивного бара, опухшее лицо пожилого мужика и ни одного упоминания о том, как мне было невыносимо скучно.
Я допил второй стакан пива и пошел в туалет.
Неужели я в старости тоже будут таким занудой? Хотя, с чего бы это должно случится. Я всю жизнь переживал, что стану как мой папа: разбитый, пьяный, повернувший не туда, опустошенный. Постоянно думал о том, как обойти все это стороной, воспитывал интерес ко всему, что меня окружает, вцеплялся в каждый сантиметр жизни зубами и вырывал кусок себе. Музыка, искусство, книги, кино, разговоры, философия, космос, физика, медитации, буддизм, социология, психология, скоростное вождение. Я впитывал все, что попадалось мне под руку и в какой-то момент перестал понимать себя. Все накопленное провалилось в черную дыру бессознательного, голод сменился тошнотой, интерес превратился в страх, молодость посмеявшись отвернулась и пошла в противоположную сторону.
- Все, мы уходим. Спасибо за вечер, всего хорошего!
Женщина рванула ко мне и вцепилась в мой воротник. Я чувствовал, что ей просто не хочется, чтобы мы уходили и она не знала как об этом сказать. Буквально час назад она сказала, что видит меня насквозь и незаметно для себя сама стала совершенно прозрачной, практически невидимой. Мы выходили из бара, а они кричали нам что-то в след про Варшаву и их непутевого сына, постепенно растворяясь в воздухе и заплетаясь в маленькие узелки моих мыслей.