Одесса. Август. Остановка.
Мы с Леной ждём пятый трамвай, что домчит нас до Ланжерона, где бледные петербургские тела приобретут наконец человеческий оттенок. Ненадолго, но все же. Вместе с нами на остановке пара ребят за тридцать: довольно крупная девушка и довольно щуплый парень. Похожи на местных, но слишком уж бледные.
К остановке подкатывает полный по самые рога трамвай. Его потное нутро из будущих пляжников стонет и вздыхает, но никто не выходит, и мы с Леной провожаем взглядами увозящую эту жаркую массу машину, опасно наклонившуюся на повороте.
Девушка на остановке окидывает нас оценивающим взглядом, замечает в моей руке том Шолохова, в глазах появляется любопытство.
— Девочки, вы купаться?
— Купаться — отвечают девочки.
— А хотите с нами, на пляж для местных?
Мы переглядываемся и соглашаемся. И дожидаемся вместе с Машей, которая успела представиться, и ее другом, который еще не, потасканную иномарку. Мы садимся и катимся куда-то вдоль бульвара, все дальше и дальше от центра и остановки и пятого трамвая и даже Ланжерона.
— Вы откуда такие бледные? — спрашивает водитель, поправляя зеркало заднего вида.
— Из Петербурга, — Лена гордо прикрывает бледные колени сумкой — но вообще-то из Сибири.
— Я тоже хотела в Петербург уехать. Там культура. — Маша снова косится на Шолохова — И люди такие…ну…другие. Но разве отсюда уедешь?
— Ты такая же петербурженка, как я — ворчит ее друг.
Но у меня за окном появляется море, и мне уже плевать, кто тут не Маша или не петербурженка.
— А правда, что в Петербурге все по-другому называется? — говорит со мной море машиным голосом.
— Ну…не все, но некоторые вещи.
— А как у вас сахар называется?
— Так и называется: сахар.
— А у нас — песок! А пакет как?
— В Москве — пакет, в Петербурге — мешочек.
— Правда? — радуется Маша — А почему?
— Не знаю. Это как парадная и подъезд, водолазка и бадлон, бордюр и поребрик.
— Бордюр и поребрик — это совсем разные вещи — авторитетно вмешивается Лена.
Она дольше живет в Петербурге, я не спорю, Маша хочет что-то ещё спросить, но наш автомобиль съезжает на обочину. «Приехали», — объясняет водитель — «если кто спросит, вы с Жориком. Это, кстати, я». Мы выходим из машины. Внизу, у обрыва, плещется море, оттуда же доносятся голоса и музыка, но деревья скрывают пляж так, что заметить его практически невозможно.
Довольно грузная Маша хватает сумку и легко ныряет куда-то под густую крону дерева. Я иду за ней и оказываюсь на довольно крутой тропинке. Через несколько минут мы выходим к небольшому галечному пляжу. С одной стороны он ограничен бетонной стеной, с другой — густым лесом. В скале грот, в гроте — бар. И море, слепящее своими манящими отблесками. Море!
Бывают такие моменты, когда мозг уже заметил что-то и послал сигнал, а сознание ещё обрабатывает информацию. Вот пляж, он заполнен голыми людьми, вот грот, в нем бар и музыка, вот море. Стоп. Вот пляж, он заполнен людьми. И все они…голые. Разной степени загара тела лежат, стоят, ходят, бегают, играют в волейбол, пьют пиво, натирают друг друга кремами, делают массаж и просто загорают. Здесь местные Сары надевают своим Изям на макушки шляпки. От солнца. Видимо, у остальных частей одесского тела иммунитет к солнечным лучам.
Мы с Леной переглядываемся. Маша хватает нас за руки и тащит в самый центр пляжа, к самой многолюдной компании.
Нас встречают радостно, широкими улыбками. Наверное. Я могу только догадываться, потому что на лица я смотрела в последнюю очередь. Вообще смотреть на них не было абсолютно никаких сил — мое тогда ещё петербургское нутро не было готово к такому гостеприимству. «Это Даша и Лена, они из Петербурга, но вообще-то из Сибири! Падайте, девочки!». Мы не торопясь опускаем сумки на раскалённую гальку, снова переглядываемся. «Что делать?» — одним взглядом спрашивает меня Лена. «А я знаю?» — одним взглядом отвечаю я. То ли на жаре мозг не очень хочет думать, то ли весь этот одесский римейк Босха подкосил мою адекватность, но я начала расстилать полотенце. «Да ладно?» — не унимались взгляды Лены. «Коньячку?» — ворвался в наш диалог взгляд какого-то мужчины лет 50. «Спасибо, не нужно» — слабо отказывается Лена и натягивает футболку до середины бедра. «Не бойтесь, вы можете быть в купальниках, если вам так комфортнее,» — объясняет мне уже голая грудь Маши. Наверное, Маша тоже там была, но это не точно. Я восхищалась открытостью этой дамы. В размере 50+ она явно видела только плюсы. Много плюсов. Два из них в этот момент объясняли мне, что тут все свободно, хотите — раздевайтесь, хотите — нет. «Спасибо» — выдохнула Лена и улеглась на полотенце. Не в купальнике, нет — в футболке. Наверное, если бы у неё с собой оказалась шуба — тоже пошла бы в ход. Я разделась до купальника и улеглась загорать.Если лежать на нудистском пляже с закрытыми глазами, он ничем не отличается от любого другого. Шум моря, крики чаек, гомон отдыхающих . Ну а что? В конце-концов, мы на пляже, бесплатном, что тоже приятно. Немного впивалась сквозь полотенце в привыкшие к шезлонгу бока раскалённая галька, но это, говорят, даже полезно.
— Нет, ты представляешь, она говорит, что энергия земли синяя и холодная! — раздаётся первый мужской голос в паре метров от меня.
— Да ладно?! — отвечает другой мужчина.
— Прикинь! Ну каждый идиот знает, что энергия земли красная и горячая!Мое воображение рисует образы каких-то не то эльфов, не то сумасшедших аскетов. Но я не поведусь, не посмотрю, не на ту напали! Я приехала на пляж, и сам черт не сдвинет меня отсюда, не то что пара каких-то эльфов. Через пару минут мой мозг утопает в жаре, сознание мягко ослабляет хватку, и я, наконец, свободно растекаюсь всем своим надежно прикрытым купальником телом по полотенцу. Меня накрывает какая-то полубредовая дрёма: голые эльфы бегают по горячей земле, раскалённой гальке, кричат как чайки…«Девушки, коньячку?» — интересуется мужской голос, и надо мной нависает тень. Я вздыхаю, стаскиваю с лица панамку, открываю глаза и… «Что там?» — спрашивает Лена и приподнимает очки. «Ничего,» — хочу сказать я, но не успеваю. Прямо над нами нависает половина мужчины. Нижняя. Верхняя, наверное, тоже есть, но надежно спрятана за огромным животом. Судя по нижней половине, мужчина стар, сед и очень гол.
«Ну так? Коньяк будете?» — интересуются сверху. «Да, пожалуйста», — хрипит Лена. Я восхищаюсь ее способностью сохранить лицо и мысленно навсегда прощаюсь с черносливом. «Ну вот же! Сразу бы так!» — мужчина присаживается и показывает, наконец, нам свою лысую голову с пышными седыми усами. Глаза снова слепит солнце, но это даже хорошо. Лена хлопает немного коньяка из пластикового стаканчика. Я успеваю заметить, что те двое вообще не похожи на эльфов. Скорее на школьных учителей. Стоп фантазия.
«Купаться пойдёте?» — интересуется человек-чернослив. «Мы попозже, спасибо» — отвечает коньяк в Лене. Мужчина понимающе кивает и легкими прыжками направляется к морю. Я вот всегда недоумевала, как они ходят по этой раскалённой гальке? Ноги же жжет. «Это единственное, что тебя сейчас занимает?» — Лена встаёт. Видимо, я рассуждала вслух. «Ты куда?» — я прикидываю, каковы шансы, что коньяк уже вдарил в голову подруге, и она готова скинуть футболку. «В бар» — отрезает Лена и уходит.
Я чувствую себя брошенной и сажусь на полотенце, наблюдаю за голыми людьми. Вот они лежат, едят фрукты, пьют пиво, прыгают по гальке к воде, выплывают из моря и даже играют в мяч. И тут я заметила, что в телах этих людей совсем нет блоков и зажимов. Расслабленные шеи, бедра, спины. Лёгкие, размашистые движения, громкие голоса, хохот полной грудью. Меня даже слегка придушила холодной лапой зависть.
Вдруг «не такими» стали мы. То есть я. Я сидела в центре пляжа. Одна. В одежде. И чувствовала себя странненькой девочкой, на которую окружающие либо не обращают внимания, либо бросают сочувственные взгляды. Наверное, так вольные собаки динго смотрели бы на хозяйскую болонку в ошейнике. Вот, мол, какая незадача. Ну ты хоть это, коньяку, может?
В размышлениях я не заметила, как вернулась Лена. Она молча сидела рядом и так же всматривалась в людей вокруг. Никто не шикал, что мы пялимся. Наоборот, они как будто всеми способами говорили: «Смотри! Смотри, как нам круто! Давай, делай, как мы!» Лена повернулась ко мне, мы несколько мгновений посмотрели друг на друга в нерешительности. «Жарко…» — как-то неуверенно протянула Лена. «Угу…» — промычала я. Ещё минуту никто из нас не шелохнулся. «Думаю, Ланжерон за той стеной» — показала Лена на невысокий бетонный разделитель. Я посмотрела на отдыхающих вдалеке. Надежно одетых отдыхающих. Я думала о Маше. Доброй и улыбающейся Маше, так любящей Петербург. Я достала закладку из Шолохова — билет в Александринский театр. «Маше. Не настоящей петербурженке, но очень настоящей. С благодарностью от сибирячек. Даша и Лена».
Через полчаса мы улеглись в мокрых купальниках на привычные шезлонги Ланжерона. Солнце такое же, море такое же, но что-то все равно было не то. «Девушки, а хотите мохито? Можно безалкогольный» — рядом с нами появился молодой человек в футболке, шортах и очках. Лена посмотрела на него каким-то протяжным, прямым взглядом: «Да вы знаете, нам бы коньячку...»