И , кстати, о приключениях. И снова о моем вокальном искусстве. Везет мне на это вокальное искусство - что поделаешь.
Когда я работала в одном туристическом издании, наш журнал получил приглашение прислать журналиста на десять дней на конное ранчо неподалеку от Кемера , и я это приглашение приняла. Поездка неожиданно вышла совершенно замечательной - пожалуй, лучшей из тех, в которых я когда либо была.
Стоял конец октября, сезон завершился, на большом ранчо обитала только обслуга, конюхи, я и хозяин заведения - очень приятный дядечка лет пятидесяти по имени Халюк.
Номера тут были вполне спартанскими(шкаф, небольшой стол, узкая кровать с шерстяным колючим одеялом), а пища - самой простой (протертые пшеничные каши на бульоне, плов, вареная баранина) - но спалось там великолепно, а эту немудреную домашнюю еду готовили два таких виртуоза-повара, что тарелку даже после второй добавки хотелось вылизать.
По ранчо бродили стаи живности. Существование тут кипело на всех уровнях: мир жуков-носорогов, желтых божьих коровок, мелких шустрых ящерок, флегматичных мокриц и весьма целеустремленных сороконожек гармонично сосуществовал с миром животных покрупнее - несметным множеством мелких лесных птиц, индюками, утками, дивной красоты красными петухами, собаками, кошками, овцами, козами... ну, и лошадьми, конечно.
С утра я несколько часов тренировалась на манеже, купалась (добровольно, даже с восторгом!)в ледяном совершенно бассейне, потом обедали на террасе под виноградной кровлей - а после обеда мы с Халюком (он - на длинном гнедом арабе, я - на золотистой лошадке-халфлинге) совершали верховую прогулку по заросшим серебряно-зелеными оливами холмам. Доезжали до пустынного морского побережья и возвращались им же - по тонкому белому песку, в котором утопали копыта лошадей.
Вечером же Халюк возил меня по здешним достопримечательностям - форелевым фермам, раскопкам, маленьким фабрикам по производству ковров и керамики. А заканчивался день в одном из ресторанов - с бесконечным чаепитием и разговорами. Халюк был изумительным собеседником - этот человек с великолепным европейским образованием прекрасно разбирался и в биологии, и в истории, и в политике.
И вот, на третий или четвертый день такой безмятежной жизни мы засиделись в чайхане допоздна, не на шутку увлекшись наполеоновскими войнами. Обратно на ранчо ехали уже глубокой ночью по горному серпантину - освещенному весьма условно. Тут я и поняла, почему Халюк модифицировал свой мерс, нарастив ему какие-то невероятно мощные, но довольно уродливые добавочные фары: ездить по этим глухим, неогороженным кручам ночью без полной иллюминации сложно.
И вдруг - Халюк резко тормозит. Я даже не успела понять в чем дело - лишь потом увидела, что перед машиной стоит женщина: вся изодранная и что-то голосящая.
Когда мы выскочили из машины, оказалось, что это моя соотечественница. В совершенной истерике.
- Там, там! Машина упала!!!! Ой!! Там люю-уди!
Я начала быстро переводить - Халюк вытащил мобильный и набирает какие-то цифры.
- Да что вы стоите!!! - кричит женщина. -Они же там сейчас умрут!!!
И рукой машет за небольшой земляной вал на обочине.
- Сколько людей?
- Дв-дв-двое!!! Мамочки-и-и!
И не успел Халюк ухватить меня за куртку, как я перешагнула за этот вал.
Теперь нужно объяснить, что не видно ни хрена. Вообще. А у меня в голове тем не менее почему-то имеется убеждение, что с гор мы уже съехали и едем по обычной дороге.
Так вот - это убеждение оказалось ошибкой. За насыпью имелась вовсе не придорожная канава, а полноценный крутейший обрыв семидесятиметровой глубины.
В который я и улетела.
Полет проходил бурно - я пыталась цепляться за склон, поросший колючей гадостью, как-то тормозить, но продолжала лететь кубарем, лишь иногда сбавляя скорость после врезания в очередной куст. Тоже колючий, естественно. В Турции , надо сказать, вообще растет много всякой недружелюбной травы - побегать там босиком или хотя бы шортах по лесу или полю может решиться только законченный псих. К счастью, на мне были грубые джинсы и прочная куртка из буйволиной кожи - тем не менее ко времени приземления мое тело было нафаршировано примерно килограммом шипов разных калибров и конструкций.
Уж не знаю, как эта барышня ухитрилась влезть наверх -склон был крутейший.
Прибыв, так сказать, в точку назначения, я тут же вскочила на ноги. Просто из интереса - посмотреть, что у меня сломано. Оказалось, ничего. И боли от царапин на адреналине, естественно, не чувствовалось. Машину я нашла довольно быстро - белая, заметная даже в этом мраке тачка висела в нескольких метрах от меня на группе низких деревьев, поскрипывая дверями - и от нее опасно пахло бензином. Внутри никого не было. Я начала обшаривать местность - и тут услышала стоны.
Пораскидало ребят прилично - я даже решила их не оттаскивать. Если и рванет, то до них достать было не должно. Сперва я наткнулась на неподвижное тело, но стонали дальше - и я поскакала туда.
Мужик был огромен - килограммов сто пятьдесят навскидку. Рубашку с него сорвало и огромное белое пузо расплылось по бокам, мешая мне ощупывать пострадавшего в поисках открытых ран.
- Лля- стонал мужик, испуская волны кошмарнейшего перегара_ - Больно!Лляя!
- Тихо-тихо, сейчас все будет хорошо. Да, все будет просто отлично. Ноги двигаются? Пошевели пальцами!
- Уяяя, а-а-а - плохо!
- Терпим, терпим. Совсем чуть-чуть. Сейчас, помощь придет
- Уёё! Лля-а-а!
- Как тебя зовут? Имя? Как зовут? Ну же, КАК ТВОЯ ИМЯ?!!!
- Миша... Лля-а-а
Говорят от пережитого кошмара трезвеют? Ну так с Мишей этот фокус не удался. Понять бредит он от шока или от алкоголя было невозможно.
- Так, сейчас полежи, я осмотрю второго и вернусь.
- Неет, не уходи!!! Больно!!!
Миша вцепился мне в талию - и вцепился так крепко, что оторвать его можно было, лишь переломав Мише пальцы. Что было как-то неправильно по отношению к жертве автомобильной аварии.
- Песню спой! Песню мне спой! Я же умираю, лля! Пой песню, сука-а-а!
- Я бы с радостью, но тебе же хуже будет, Мишенька
- Пой!!
Ну мне что, жалко? Умирающий же просит. Я вздохнула, поудобнее расположила жирный Мишин затылок у себя на коленях и, стараясь не думать о втором раненом, принялась петь.
" Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!
Преодолеть пространство и простор,
Нам разум дал - стальные руки-крылья!
А вместо сердца - пламенный мотор!"
Нет, ну надо же и меня понимать. Я тоже ведь в шоковом состоянии пребываю
Вот и возрождаются в сумеречной части сознания древние хтонические образы эпохи пионерского детства.
"И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ. Тра-ла-ла-ла!"
- Хорошо, - бормочет Миша.- Как мама в детстве...
- Если это так, - думаю я, - то ты, Миша, явно из тех парней, про которых уважительно понизив голос, говорят "им многое довелось пережить!"
Смены репертуара Миша не требовал и вполне удовлетворялся песенкой истребителей, повторяемой снова и снова, но стоило мне замолчать, как неслабые ручки его сжимали мою тушку с удвоенной энергией. Довольно больно, между прочим.
Тем временем в ущелье становилось все светлее - только я тогда не знала почему. А, оказывается, все проезжавшие по дороге машины останавливались, разворачивались мордой к обрыву, слегка наклонив ее вниз и включали фары дальнего свете. К приезду скорой помощи, вызванной Халюком, добровольцы уже нашли в полукилометре отсюда более-менее пологий спуск, и до нас врачи с носилками добрались где-то через час...
Я от госпитализации наотрез отказалась и провела всю ночь в ванной- вынимая из себя колючки. Халюк мне дурного слова не сказал, только потом пару дней на моих глазах демонстративно пил какой-то местный аналог валокордина. Девушку, оказавшуюся проституткой из наших, задержали и начали готовить ее документы к высылке, а второй раненый, турецкий водитель, скончался в отделении нейрохирургии на следующий день. У Миши же, несмотря на пролом черепа и травму тазобедренного сустава, здоровье сразу пошло на поправку. Халюк держал связь с госпиталем.
- Он тебя помнит и просит приехать.
- Ни за что!!
- Ты уверена? Знаешь, а он ведь очень богатый человек - и он уверен, что ты спасла ему жизнь...
- Я не спасала.
- Конечно, не спасала. Но он думает иначе. Может, мне отвезти тебя в госпиталь?
Но мне очень, очень не хотелось видеть Мишу. Смотреть в глаза при свете дня человеку, который целый час слушал, как я пою... Нет, к этому я была не готова.