Солнце уже давно поднялось, когда Грейс открыла глаза, с трудом вспоминая свой ночной кошмар, который преследовал ее последнее время. Солнечный свет прогоняет кошмары, изгоняет тьму и ночь. Она потянулась на ворохе постельного белья, и резко поднялась с кровати. Голова грозилась рассыпаться на сотню осколков. Денег осталось чертовски мало, львиную долю она потратила, пока колесила как бешеная по всем доступным дорогам и тропам, и только для того, что бы в итоге снова вернуться в свою провинцию. Но, быть может, эта крайняя нелогичность ее поступка, все же собьет их со следа. Она с силой сжала виски, крепко зажмурившись. Вода и свежесть. Вот что сейчас было необходимо. Подойдя к зеркалу в ванной, она критично оглядела свой пропыленный замызганный наряд, и с остервенением стянула его с себя, не заметив, как в зеркальной глади отразилась плотная пелена темноты в дверном проходе. Холодные капли воды вмиг отрезвили горящую огнем голову. Теперь она могла трезво соображать. Тряхнув влажными волосами, и оставив их свободно змеится по плечам, Грейс, обернув тело полотенцем, вернулась обратно в комнату, открыв одну из сумок, которую она принесла вчера. После бесконечных дней странствий хотелось быть красивой. Вытаскивая ненужные вещи из сумки она, наконец, добралась до лежащего на самом дне, и единственного платья в ее арсенале. Расправив его на кровати, не вставая с колен, она любовно провела пальцами по темно – синей материи, но неожиданно ее лицо изменилось. С чего ей взбрело в голову надевать платье? Дикость какая – то. Она нахмурилась, сложив его и снова убрав на самое дно сумки, выложила привычные джинсы и футболку. Она наденет его, когда жизнь вернется в привычное русло. Когда она перестанет бояться за свою жизнь и когда перестанет быть беглянкой. Большая ветвистая люстра над ее головой, замигала электричеством и одна из лампочек не выдержав напряжения, взорвалась. Свет погас. Поднявшись на ноги, девушка нахмурилась, устремила взгляд на потолок и прошла к выключателю. Пробки были безнадежно выбиты. Покачав головой, она быстро оделась и снова закопошилась в сумке, ища то, что не раз выручало ее в самых непредвиденных обстоятельствах. Тяжелый железный фонарик привычно лег в руку. С силой тряхнув его и удостоверившись, что он горит, она вышла из комнаты. Она помнила, что видела щиток вчера, когда занималась уборкой.
Ступени подвала встретили ее глухим, натужным хрипом и за ее спиной сомкнулся мрак. Она медленно спускалась вниз, вытянув руку в которой был зажат фонарик, свет которого неверным тусклым пятном, старался развеять темноту. Последняя ступень была преодолена, и она огляделась. Обоняния достиг прохладный, влажный запах земли. Руки до подвала так и не дошли. Свет фонарика выхватил покосившиеся, рассохшиеся от времени полки, на которых стояли банки с краской, побелкой, мешки с чем – то непонятным и остальные вещи для отделочных работ. Заржавелый, с выгнутыми рогами велосипед был приставлен к стене и в его спицах, плел узорчатую паутину большой, жирный паук, который заметив свет, быстро поднялся вверх, скрывшись в щели стены. Наконец ее взгляд наткнулся на то, что она искала. Железный, закрытый щиток вынырнул в поле ее зрения. Она подошла к нему, зажав фонарик подбородком и зацепив пальцами дверцу, потянула ее на себя. С тихим, едва уловимым скрипом, она поддалась. Чихнув от поднявшейся пыли, Грейс перехватила фонарик в руку, сощурившись, разглядывая внутренности щитка. Сбоку от нее послышался лязг и она резко обернулась на звук, осветив пространство светом. Тяжелый, заржавевший гаечный ключ, лежал на земле, сорвавшись с полок. Страха не было, осталось лишь любопытство. Быстро подойдя к нему, девушка подняла его с пола, уложив на прежнее место и фыркнув, вернулась обратно к щитку. Она протянула руку, почти коснулась пальцами выключателей опущенных вниз, как электричество заискрилось, и они резко, одновременно поднялись наверх, а дверца щитка с грохотом запахнулась. Грейс отступила на шаг, чувствуя, как волосы на затылке встали дыбом и бегом кинулась вверх по лестнице, с каждой секундой стараясь покрыть расстояние до своей комнаты. Плотно закрыв за собой дверь, она села на кровать, широко открытыми глазами продолжая смотреть на дверь, стараясь заглушить стучащее сердце. Всему должно быть объяснение, упрямо, без слов повторяла она сама себе. Всему, что происходит есть объяснение, но если его и нет, то…. Страх медленно сходил на нет, облекаясь в принятие. Если его нет, то она теперь не одна.
***
Он следил за ней, слившись с тенями, в самом дальнем углу ее спальни. Сегодня его красавица станет самой красивой куклой в мире. Она наденет платье и он сможет любоваться своей игрушкой весь день. Она будет порхать по дому, словно бабочка, а он будет видеть ее улыбку, слышать ее голос, и может быть, он даже сможет коснуться ее светлых волос. Он не будет заставлять ее боятся. Не сегодня. С неослабевающим вниманием он продолжал наблюдать за тем, как она роится в сумке, ища достойный ее наряд, и вот в ее руках возникло темно – синее, простенькое платье. Он на мгновение зажмурился. Когда – то давно, у каких – то пришельцев, сейчас он уже не мог вспомнить каких, была малютка дочь и у нее было бесчисленное множество фарфоровых кукол. И одна из них тоже была наряжена в такое же простое платье, того же оттенка. Ему нравились игрушки той девочки. Он даже на несколько дней забыл о своих играх, раз за разом возвращаясь в комнату к девчушке, что бы понаблюдать за чарующими созданиями. Они стояли, ровными рядами, совершенные и бесподобные, укрытые гладким прозрачным стеклом. Он помнил бледный фарфор, такой же как у его балерины. Одинаковые пышные, золотые кудри и большие стеклянные глаза. Та маленькая девочка, тоже была похожа на них, он помнил. Те же локоны, те же платьишка, те же большие глаза, только ее глаза были живые. Эта девчушка была единственной его игрушкой, которую он не сломал, более того, он ее отпустил. Он хмыкнул, вспоминая тот момент и встрепенулся. Что – то было не так. Его нынешняя красавица, убирала платье на самое дно сумки. Внутри нарастал гнев и ему пришлось стиснуть зубы. Куклу следует учить, раз она не хочет играть по правилам. Один неуловимый жест, и лампочка взорвалась, осыпав пол, невидимыми глазу, осколками. И подумать только, кукла, даже не вздрогнула. Он сузил глаза, раздувая ноздри, следя за тем, как она подходит к выключателю и пожимает точеными плечами. Он тенью скользил за ней, вниз в подвал, и чувство гнева продолжало расти. Ощущая досаду, он играючи скинул тяжелый ключ на пол. Кукла не боялась, более того, ей было любопытно. Сдавленное рычание сорвалось с его губ. Достаточно. Он резко взмахнул рукой, заставляя ток, пробежать по щитку, включая свет и закрывая дверцу. И тогда гнев медленно пошел на убыль. Кукла поняла, что Кукловод не доволен. Он видел отраженный в ее зрачках страх, и сладкий, мертвый аромат лилий достигал его носа. Он позволил игрушке сбежать от него, и только когда ее шаги затихли на верху лестницы, он облокотился на шкаф и его губы изогнулись в оскале. Кукла вздумала играть по своим правилам? У нее ничего не выйдет. Никто не смеет диктовать правила игры, которые он сам и придумал. Все в итоге придет единственному логическому завершению. Кукла сломается, а пока, он готов посмотреть на ее дешевый спектакль.