В конце учебного года, придя домой с последнего звонка, Таня принесла список литературы на лето.
- Ну, - сразу обрадовалась я, - как хорошо, дай-ка посмотрю, что вам задают современные ваши учителя.
Дочь с кислым лицом протянула мне порядочно измятый лист бумаги. Ох, и не любила она читать, ну абсолютно не книжный человек. Ей всегда казалось, что время, проведённое за книгой лишь пустая трата времени и от одной мысли, что в летние каникулы ей придётся заниматься нелюбимым делом, уже становилось тоскливо на душе. «Это же, сколько не прогнанных на велике километров, сколько пропущенных очередей на качели, сколько не взятых пролётов рукохода», - думала она и всё больше огорчалась, - «а ещё ролики, самокат, пруд, ночёвки у подруг…» Казалось, жизнь дала трещину.
Я быстро пробежала глазами по пунктам: Пушкин «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», Распутин «Уроки французского», Искандер «Тринадцатый подвиг Геракла», Твен «Приключения Гекльберри Финна»… Ни много ни мало тридцать семь художественных произведений, да ещё и лирика в придачу.
- Ага, это я тоже проходила в школе, это перечитывала в институте, вот это интересно, нужно посмотреть, - в предвкушении бормотала себе под нос я.
Взглянув на поникшую дочь, я в сотый раз убедилась, что ребёнок ну совсем не в меня. Абсолютно противоположная реакция её и моя на один и тот же лист бумаги. Недаром молвится, что русскому хорошо, то немцу – смерть! И это точно про нас. Да делать нечего, сказано – сделано! Нужно читать.
Через несколько дней первая партия книг въехала в наш дом. Скрепя сердце ребёнок взялся за чтение. Сначала засекали время, двадцать минут. Татьяна с трудом выдерживала его. Прочтёт абзац, посмотрит на часы, и так все двадцать минут. Спустя неделю другую, я заметила, что у дочери стал появляться интерес. На часы она больше не смотрела, а старалась дочитать главу или рассказ до конца. Закончит. Переварит. Затем примется осуждать или наоборот защищать главного героя, неумело критиковать его со всех сторон. «Значит, зацепило, затронуло где-то», - думала я. У каждого любовь к книге начинается по-своему. У нас она появилась именно так. И вот она закончила одни, затем принесла другие и уже каждый день сама старалась уделить время захватывающему занятию. Мне тоже перепало несколько произведений ранее не читанных. Особенно хорошо было, когда, уединившись вместе и, не нарушая мыслей друг друга, в полной тишине, мы садились рядом и погружались в мир литературы. Только по лицам нашим пробегала то улыбка, то печаль, то суровость, то осуждение, то сопереживание… У каждой по-разному.
- Что сейчас читаешь? – спрашиваю однажды дочку.
- Да Шукшина какого-то…
- Василия что ли? Ну, который из «Калина красная»?
- Какая калина красная? – оторвавшись от страницы, непонимающе спрашивает Таня.
- Да вот же, на прошлой неделе по телевизору показывали, фильм такой. Как мужик один из тюрьмы вышел, Егор Горе, всё хотел праздник душе своей устроить. Не помнишь что ли?
- Да что-то знакомое… Ты же знаешь, я твои фильмы не очень люблю.
- А что задали из Шукшина-то?
- Пару рассказов, один «Срезал», другой «Космос, нервная система и шмат сала».
- Ну и как?
- Не знаю, не понятно…
- Может рано вам такое в шестом классе-то читать?
- Может и рано, но задали же…
- Как закончишь, мне дай, интересно, ни разу не сталкивалась с его творчеством.
Вечером, повертев в руках старую, изрядно потрёпанную книгу с жёлтыми, покрытыми рыжими пятнами страницами, на память почему-то пришло лицо актёра, автора вот этих самых рассказов: смуглое, с прищуром. Интересно, каким он был человеком? Как жил? О чём думал? О чём мечтал? Открыла. И сразу же утонула. С головой ушла в мир совершенно необыкновенный, ни грамма не придуманный, настоящий! Складные истории, как жменя семечек – лёгкие, короткие и вкусные. Хорошо после них, тепло, задумчиво. Шукшинский язык простой, понятный, не отягощённый замысловатыми оборотами, а изобилующий живой мыслью, душой, насыщенной народностью и небывалой мудростью… Книга была проглочена за сутки! Удовольствие, полученное за столь короткий период проникновенно и неповторимо, да-да, дорогие мои, неповторимо! Читала и в голове слышала голос знакомый, будто сам Макарыч мне их надиктовывал, беседу вёл со мной. Так сделаем с ним паузу, остановимся, задумаемся вместе и дальше пойдём. Страница за страницей, рассказ за рассказом, чья-то жизнь за жизнью. И больше не возникало во мне вопроса: каким он был человеком? Я увидела это между строк, и как жил, и о чём думал, и о чём мечтал...
Через неделю пошли с дочкой в библиотеку сдаваться. Собрали всё, что задолжали и моё и её и сына. Пришли. В зале две девчонки лет десяти, сидят, щебечут между собой, а библиотекарши нет, отлучилась, по-видимому, в хранилище за книгами.
- Ну, - говорю, - ты сдавай, а я похожу поглазею. Люблю я это место. Давно люблю. Ещё девчонкой сама работала, только в школьной. Детей всех помню, давно уж выросли, встретила бы сейчас, никого не узнала. Помню их маленькими, шумными, весёлыми, на каждой перемене полон зал. Кто истории рассказывает, кто жалится, кто конфетой угощает. Прозвенит звонок и нет никого, как ветром сдует. Тишина. Теперь уж, наверное, их дети бегают в ту самую школу и берут читать те самые книги. Как быстро летит время… Иду по залу: стеллажи, полки и та же тишина… Натыкаюсь на календарь памятных дат. Новый оформили. Подхожу ближе и вижу знакомое с прищуром и прямым взглядом лицо старого знакомого: « Ну, здравствуй, Василий Макарович!» Читаю: 25 июля день рождения Шукшина. Так и есть. Ниже портрета - цитата. Прочла, улыбнулась знакомому голосу, пошла дальше рассматривать цветные корешки знакомых и не очень авторов и их творений…
Библиотекарша уже давно вернулась назад. Девчонки ушли. Моя сдаёт. Неожиданно громкий и презрительный женский голос вырывает меня из задумчивой эйфории.
- Класс нужно называть с буквой! «А-а»! «Б-э»! «В-э»! Неужели непонятно?
Тихий голос моего ребёнка:
- «Бэ»…
Опять громко и уже властно:
- Да что же это такое! Неужели нельзя сразу ПРАВИЛЬНО всё называть. Я уже устала за целый день спрашивать одно и то же! Разве так сложно назвать класс и букву: «Шестой – Б-э»?!
Чувствую спиной смущение и растерянность дочери и, не оборачиваясь от стеллажа, спокойно констатирую, делая особый акцент на последних словах:
- Так ведь это же РАБОТА ВАША.
Библиотекарь до этого момента не обращала на меня внимания, а возможно и вообще не видела и, зацепленная моим замечанием, уже спокойнее возмутилась:
- За целый день их столько! И каждого спроси!
Мне ли говорить, что такое «сколько» и «каждого спроси»! Сердце заколотилось в груди, как у воробья. Повысить голос на ребёнка, на чужого ребёнка, на любого ребёнка заранее зная, что он не сможет ответить тебе тем же, пытаясь задавить его своим многогодовым невежеством, казалось мне всегда недопустимым! Позвольте, никогда и никому не дано на это права. И никому и никогда я не могу простить недоброго и жёсткого обращения с маленьким человеком! Ведь нет ничего проще – обидеть слабого. Реакция организма на хамство последовала незамедлительно. Возмущение клокотало во мне, росло и вырывалось наружу. Обернувшись и окинув взглядом пустующий читальный зал, я выпалила:
- Да прямо плюнуть негде, сколько у Вас тут посетителей! – и развела руками.
До мадам, находящуюся по ту сторону баррикад, начало понемногу доходить, что перед ней стояла мать. Смиряя свой пыл, она, в оправдание, пролепетала:
- Вот, полюбуйтесь, сколько формуляров… - и указала рукой на соседний стол.
Я посмотрела на неё, красивую, статную, уже не молодую и меня божьей молнией озарила мысль. Я подошла к календарю памятных дат и твёрдым, уверенным голосом стала читать так, что каждое вымолвленное мною слово вырывалось из уст и проносилось сквозь стеллажи, сквозь книги, через пустующий зал, прямо в уши слушающих меня:
«Нам бы про душу не забыть.
Нам бы немножко добрее быть.
Мы один раз, так уж случилось, живём на земле.
Ну, так будьте повнимательнее друг к другу, подобрее…»
В конце мой голос дрожал. Не привык он к громким речам. Я не смотрела больше на эту женщину, только слышала, как тихо и смиренно она поддакивала: «да-да, повнимательнее, да-да, подобрее…» Она всё поняла.
Мы вышли с дочкой на душную, залитую июльским солнцем улицу и, взяв друг друга под руки, медленно пошли домой.
- Спасибо, мамочка, - благодарно прошептала Таня.
Улыбнувшись, уже спокойно я ответила:
- Спасибо Василию Макаровичу, выручил…
Июль 2019 г.
