История этого персонажа началась типично для латыша. Он был родом из крестьянской семьи. То есть, в переложении к гордой Латвии это значило, что вплоть до того момента, когда она вошла в состав СССР, у него была одна четкая перспектива в жизни – быть нищим батраком. Правда, есть мнение, что его отец, был не совсем простым батраком, а наоборот, нанимал других. Но наш герой предпочел про этот момент не распространяться.
Якова Христофоровича Петерса перспективы всю жизнь возиться с землей не устраивали. Он занялся революционной деятельностью. В 1904 году он перебрался в Либаву, стал социал-демократом. Принял активное участие в событиях 1905 – 1907 года. Потом был арест, оправдательный приговор и эмиграция в Великобританию.
Там в конце 1910 года его опять арестовывают, обвинив в налете на ювелирную лавку и выпиливании полицейских. Что характерно, пламенный революционер не стал хранить гордое молчание, а спокойно сдал тех, кто на самом деле принимал участие в налете. Именно по результатам его показаний случилась знаменитая «осада на Сидней-стрит», 3 января 1911 года, в которой пришлось принимать участие даже самому министру внутренних дел, кстати, Уинстону Черчиллю и армейским подразделениям.
Интересно, что когда Петерса оправдали и в этот раз, он умудрился закрутить роман с Клэр Шеридан – двоюродной сестрой Черчилля. Есть мнение, что латыш сделал это, чтобы отомстить Черчиллю, потому что в том доме на Сидней-стрит был его двоюродный брат Фриц Думниек. Кстати, Петерс женился на мисс Шеридан, хотя ее отец был против, и у них родилась дочь.
Потом грянула Февральская революция, после чего Петерса потянуло на родину. Через Мурманск и Петроград он приехал в Ригу, где занялся агитацией среди солдат Северного фронта, успешно разлагая дальше и без того разложенную армию. Когда немцы взяли Ригу, покинул город вместе с войсками. После Октябрьской революции получил пост в ВЦИКе.
С 7 (20) декабря 1917 года Петерс – член коллегии ВЧК, помощник председателя и казначей. Фактически он стал правой рукой Дзержинского, карающим мечом революции. И в отличие от оправдывавших его российских и британских судей, либеральные глупости использовать в своей практике не будет. Никогда. Что называется, персонаж дорвался и нашел себя.
Будучи одним из руководителей ВЧК он постоянно настаивал на том, что «чрезвычайка» должна быть неподконтрольна и возражал против необходимости отчитываться перед ВЦИК и СНК, что ставило его хоть в какие-то рамки.
Принимал участие в подавлении левоэсеровского мятежа. Так как покушение на Мирбаха было одобрено Дзержинским, того сняли с поста председателя ВЧК. Новым председателем стал Петерс, зачистивший левых эсеров в ЧК. Потом, когда Дзержинского вернули назад, стал его заместителем, верной «правой рукой». Кстати, следствие по делу о покушении на Ленина, тоже «вел» он.
Дальше прославился тем, что в мае 1919 года, став чрезвычайным комиссаром Петрограда, оказался, по сути, никем не контролируемым диктатором. В дальнейшем также с «лучшей» стороны проявил себя в то время, когда был комендантом Петроградского и Киевского укрепрайонов.
Издавал, например, такие приказы:
«Провести к семьям восставших беспощадный красный террор, арестовывать в семьях всех с 18-летнего возраста, не считаясь с полом, и если будут продолжаться волнения, - расстреливать их, как заложников, а села обложить чрезвычайными контрибуциями, за не исполнение которых конфисковывать земли и все имущество»
Когда Петерса направили в Ростов-на-Дону, к нему пришли люди, заявившие, что рабочие голодают. На это она заявил:
«- Это вы называете голодом?! Разве это голод, когда ваши ростовские помойные ямы битком набиты разными отбросами и остатками? Вот в Москве, где помойные ямы совершенно пусты и чисты - будто вылизаны - вот там голод!»
В своих методах работы он признаваться не стеснялся :
«Каждому революционеру ясно, что революция в шелковых перчатках не делается».
Вот он и «делал революцию», оставаясь при этом в душе все тем же батраком, которым он родился. Секретарь Сталина Борис Бажанов так отзывался о Петерсе и Лацисе, еще одном подобном персонаже:
«..Я ожидал встретить исступленных, мрачных фанатиков. К моему великому удивлению эти два латыша были … заискивающими и угодливыми маленькими прохвостами... никакого фанатизма не было. Это были чиновники расстрельных дел, очень занятые личной карьерой и личным благосостоянием…»
Потом звезда пламенного чекиста начала закатываться. С осени 1929 года он уже не сотрудник ЧК, а член контрольной комиссии. До 27 ноября 1937 года героически трудился в партийном контроле, выискивая контрреволюцию. Пока сам не оказался в составе одной из «контрреволюционных организаций».
25 апреля 1938 года получил тоже, что регулярно выписывал другим – высшую меру социальной защиты.
Справедливо, жаль, что так поздно.
Потом, в 1956 году был реабилитирован как невинно пострадавший. Ну что, бывает и не такое.
Оправдали его на основании показаний Н.И. Эйтингона. Самое интересное, что Эйтингон оказался в тюрьме из-за того, что Петерс заявил, что он английский шпион.