Найти тему
Салават Вахитов

Старший лейтенант Щирук и бык-производитель

* АНОНС *

В майском номере "Бельских просторов" читайте повесть Владимира Ульянова "Пора возмужания". По сути, это воспоминания об армейской службе начала 50-х годов прошлого века. Повесть является продолжением предыдущей книги автора - "Детдом". Предлагаю небольшой отрывок.

* * *

А теперь самое время рассказать об охотнике Щируке.

Что он удачливый охотник, об этом знали все: офицеры воинской части, азербайджанцы из соседних населённых пунктов и мы, его подчинённые.

Дичь в окрестностях Ленкорани водилась самая разнообразная: зайцы, лисы, кабаны, дикие козы, шакалы, медведи, рыси, волки, утки. Стрелок командир взвода был отличный. Охотник удачливый. С местным населением давно подружился. Его хорошо знали. И когда, скажем, дикие кабаны совершали набеги на рисовые чеки, то тут же приглашали нашего офицера.

Он с местными азербайджанцами устраивал засады на диких свиней. И охотники нередко возвращались домой с добычей. И набеги кабанов надолго прекращались. А в семейном рационе Щирука всегда была свежая убоина: зайчатина, птица, мясо диких свиней, а иногда и медвежатина.

Так что знакомые офицеры нередко приходили к нему в гости. Что и говорить, хлебосольный был мужик. Да и местные жители с нашим командиром дружили, тоже бывали в гостях. И он у них. Дружно жили.

Было это в конце весны. Меня в ту пору отправили в батальон связи для повышения квалификации. Я тогда получил первый класс радиста. Мне потом, по возвращении из батальона связи в химроту, рассказывали.

Якобы из ближнего поселения пришли к Щируку домой местные жители и пожаловались: медведь повадился к ним в село. То козу задерёт, то поросёнка утащит или лошадь повредит. Спасу нет. Хитрый, матёрый зверь оказался. Охотники устраивали на него засады. А он их обходил. Чуткий, опытный, бывалый. Ускользал безнаказанно.

Азербайджанцы слёзно умоляли офицера помочь им избавиться от напасти. Но дело было весной. В это время всегда в любой воинской части шла инспекторская проверка готовности солдат. Дело серьёзное. Каждый день с утра до вечера Щирук, как и другие командиры, был занят проверкой солдатских знаний и умений. Уставал, разумеется. И он наотрез отказывал местным жителям в помощи: «Не до этого! Теперь никак не могу! Как-нибудь после инспекторской проверки…» – говорил он им.

Огорчённые отказом офицера местные жители нехотя удалялись, что-то тихо произнося на родном азербайджанском языке. А сердце заядлого охотника взыграло. И он решил пойти один. Никому ничего не говоря, тут же собрался. И ближе к ночи, выбрав место для засады, устроился ожидать неподалёку от густых зарослей.

Ружьё зарядил «жаканом». Ещё два таких же были в запасе. Небо заволокло сплошь тучами. Темень стояла непроглядная. Ветра не было. И тишина. Но спать не хотелось. Щирук был в нервном напряжении.

Сказывалась нервотрёпка инспекторской проверки в части. Но, преодолевая нервозность, он напряжённо ждал. Притих. Прислушивался. Тишина, словно никого живого во всём мире. И густая, вязкая, тяжёлая, похожая на дёготь ночь.

И вдруг в непроглядной черноте чащи что-то зашелестело. Потом вроде как слегка заворчало. И нечто стало приближаться. Охотник изготовился стрелять. Вот что-то огромное, бесформенное стало выдвигаться из густых кустов. Урча и всхрапывая, увеличиваясь в размерах, оно двигалось к нему.

Между ними было всего несколько метров. Трудно было промахнуться. И опытный, бывалый охотник нажал курок ружья. В беззвучной, вязкой, как густое варенье, черноте ночи выстрел прозвучал одиноко и тихо, не потревожив ни птиц, ни спящих в селенье людей. Только зверь как-то странно хрюкнул и затих.

Офицер напрягся в ожидании. Быстро перезарядил ружьё. Некоторое время прошло в абсолютной тишине. Охотник прислушался. Не было слышно ни звука. Бесшумно встал, взяв ружьё на изготовку, способный в любой момент выстрелить сразу из обоих стволов. Стал приближаться к притихшему объекту, всё так же готовый в упор выстрелить в зверя.

И – о ужас! – перед охотником лежал огромный бык. Стрелок его сразу узнал. Тот самый, который совсем недавно на ВДНХ получил первую премию. Его же знали не только в Ленкорани, а по всей стране: по телевизору же показывали, писали в газетах и журналах.

Щирук застыл, онемел. Чуть не спятил, объятый ужасом перед неизбежным судом. Уже не быть карьере, конец свободной жизни, каюк всему! В тюрьму же посадят!..

Очухавшись и придя в себя, стрелок огляделся, прислушался. Ни звука голосов, ни лая собак. Ничего. И он быстрым шагом, почти бегом, помчался домой. На ходу у него уже созрел план спасения.

Добравшись до дома, вошёл в сарай, достал ёмкость со щёлочью. Ножницами из старой простыни быстро нарезал необходимого размера чистые белые тряпки для протирки ружейного ствола. Достал шомпол. И начал энергично прочищать внутренность ствола. Делать это он умел. Не впервой.

Он несколько раз продраил ствол тряпками, смоченными в щёлочи. Потом несколько раз чистыми сухими тряпками продраил внутренность ствола. Старательно несколько раз вытер чистыми тряпками приклад.

Он упрел, устал, изнемог, как новобранец, которого старшина заставляет в который уж раз подряд мыть чистые полы, но продолжал скрывать следы преступления: тщательно, несколько раз, сначала хозяйственным, затем духовым, туалетным мылом вымыл руки. Вытер их насухо.

Проветрил сарай, открыв настежь ворота. Потом ворота закрыл. Взял в руки ружьё, вошёл в квартиру, повесил ружьё на стенной ковёр, где оно всегда и находилось.

Жены дома не было. Она, медсестра, находилась на дежурстве в городской больнице. Щирук завёл будильник, поставил рядом с кроватью. Лёг и вскоре провалился в тревожный, зыбкий сон.

Утром он торопливо засобирался в свою отдельную роту химзащиты. И только намеревался из дома выходить – горланящей толпой ввалились в его покои сельчане. Они были непривычно взбудоражены. Говорили, перебивая друг друга.

Никогда прежде офицер их в таком состоянии не видел. Спросил: «В чём дело? Что случилось? Да успокойтесь же вы!» Они рассказали, что кто-то убил их любимого быка. Стали его расспрашивать. А что он им мог сказать? Правду? Они его тут же бы и растерзали, несмотря на многолетнюю дружбу.

Одни тут же бросились к его ружью, как всегда висевшему на настенном ковре. Другие ходили по комнатам, принюхивались, присматривались. Недоверчиво выслушивали его слова.

Но Щирук хорошо подготовился к допросу. Стойко выдержал осаду, никоим образом не выдав себя. Всё-таки военный человек. Офицер. Спасал свою шкуру. И сельчане, неудовлетворённые, так ни с чем и ушли…