Да не покажется читателям странным, но Швеция начала войну не столько из-за субсидий, сколько из-за прекращения беспошлинного вывоза русского хлеба с 1735 года, отчего в Швеции начался голод. Согласно Ништадтскому договору, Россия обязалась отгружать Швеции определенное количество хлеба беспошлинно, если в самой России нет проблем с хлебом. В 1735 году Анна Иоанновна приостановила эту отгрузку, поскольку решила прежде всего обратить внимание на своих крестьян, которые после петровских войны жили небогато. К тому же начиналась новая русско-турецкая война и хлеб был нужен для армии.
Швеция имела альтернативные источники закупки зерна — это Польша и Ирландия, и до 1740-х как-то перебивалась. Но в 1740 году начался «Великий Мороз» (Great Frost), который отразился почти на всей Европе. Еще с 29 на 30 декабря 1739 года задул сильный восточный ветер и начался необыкновенный шторм, который принес с собой пронизывающий холод. Шторм длился в течение недели, а в январе 1740 года холод усилился, хотя снег так и не выпал. Темза и голландские каналы покрылись льдом, замерзли в устьях реки Рейн, Одер, Висла, в Санкт-Петербурге птицы замерзали на лету и падали на землю.
В Польше не было такого массового голода, как в Ирландии, но там в период с 1739 по 1742 год тоже были очень длинные зимы (длившиеся чуть ли не с сентября по май). Крестьянство сильно голодало, часто съедало даже посевные зерна, чтобы выжить. Экспорт зерна из Польши сильно упал. В России, в том числе и Прибалтике, тоже был неурожай, и на робкие обращения шведского правительства вспомнить о пунктах Ништадтского договора и разрешить беспошлинную отгрузку зерна Россия ничего не ответила. Тут самим не до жиру, быть бы живу, как писали очевидцы: «Крестьяне Орловской губернии в совершенную скудость пришли, дня по два, по три не едят, покиня дома свои, ходят по миру и питаются травою да шишками ореховыми, смешав их с мякиною».
Попытки закупить продовольствие во Франции также оказались тщетными — в зиму 1739–1740 годов там 75 дней подряд стояла минусовая температура, причем 22 дня — сильный мороз. В результате с мая 1740 года в королевстве Людовика XV начался голод. В одном Париже на грани выживания были 20 тысяч человек, толпы скелетов бродили по дорогам Франции и просили хлеба. Чтобы избежать голодных бунтов и восстаний, король поручил мсье Орри, президенту французской Ост-Индской компании, срочно доставить хлеб из Индии, пообещав выкупить его весь на корню, чтобы накормить народ.
Швеция зиму 1739 года продержалась на ранее сделанных запасах, но голод уже стучал в двери все сильнее и сильнее. В провинции Вермланд начались первые голодные смерти, голодала Финляндия. Знаменитый Карл Линней, видевший воочию голод в Швеции в 1730–40-е, именно в эти годы занялся исследованием заменителей зерна, в том числе муки из сосновой коры или из корней ароника пятнистого (Arum maculatum). Пытались даже внедрить их в промышленную эксплуатацию. Но Линней не смог донести до широких масс, что тот же ароник в свежем виде — чистый яд из-за содержания в нем сапонинов. Сапонины исчезают лишь при варке или сушке растения. Как результат — массовые отравления крестьян и горожан.
В этих условиях шведское правительство не придумало ничего умнее, чем начать войну с Россией, чтобы вернуть отторгнутые у нее Петром территории Карелии и Прибалтики. Естественно, были и другие причины, которые, может быть, были для шведского правительства гораздо весомее. Шведский посол Нолькен, зная о готовящемся перевороте в России, предлагал Елизавете свою поддержку в свержении Анны Леопольдовны в обмен на возврат Карелии и Прибалтики, которые были житницами Швеции в период 1660–1700-х годов. При этом Елизавета ничего прямо не обещала, но и не отказывалась от предложений, поселив в головах шведов надежду на благоприятный исход событий. Кроме того, не стоит скидывать со счетов и пришедшую к власти «партию шляп», настроенную резко антироссийски. Так что причин начать войну было много.
Сильно напомнило вот это:
11 мая 1741 года, вышел из своих баз шведский флот. Русский Балтийский флот имел в своем составе 15 линейных кораблей и 8 фрегатов, из последних боеспособными были 2 или 3. К тому же некомплект экипажей у русских составлял около 40%. Тем не менее в кампанию 1741 года в море вышло 14 линейных кораблей, тогда как шведы смогли выставить только 5 линкоров (76-пушечный «Ульрика Элеонора», 72-пушечный «Принс Карл Фредерик», 70-пушечный «Стокгольм», 60-пушечный «Финланд» и 42-пушечный «Фреден»), а также 4 фрегата. Только к июню шведы смогли усилить свою морскую группировку еще 5 кораблями, но это было вообще всё, что Швеция могла выставить на море против России. Командовал шведским флотом вице-адмирал Райалин, который умер в сентябре от тифа и был заменен шаутбенахтом Акселем Шёшерной. Русский флот под командованием Якова Барша в столкновениях со шведами не участвовал, занимаясь боевой подготовкой на рейде Кронштадта. Шведы же крейсировали между островом Гогланд и Финляндией. В общем, тоже воевать не торопились.
В середине августа из-за недостатка провизии на шведской эскадре вспыхнула эпидемия тифа, от которой умерло свыше 700 человек. Фактически шведские корабли стали небоеспособными. Однако ушли обратно в Карлскрону они только в октябре, при этом потеряв 34-пушечный фрегат «Сварте Орн», который разбился о камни на финском побережье.
На зиму между странами было заключено перемирие, 25 ноября (6 декабря) 1741 года в России произошел дворцовый переворот, в результате которого, как мы уже говорили, на трон взошла Елизавета, 28 февраля 1742 года русские перемирие разорвали, и война продолжилась.
Согласно российским планам, теперь вести боевые действия предполагалось вдоль побережья Финского залива с помощью галерного флота. Корабельную группировку возглавил контр-адмирал Захар Мишуков, галерную — генерал-аншеф Левашов, но русский флот продолжил бездействовать.
Что касается шведов — проблемы у них были ровно того же характера, что и у нас. Командование на суше принял Карл Эмиль Левенгаупт, который планировал выставить армию в 22800 человек. Однако Швецию сотрясал голод, и реально собрали лишь 15 тысяч штыков, что, однако, не помешало «гениальному шведскому стратегу» воевать «растопыренными пальцами», начав одновременные наступления на трех направлениях — кексгольмском, вильманстрандском и выборгском. Предсказуемо, они закончились полным провалом.
В кампанию 1742 года шведы при полном напряжении сил смогли выставить 15 линейных кораблей и 5 фрегатов, тогда как русские — 13 кораблей и 3 фрегата. 25 июня 1742 года флоты встретились, но Мишуков сближаться не стал. В результате два флота крейсировали друг напротив друга… две недели. Наконец, Барш, ставший младшим флагманом, не выдержал и послал Мишукову записку с требованием созыва Военного Совета и начала сближения со шведами. Мишуков ответил: «С Божьей помощью, давно пора!».
Русские стали выстраивать линию и идти к шведам, шведы отвернули и начали отход на запад. Мишуков отправил вдогонку за ними капитана Макара Баракова на корабле «Основание Благополучия», и с ним еще два корабля и три фрегата. Подойдя к утру к острову Гогланд, отряд Баранова лег в дрейф и стал дожидаться подхода основных сил, но те все не появлялись. Оставив с собой два корабля, Бараков остальные отослал на восток. Мишуков позднее объяснил, что ему помешал обойти Гогланд встречный ветер. Головин с ехидством отмечал, что Баракову ветер почему-то не мешал.
Из монографии М. А. Муравьева «Русский флот в войне со Швецией 1741–1743 годов»: «17 июля 1742 года корабль «Нептунус» захватил в районе гельсингфорских шхер два небольших шведских судна. На них нашли письма, содержание которых говорило о бедственном состоянии шведского флота. К этому времени на шведских кораблях вновь распространилась эпидемия. На «Энигхетене» уже к 30 июня было 150 больных и 5 умерших. На «Гессен-Касселе» в течение этой кампании умерли 212 человек. Капитан корабля «Фреден» с ужасом сообщал, что из-за нехватки людей «ему невозможно во время сильного ветра поворотить оверштаг с гротом».
Однако наши морские воители не отставали от шведов — у Лавенсаари мы умудрились на ровном месте потерять 32-пушечный фрегат «Гектор», который сел на мель в двух милях от Готланда. Командовавшего фрегатом князя Урусова позже оправдали, так как мель, на которую наскочил «Гектор», не была отмечена на картах.
В ночь с 9 на 10 августа оба флота опять столкнулись друг с другом, но теперь уже стали отступать русские и генерального сражения опять не состоялось. 11 августа Мишуков собрал очередной военный совет, который постановил ограничиться пребыванием на фарватере у финского берега, а пока «стараться чрез крейсеров еще осмотреть неприятеля обстоятельно». На следующий день разразилась сильная гроза, и русский флот ушел в Рогервик (ныне Палдиски), откуда днем позже перешел к Наргену. Там он и оставался до 26 сентября.