Основано на реальных событиях. История одной аристократической семьи на протяжении ста лет.
Катя сидела на Ленинградском вокзале в кафе. При всей масштабной красоте Москвы, главный вокзал столицы поражал своей убогостью, неустроенностью и какой-то глубокой провинциальностью. Она взяла тонкими пальцами чашечку кофе. Люди проходили мимо с сумками и чемоданами, не замечая ее, один мужчина даже больно задел своим багажом, пробираясь к столику. Ей казалось, что вообще в этом мире никому нет до нее дела. Так бывает в жизни, когда мир в одну минуту рушится на куски, бьется как хрупкое стекло и разлетается на мелкие осколки.
Однажды она решила, что в ее жизни будет все по-другому, что она прервет эту вереницу страданий своей семьи. У нее было все: хорошая работа и идеальный мужчина, за которого она собиралась замуж. Она была абсолютно счастлива, но недолго. Сегодня под утро Вадим пришел пьяный, она пыталась сказать, что ей это неприятно и обидно, а он со всего размаха ударил ее по лицу и грубо ответил, что таких как Катя у него пруд пруди и, что она должна ползать перед ним на коленях, потому что коренной москвич собрался жениться на провинциалке. Он заснул крепким пьяным сном, а она тихонько собрала свои вещи и уехала на вокзал. Сначала она хотела ехать к маме в Иркутск, но потом, после разговора с мамой, ей почему-то захотелось уехать далеко-далеко, туда, где ее никто не знает.
Катя выросла в необычной семье, в которой было три поколения женщин и ни одного мужчины. Бабушку Катя помнила плохо, она умерла, когда девочке еще не было и четырех лет. Они прожили всю жизнь с мамой в сибирском городе. Сначала мама была ученым, а потом что-то случилось, и она работала, то продавцом, то проводником на поездах дальнего следования. Катя никогда не спрашивала, почему мама так резко ушла из науки, как и не спрашивала, почему в их семье не было мужчин. Насколько знала Катя, бабушка тоже одно время была в науке и тоже почему-то резко сменила деятельность, став медсестрой. Катю в науку совсем не тянуло, ее больше привлекали гуманитарные предметы. Из Иркутска она приехала в Москву учиться на пиарщика, там и познакомилась с Вадимом. Он был не просто красавчиком, а самоуверенным красавцем, от которого веяло силой и надежностью, шансов не влюбиться у нее просто не было…
Вадим проснулся с жуткой головной болью и привычным для похмелья сушняком, огляделся и крикнул: «Катька, воды принеси», но ответа не было. Прошлепав босиком до кухни, сам налил себе из кулера воды, выматерился на весь женский род и тут заметил, что возле порога не стоят привычные босоножки, заглянул в шкаф и не увидел ее вещей: «Вот сука, думает, я за ней бегать буду», - пробурчал себе под нос и пошел досыпать.
Прошла неделя, но Катя не звонила и не писала смс, ее не было в социальных сетях, она как будто сквозь землю провалилась. Вадим позвонил в компанию, где она работала, ему сказали, что Катя уволилась. Он не на шутку разозлился: так с ним женщины еще не поступали. Вадим вспомнил, что она жила в коммуналке где-то на Новорогожской улице, он приезжал туда не раз. Не помня точно адреса, он зрительно определил подъезд и этаж, нажал на старый дореволюционный звонок. Вадим ожидал увидеть заплаканную Катю, щелкнуть ее привычно по носу и забрать с собой, но дверь открыла древняя старуха:
- Здравствуй, здравствуй. Никак за Катериной приехал? Опоздал слегка, милок, но проходи, может, чем и помогу.
Вадим зашел в квартиру вслед за пожилой женщиной, он подошел к Катиной двери, но та была закрыта.
- Да не долбись ты! Уехала она, может опять на полвека, а может и раньше вернется. Садись вот здесь, выпьем да поговорим.
Старуха пододвинула ему табурет и поставила на стол бутылку водки, кинула на стол ложку, и указала на кастрюлю с картошкой:
- Чай, не барин и ложкой пожуешь, - ухмыльнулась она беззубым ртом, - Антонина Васильевна меня зовут, а тебя как величать?
- Вадим. А Вы кто Кате будете? – старуха его пугала.
- Я кто? А даже не знаю, кем я им прихожусь, только всю жизнь с ними рядом, а зачем и сама не знаю. Давай-ка выпьем и поговорим, - старуха плеснула в граненые стаканы водки и они залпом выпили. – Ты вот зачем сюда пришел? Потому что понял, что она особенная? Только видать поздно понял, раз потерял ее, - она рассмеялась каким-то гадким смехом.- Их же нельзя бить, они все равно чистыми останутся, а мы в дерьме. Давай еще по одной. Да ты не бойся. Это хорошая водка, еще с советских времен.
Они выпили, старуха смотрела на него сумасшедшим взглядом, потом как-то прихрюкнула, всхлипнула и начала рассказ:
- Мне было лет десять, когда я в их дом пошла прислугой работать. У них все девочки в белых платьях да рюшечках, а я простая крестьянская девка в сарафане. Они играют во дворе, песенки поют, да на пионине бацают, а я за младшенькой Анечкой должна присматривать. Ей годика три-четыре было, а такая резвая девочка, да хорошенькая – глаз не оторвать. Но я ей со злости то платье порву, то толкну, чтоб упала, да коленки разбила. Брату моему Гришке, царство небесное, восемнадцать уж исполнилось, и он со своими друзьями революционерами часто в доме собирался да разговоры вел, что скоро все равными станут. Я так и представляла, как буду в рюшах этих ходить. Когда большевики расстреливали их семью, я за воротами стояла, да смотрела, как их дом горит. Только и Гришка, брат мой погиб потом при странных обстоятельствах, и родители куда-то пропали, а меня в детский дом определи и что ты думаешь? Узнала я Анечку. Сразу узнала. Как же так получилось, вроде всех расстреляли, и дом подожгли, а она-то вот - живая. Она меня, конечно, не признала, но я не могла обознаться. Кто-то сказал, что ее в канаве подобрали без сознания и истощенную в приют принесли. В общем, живем мы уже в советском строе, монархию свергли, только я не рюшечках и кружевах, а как была простой девкой, так и осталась, зато Анечка садится за рояль да гаммы выдает и откуда только знает? После дет.дома мы потерялись. Только в войну опять встретились, даже не знаю, как ее в Смоленск занесло. В общем, как и я медсестрой она была. Немцы подходят, город бомбят. Мы все из госпиталя вместе с ходячими раненными бежим в окопы, а она говорит: «Не оставлю я людей». А какие люди-то? Лежачие, инвалиды, все равно погибнут. И тут она садится за старенький рояль и начинает играть. Бомбы летят, она играет, стекла вылетают, она играет. Сколько в окопах в давке погибло людей, а в госпиталь ни одного снаряда не попало. А солдатики лежачие плачут, говорят всем: «Анечка спасла нас». А она говорит: «Это не я вас спасла, а великая музыка Баха». Представляешь, она немецкого композитора музыку играла. Когда война закончилась, я это доложила. В общем, отправили ее в Сибирь. Только недолго она на нарах провела, говорят, среди тех раненных сын генерала был, быстро ее на вольное поселение отправили.
- Слушай, бабусь, меня мало биография твоя интересует, ты мне скажи, где Катя, да я пошел, - перебил старуху Вадим.
- А ты не ерепенься, я тебе все по порядку рассказываю. Дослушаешь и про красавицу свою узнаешь. В 50-х годах Анечка возвращается в Москву и начинает работать на фабрике. Только вернулась он не одна, а с дочкой Натальей на руках. Я как увидела эту девочку, сразу породу узнала. Анечка после лагеря тихой стала, только все время в комнате что-то писала. Заводские девки ее сразу не взлюбили. Праздник у нас как-то был, мы из бархата платья пошили - все же при мужьях, а она же в нищете жила. Только вальс заиграл, вышла она в своем ситцевом, протертом под мышками платье танцевать, да так красиво, что мы все присели. И как же так? Вот он советский строй, все равны, только она голодная и нищая все равно королева, а мы как были прислугой так и остались. Еще больше возненавидела я ее. Майор один пригласил ее на свидание, а я пошла баб подговорила, что типа ребенок демон у нее, поймали мы Наташку, лет шесть ей было тогда, и давай взрослые пьяные люди бить ее по щекам, а тут Анечка бежит, мы дите-то бросили и погнались за ней, кидали, что в руки попадет: и камни, и палки, и кирпичи. Только и тогда она выжила. В ночь собралась с дочкой и уехала. Я ее лет на десять из вида потеряла. Думала сейчас комнату ее займу – вот эту, в которую ты сейчас ломился, а она из нее не выписалась. Тут я в газете ее фото увидела, мол, новосибирские ученые сделали открытие про генетическую память. Типа человек непроизвольно несет код своего рода, отсюда и выражение голубая кровь. В общем, поехала в Новосибирск. Там быстро знакомства наладила, да настроила людей против нее. Людям же только обозначь врага, а дальше они и сами разберутся. Диссертацию она не защитила, из института ее уволили. Поехала она в Иркутск, Наташке лет четырнадцать уже было.
- Тебе чего делать нечего было? Чего ты людей преследовала? – Вадиму становилось жутковато от рассказа старой женщины.
- Да ненавидела я их, до смерти ненавидела. Не изменила ничего советская власть, они так и остались принцессами, понимаешь даже в ситцевом платье королевы, а мы прислугой и в бархате были. В Иркутске я с ней встретилась, как бы случайно. Спросила, чего в Москву не возвращается. А она мне: «Придет время и вернусь». Через пять лет приехала одна Наталья, девка статная, красивая. Мой оболтус Игорек сразу на нее глаз положил, но ей крестьянский сын не по вкусу пришелся. В институт ходит, с профессорскими сыновьями дружбу водит. Подошел выпускной ее, вернулась она с танцев поздно, а Игорек мой выпивши слегка был. Я его и надоумила, че, мол, теряешься –подушку на голову, юбку задрал и сделал свое дело. Ой, как орала она, ой, как просила о помощи, а я думала вот породнимся сейчас, и хоть внуки у меня будут в белых платьях с рюшечками вальс танцевать. Игорек отряхнулся, ширинку застегнул, да дальше пошел водку пить, а она рыдала всю ночь, лишь под утро затихла. Стучимся мы к ней в дверь, оболтус мой даже три гвоздички купил. А что? Парень нормальный жениться решил, а она, падла такая, сбежала. Долго он ее искал, да так и не нашел. Только за тот грех Бог его покарал – пристрелили сынка моего, как собаку пристрелили, его же дружки по пьяни, а меня наказали, видать, вечно жить и мучиться мне за свои грехи. Я уж молю Всевышнего о смерти, да он не берет, - бабка вздохнула и продолжила рассказ: - Прошло четверть века и вот на пороге появляется твоя Катька.
- Так, вот с этого места поподробнее, - Вадим застыл весь во внимании.
- А ты не перебивай. Только смотрю я на Катьку, и сразу узнаю породу их аристократичную, так и хотелось ей нож в спину вонзить, когда она на кухне порядок стала наводить, а она как повернется резко, да сверкнет на меня глазами и узнала я этот взгляд. Узнала сразу же, как будто Игорек мой сыночек снова со мной был.
- Так ты что типа бабушка Катина? – Вадим с омерзением оглядел беззубую, почти лысую столетнюю старуху.
- Выходит так, зятек. Я тебя сразу заприметила, когда ты за ней приезжать стал, в окно все выглядывала, чай не чужая она мне – старуха завыла в голос. – Переживала, не обидел бы чем, и так они настрадались. Если б не революция княгиней Волконской она была, а ты бы конюхом у нее прислуживал, а вот как в жизни-то все повернулось.
- То есть Волконская? Это же известный русский княжеский род, который происходит от Рюрика? То есть она настоящая принцесса? – Вадим закурил сигарету – И где ж мне теперь ее искать?
- Давай об этом завтра поговорим, чего-то спать я захотела, завтра приходи, а лучше послезавтра, - старуха встала из-за стола и указала гостю на дверь. Она впервые заснула спокойно, как будто исповедовалась.
На следующий день после работы Вадим снова приехал к Антонине Васильевне, он не спал всю ночь, вспоминал каждый жест, каждый миг, проведенный с Катей. Она же сразу показалось ему особенной. Как же он мог так поступить с ней? Вот сейчас расскажет бабка, где Катя и он ноги будет ей целовать, умолять о прощении. Вадим уже минут десять давил на звонок, но никто не открывал дверь. Наконец, из соседней квартиры выглянула пожилая женщина:
- Чего трезвонишь? Померла она ночью. Отмучилась.
Вадим стоял, как вкопанный. Казалось, весь мир рухнул сейчас под ногами, а он завис в пустом пространстве…
Прошло пять лет.
Вадим так и не женился, зато бизнес его шел в гору, он очень много занимался благотворительностью и часто сидел в жюри детских конкурсов. Конкурс «Маленькая принцесса России» мало, чем отличался от других, разве что дети были из разных городов страны. Что бы дети не делали на сцене, они были забавны и прелестны, но одна девочка привлекла его внимание больше всех. Она спела песенку про мамонтенка, а потом села на шпагат с криком: «Мамочка, это для тебя. Смотри, у меня получилось!» В зале раздались аплодисменты и все стали искать глазами маму девочки. Вадим тоже обернулся и увидел Катю, она была все такая же, как при их последней встрече, только теперь она своими тонкими пальцами утирала слезы счастья, а не горя и обиды. Он подошел к ней:
- Рад тебя видеть. Замуж вышла, есть дочь. Поздравляю, а я вот все один. Может, как-то пообедаем вместе или тебе муж не разрешит.
- Нет. Я сама не хочу с тобой встречаться. Всего доброго. – Катя резко развернулась и ушла. К ней подошел мужчина, к которому на руки запрыгнула Катина дочка. Вадиму было больно наблюдать за чужим счастьем, но он не мог оторвать глаз. В жизни ничего не поменялось, Антонина Васильевна была права: что бы они не делали, княгини Волконские всегда останутся на высоте, а они в полном дерьме.
- Что это за тип к тебе подходил? - спросил Кирилл и чмокнул Катю в висок.
- Да так старый знакомый, ну и еще Дашин отец.
- Это теперь изменит твое решение по поводу нашей свадьбы?
- Ну уж нет! Мне хочется прервать традицию нашей семьи. Я выхожу за тебя замуж! И даже не надейся на мой отказ. Поехали быстрее домой, - Катя обняла Кирилла и поцеловала.
- А мы не дождемся объявления победительницы?
- А зачем нам мнение жюри, мы же итак наем, что Даша настоящая принцесса, - улыбнулась Катя.
Они шли счастливые, а за их спинами следили глаза Вадима, полные одиночества, страдания и раскаяния. Ему сейчас очень хотелось выпить водки с Антониной Васильевной и покаяться в своих грехах перед княгиней Волконской.
Вадим ехал на большой скорости, рядом по путям мчался поезд дальнего следования...
Марийка Батлер