В первой половине сентября 1956 года Пастернак получил из редакции "Нового мира" выдержанный в предельно резких тонах отказ в публикации своего романа, подписанный, в том числе, и Фединым.
А 20 сентября Борис Леонидович письмом пригласил своего старинного друга и соседа, как обычно, отобедать на даче.
Причем, чтобы не ставить Константина Александровича в неловкое положение, специально предупредил:
"Дома ничего не знают о судьбах романа, о редакционном послании и т.д." (via Сергей Чупринин).
Даже интересно, — а Федин пришел обедать?
Пишут, что в день похорон Пастернака он занавесил все окна и запер все двери на своей даче (она была соседняя).
Но это было через 4 года. А тогда — пришел ли? Если бы пришел, это было бы мило. Он бы сказал, прощаясь: "Ну ты же понимаешь, Боря..." А тот бы ответил: "Да, конечно, Костя..." Они бы обнялись.
"В конце концов, — думал бы Федин, идя по дачной тропинке, — мы же не одному Боре отказали в публикации. Нельзя же все присланное печатать. Вот Льву Толстому сначала отказали печатать "Войну и мир", и он переработал текст..."
"В конце концов, — думал бы Пастернак, стоя на крыльце. — У меня один раз уже отпечатанную книгу пустили под нож, это еще хуже. Но я не умер, не отчаялся. Жизнь прекрасна, несмотря ни на что. Костя — ее неотъемлемая часть, значит, — он прекрасен тоже..."