Гвардии капитан в отставке Василий Антонович Цома родом из Бутурлиновки Воронежской области. Перед Великой Отечественной стал ворошиловским стрелком. В 17 лет окончил школу снайперов и был направлен в 4-й Воронежский гвардейский добровольческий коммунистический полк в составе 1-й гвардейской ордена Ленина стрелковой дивизии, которой командовал генерал-майор Иван Руссиянов. На его личном снайперском счету 52 уничтоженных фашиста. Ветеран отмечен 26 боевыми наградами. А теперь — слово самому фронтовику.
...Воевать я начал в наших краях. У меня была снайперская винтовка с оптическим прицелом. На «охоту» мы, как правило, выходили поодиночке.
Но в тот раз вышли вдвоем с моим земляком Николаем Ревой.
Надо было подавить огневые точки противника, которые вели губительный фронтальный огонь во время наших атак и, по существу, срывали наступление.
Выдвигались мы на позиции глубокой ночью по-пластунски.
Как ползли, судите сами: винтовка весом в четыре с половиной килограмма, оптический прицел, бинокль, 250 патронов, нож, фляга с водой, саперная лопата, гранаты — противопехотная и противотанковая. Итак, в маскхалатах бесшумно преодолеваем нейтральную полосу. Ориентируемся по звуку пулеметных и автоматных очередей. Вдруг слева — стереотруба. Офицер смотрел в нее, а телефонист что-то передавал. Третий немец согнулся над картой... Условным сигналом дал знать Николаю:
— Я бью по офицеру, ты — по телефонисту.
Выстрелил под край каски.
Офицер уткнулся в землю. Напарник вывел из строя телефониста.
Я тем временем достал кинувшегося в сторону с картой третьего фашиста. Так мы уничтожили командный пункт корректировки огня. А сами огневые точки, которые нам предстояло подавить, были выдвинуты вперед, ближе к нашим боевым позициям: от телефона к ним были проложены провода — видимо, корректировка осуществлялась по телефону. Перебирая провода в руках, двинулись к тем самым огневым точкам. Немецкие пулеметчики опасности с тыла не ожидали. Поэтому свою задачу мы выполнили, так сказать, без особых проблем.
Стало светать. От холодной росы промокли маскхалаты, гимнастерки, брюки. Возвращаться назад снова по-пластунски уже не хватало сил. Решили перемещаться короткими перебежками. На третьей перебежке кто-то полоснул нас пулеметной очередью. Прижались к земле-матушке. Приподнимаю голову, вижу: метрах в пятнадцати залег во ржи фашист с ручным пулеметом. В очках, рыжий, даже конопушки в оптический прицел заметны. Он, наверное, думал, что убил нас. Но мы были живы. Я прицелился, как всегда, под каску и нажал на спусковой крючок.
Но оказалось, рядом с убитым мной фашистом был еще один. Он потащил пулемет убитого к себе. И тут я допустил непоправимую ошибку — повернулся на левый бок с целью перезарядить винтовку. В тот же миг меня словно перерубило пополам. Хлынула кровь... Сознание потерял не сразу. Понял, что ранен разрывной пулей: немецкий снайпер тоже был не лыком шит — не упустил момента, не промахнулся.
Потом были медсанбат, госпитали. И снова война. В наших краях я был дважды ранен и контужен. Но молодой крепкий организм все выдерживал. В воловских Ломигорах я подавил две огневые точки противника, уничтожил командный пункт, около десяти фашистов.
Хочу сказать еще вот о чем: в наступательных боях нас здорово поддерживали «катюши». От их залпов у врага земля под ногами горела. А ответный огонь захлебывался на несколько минут, чем мы умели воспользоваться.
Примером мужества и бесстрашия в боях с фашистами для нас был сам генерал Руссиянов. Он первый предложил бойцам подрывать немецкие танки, если нет гранат, бутылками с бензином. Свое «изобретение» генерал собственноручно прицельно применил, пропустив фашистский танк и бросив ему в «корму» такую бутылку. Потом многие бойцы в окопах пропускали «тигры» «через себя» и бросали вслед им «зажигалки». А спешившийся десант добивали из винтовок, автоматов и пулеметов...