«Подсекальников прав. Действительно жить не стоит».
Траурный марш. Н. Эрдман.
А с чего все началось? С колбасы.
Пьеса «Самоубийца» стала культовой на российской сцене сразу, как ее написал Н. Эрдман в 1928 году. Пьесу не поставили, автора посадили, не сразу и ненадолго и он больше такого не писал, осознал.
Если вспомнить советскую сатиру конца 30-х годов, а другой тогда не было, то сразу всплывает наш дорогой Михаил Афанасьевич с «Собачьим сердцем» и «Зойкиной квартирой». Режиссер Алексей Логачев ставил уже на сцене Алтдрамы Булгакова, как раз «Зойкину квартиру». И я об этом писал. https://www.kultbarnaul.ru/2017/05/blog-post_55.html
Тогда я видел, что режиссер не понимает глубинной авторской иронии, а сегодня, нужно признать, режиссер в теме. Удачный спектакль, то, что у нас любят. Такой краеведческий музей, в котором реплики винтажных костюмов, жесты, манерность, все так, как представляет себе публика 20 ые - 30 ые годы ХХ века.
Меня всегда удивлял сатирический язык той эпохи, вспомните дважды главного героя Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей в «Двенадцати стульях» и «Золотом теленке». Вспомните хотя бы Хармса, этот НЭП язык стал голосом того времени и в «Конной армии» так говорят, и «Котловане». Наверное и наш новояз будет голосом эпохи с его «крутой гаджет», «у этой чики», «запостила сиськи в инсту».
Хороший спектакль получился и артисты наши прекрасны, я вижу такую уверенную слаженность, как принято говорить - ансамбль, который собрался из отдельных хороших актерских работ. Можно нахваливать всех и в каждой роли найти что-то отличное. Начну с товарища Константина Кольцова, он играет Александра Петровича Калабушкина, соседа Подсекальниковых. Наглый, уверенный, самозабвенный негодяй, который раз за разом эксплуатирует свою неотразимую харизму. Это я про кого, про актера или образ? Выразительная бяка.
Известный артист Хряков, покинувший со скандалом Барнаул, но посетивший спектакль по случаю кратковременного визита на родину, одобрительно смеялся, реагируя на знакомые кольцовские уловки.
Необыкновенно очаровательно семейство Подсекальниковых, Елена Кегелева - теща, Татьяна Данильчеко - жена и сам Семен Семенович - Дмитрий Плеханов, такие «крокодиловские»* персонажи, что даже премило очень. Так мило, что вся острота Эрдмана куда то испаряется. Зал даже не дрогнул на фразу «Кремль протянет руки, пусть лучше ноги». Зал хихикал на непристойных в приличном обществе шутках и молчал там, где параллельные линии истории пересекались.
Семен Семенович!
Простите господа артисты, вы все прелестно играли. Кирков и Тимошенко, Рогозин и Мирошниченко, Чижук и Шубин, и хор цыганский, и официанты, и подозрительные лица, и так смешно молчал немой. Раиса, Капа и Марго обворожительные дамы, и два ведущих мастера сцены, актрисы Зорина и Королева в эпизоде, вот это было мощно. Я не стебусь. Не дурно господа.
Честно говоря, оформление сцены вначале вызывает восторг, а потом настораживает. Мы видим наши любимые березки, в Алтдраме это священный тотем, я называю это «невестушки Макарыча». Без них у нас редко какой обходится спектакль. А настораживает потому, что вспоминаешь про наклонную сцену в «Зойкиной квартире», про двери в шкаф и понимаешь, что-то однообразно двигает режиссер артистов среди падающих второй раз в том же месте стульев. Будем считать, что это авторская манера, а не повторение, тем более в прошлом спектакле это была серьезная метафора, а сегодня - это приемчик. Хотелось бы сказать, что это вторая серия «Зойкиной квартиры», но пусть будет глубокое погружение режиссера в сатирическую тему раннего советского периода.
Если я правильно посчитал ворон на березах, то их 11 или 12, почти как апостолов на Тайной вечере, но ни одна не каркнула во все воронье горло, и не накаркала ничего. Как завещал великий Чехов, если в первом акте ворона на сцене, то во втором она должна выстрелить. И даже в сцене погребения, в родной кладбищенской стихии, они, молча, взирали на это безобразие.
Какая чудная игра и только старушки, что разносят слухи, то есть создают общественное мнение, как раньше писали в газетах агентство «одна баба сказала», остались для меня странной не раскрытой гиперболой. Загадка, однако. Хотя, если представить, что избыточная условность и вызывающая нелепость старушек, прямой вызов зрителю, то, наверное, так и должно быть, анекдотичный мир в пересказе провинциальных плакальщиц.
А Федя-то Питунин застрелился. Рубаха парень был. На чешуе жестяной рыбы прочёл я зовы новых губ. А вы ноктюрн сыграть могли бы… Вот и Подсенкальников не смог.
А я много думал про ритуал самоубийства. В России это, как правило, проявление слабости и трусости, за редким исключением, когда честь дорожи жизни. Я вспомнил Юкио Мисима и сэппуку на балконе командующего военной базой. А сегодня ты хоть пылай свечой у стен Кремля и не случится ничего. Так и Эрдман тлел всю жизнь, писал сценарии для кино и мультфильмов, и прожил тихую советскую жизнь, повезло. Не дожил до премьеры «Самоубийцы».
Хороший спектакль. Я обязан принести извинения, задумался, а может задремал, пришлось восстановить по оригинальному тексту, когда случился этот позорный момент, где-то… второе действие, явление третье, от реплики. «Аристарх Доминикович. Ну, вот видите. Так нельзя. Так нельзя, гражданин Подсекальников. Ну, кому это нужно, скажите, пожалуйста, «никого не винить». До слов «Семен Семенович. Елки-палки. Вот это жизнь!»
Обязуюсь прийти и в наказание пересмотреть спектакль. Двусмысленно как то прозвучало. Пожалуй, я с удовольствием посмотрю еще раз. Надо ворон пересчитать.
Ах да, видимо по правилам пожарной безопасности факельщиков заменили на фонари. А это друзья, большая разница, потому что факельное шествие - это не фонарики.
В. А. Климов.
* см. журнал Крокодил.