Бабушки и дедушки - выросшие дети, с ними внукам тепло и радостно. Без уважения и любви родителей к своим родителям, и внуки относятся с пренебрежением. Родовая сила растёт только тогда, если сохраняют её любовью и заботой. И Рассеюшка копит этот свет.
Россия в моём сердце
Никита нервничал. Привезли из деревни бабку, мать его мамы, поселили в его комнате, положили на его кровать, и ему пришлось спать на диване в этой же комнате. Никите нравился его диван, широкий, с откидной крышкой, он становился ещё шире, если он приподнимал её. В деревне у этой бабки он был последний раз в четыре года, а сейчас ему одиннадцать, внук её почти не помнил. Отец ездил к ней по осени, привозил много яблок, овощей разных, Никита не задумывался, кто их выращивал. Бывало, отец скажет: «Сын, бабушка Маруся тебе яблочек передала. Любит тебя». Никита кивнёт и тут же забудет о ней. Мама Света никогда не рассказывала ничего о своей матери, да и не ездила к ней, хотя жили от деревни недалеко, в семи часах езды на машине.
Никита стал плохо спать, мешало сопение бабки, особенно когда та делала зарядку. Чем больше жила бабулька в доме, тем больше удивляла внука. Сухонькая, улыбчивая, со стеклянными прозрачно-голубыми глазами, она пристально разглядывала внука. Однажды Никита не выдержал.
– Тебе не нравится на моей кровати спать? – с вызовом спросил он. Она улыбнулась и тихо проскрипела:
– Нравится, постелька тобою пахнет. А ты злишься на меня, что место твоё заняла? Не злись, у тебя косточки молодые, а у меня – наоборот, поэтому просят мягкую подстилку. Дочь-то моя пуховое одеяло под простынь постелила. Рада за неё.
– Почему это за неё? За себя, наверное. Перепутала слова? – мальчик недоумевал.
– Да нет, за неё. Какой дочь будет для своей матери, такие дети будут в её семье. Это Закон Жизни, – она продолжала разглядывать внука. – Вот какой ты, как думаешь, сможешь честно ответить?
Никита задумался. А, правда, какой он? Мать часто говорила, что он вылитый дед, только говорила с какой-то обидой, с недовольством. Из всех дедов и бабушек у него в живых осталась только бабка Маруся. Мальчик не знал об ушедших родных ничего. Он поднял взгляд на бабку, и вдруг ему стало неловко, что он о ней тоже ничего не знает, да и не хотел знать.
– А сколько вам лет? – тихо обронил он.
– Ну вот, отправил меня на другую планету. Разве мы чужие? Что выкаешь-то? Так завтра семьдесят пять обоймёт. Много?
– Много, – удивился Никита, – а мама знает? – и тут же смешался от своего вопроса.
– Знала когда-то, да ты не смущайся. Я у вас живу уже три месяца, и ты впервые задал мне вопрос. Я рада, что я тебе становлюсь интересной, – заулыбалась во весь рот бабка Маруся. – Да я не сержусь, рада, что рядом с вами живу. Ты сегодня на улицу пойдёшь? Выходной ведь, так надень носки, что связала для тебя. Наденешь? – Никита кивнул, не в силах от стыда поднять на неё взгляд. – На улице ещё свежо, хотя весна уже стучится в дверь, – бабка украдкой вздохнула. – Дома-то я уже была бы в саду. Любила разговаривать с деревьями, с каждой травкой. А как же, – ответила на недоумённый взгляд внука, – всё живое. Прислонюсь, бывало, к яблоньке и чую, как жизнь её по стволу бежит. Оживает соком весенним, – она опять вздохнула. Никите почему-то так захотелось уехать в бабушкин дом, увидеть эти живые деревья, постоять, как она, у яблоньки да выразить ей благодарность за вкусные плоды. Он знал, что дом её ещё не продали. Сквозь мысли прорвался её голос: – Так и человек, когда он прикоснётся к своим корням, то вспомнит ушедших и живущих, это Предки и родные люди в ответ на твои мысли в тебе зашевелятся, вливая силушку в кровь.
– Как это? – Никита округлил глаза.
– Так они все в тебе, в твоей генетической памяти, в клетках, в органах, в крови живут. Кровными живём с тобой на Земле, родными, значит. А родня род бережёт, если ты чтишь её, помнишь своих предков, особенно когда трапезничаешь за столом.
– Почему? – недоумевал внук.
– Если бы помнили о них, так благодарность бы им посылали перед едой за то, что на белом свете живём – родовая сила самая сильная в человеке.
– Так почему за столом их надо помнить? – у мальчика горели ясным светом глаза, как два огонька.
– Скажи им тихонько «благодарю» – они в тебе оживут и помогать станут своей родовой силой. Надо благо накопленное дарить: слово-то волшебное, его все слышат – ушедшие и живущие. И в ответ захочется благо дарить. Тогда из рук и со стола ничего не упадёт, не надо будет предкам самим напоминать о себе. И ты меньше болеешь, радости больше в сердце, друзья лучше понимают, люди друг дружке радуются да белому свету. И что это значит для всех нас, как думаешь?
Никита никогда не слышал таких речей, сердце подпрыгивало, будто моторчик включили под рубашкой.
– В дружбе живут люди, да? – неуверенно произнёс он. И тут же спросил:
– А ты почему с нами не ешь за столом? Вроде сама ходишь по квартире, а мама сюда тебе приносит еду. Слёзы твои видел, почему? Живёшь тихо, будто боишься потревожить, словно тебя и нет, – затаив дыхание, Никита ждал ответа.
– Так в глаз что-то попало, вот слёзы и побежали, – Маруся вымученно улыбнулась, – может, родовой силе молилась да расчувствовалась. Дед твой, Миша, муж мой, нетерпимый был при жизни, обижал часто, так всё молюсь за него, чтобы Бог простил. – Чуть помолчав, легко заговорила. – Вот мой зять, твой отец Виктор, мне не сын по крови, но по жизни – сын, ты замечал, какой он внимательный ко мне? – Никита кивнул, – а когда приезжал по осени в гости, так пока не перечинит мне всё в подворье, не перекопает огород, не уезжал, а почему он такой в жизни? Да отец его, твой дед Николай, был таким. На одном дереве яблочки-то одинаковые на вкус. Николай в доме сумел выстроить добрые отношения. Мужчина на Землю и пришёл для этого: наводить порядок дома и в стране, не минуя общества. Раньше-то стыдно было, что ничего не умеешь делать, как мужик. Честь-то семьи берегли, с детства учились всему. Когда вырастешь, учиться будет поздно.
– И девочки учились? – Никита лукаво посмотрел на бабушку.
– Учились, а как же? И твоя мама Света много чего умеет, только донести умения по-доброму не всегда может, вся характером в отца: вспыльчивая, нетерпеливая, что не должно жить в женском характере. Так я и люблю своего зятя за то, что терпеливо ведёт мою дочь к свету, другой бы давно ушёл от неё, а твой папка знает: если любишь, ответствен за любимого человека. Отец его таким был, – опять вспомнила она деда Николая.
Никита стал замечать, что чем спокойней и доброжелательней ответит он на выпад Серёжки, закадычного взрывного, но верного друга, тем тот спокойней реагирует, когда проигрывает ему в шахматы. Мальчик стал задумчивым и немного рассеянным. За три месяца жизни в их доме бабушки Маруси, он многому научился у неё. Видел, как та, оставаясь днём одна дома, сама стирала себе одежду, сушила на батарее, гладила и складывала аккуратной стопочкой на стуле у кровати. А какие она варила борщи! Язык можно было проглотить. Пройдётся по дому, и вещи, будто сами спешат на свои места. Никиту удивляло то, что бабка читала без очков, как молодая. Книги её тоже были странными: «Сержант милиции», «Угрюм-река», «По тонкому льду», «Тополёк мой в красной косыночке», «Сказки Пушкина», а одна из книг особо удивила внука – «Война и мир». Маруся улыбалась, с лукавинкой в глазах наблюдая за Никитой, когда внук читал название книг, стараясь это сделать незаметно. Она как-то ему сказала: «Дети-то твои смотрят с высоты за твоими делами. Умеешь налаживать их с детства – тогда такие же светлые души придут к тебе в твою будущую жизнь. Что излучаешь, то и получаешь. А станешь лучшим внуком, твои внуки будут тебя любить. Закон Жизни каждого коснётся».
Никита стал мыть не только свою обувь, но и у родителей, стал к их приходу готовить стол к ужину. Только мамин взгляд становился более беспокойным, она частенько плакала, пристально вглядываясь в сына.
– Мать-то переживает, поговори, что не так для неё выясни, ты ведь сын ей, – тихонько обронила внуку бабушка Маруся.
Как-то придя с работы и увидев сервированный стол к ужину, Светлана не выдержала:
– Сын, подойди ко мне, поговорить хочу, – Никита и сам собирался спросить у мамы причину её слёз. Строгим голосом мама спросила, – ты что натворил? Лучше сейчас скажи, мы с отцом поможем. То обувь моешь, то стол накрываешь, мусор стал сам выносить без напоминания. Что ты хочешь спрятать за своим вниманием? Говори, я постараюсь понять.
– Мама, да мне просто хочется помочь вам, вы ведь целый день на работе.
– С чего это ты так изменился? – Света не понимала.
– Мам, да оглянись ты, я что, конченный лодырь? – мать тут же разревелась. – Ну, мама, я, наверное, взрослею, стал больше понимать… благодаря бабушке Марусе. Она классная и очень добрая.
Светлана долго разглядывала сына и, обняв его, зарыдала навзрыд, уткнувшись ему в шею.
– Мам, у бабушки завтра юбилей, ты не забыла? – Никита гладил мать по волосам, и сам хотел зареветь от какой-то своей взрослости, прокравшейся и поселившейся в нём незаметно. Он осознавал, что становится совсем другим человеком. Каким – он пока твёрдо не понимал. – Давай завтра все вместе сядем за праздничный стол, бабушке будет приятно.
За праздничным столом бабушка Маруся сидела торжественно-нарядной. Её веки чуть подрагивали, руки слегка дрожали, она их спрятала на своих коленях. Молчание за столом затянулось. Никита выразительно посмотрел на бабушку, та тихонько зашептала: «Матушка-Земля, все светлые души наших родов, Предки и Пращуры, Бог мой, Солнце ясное, благодарим вас за светлую жизнь, за пищу, даденную вами», – она тихо перекрестилась и подняла ясный просветлённый взгляд на своих родных. Казалось, что все морщинки на её лице разгладились от радости ощущения себя в кругу родных. У Светланы по щекам катились слёзы.
Вечером в комнате Никита попросил бабушку рассказать, что для неё значит понятие «Россия в моём сердце». Маруся подняла на внука слегка удивлённый взгляд.
– У нас сегодня в школе на уроке разбирали это понятие, – поспешил ответить Никита на недоумённый взгляд бабушки, – расскажи, как вы жили там, в своей жизни.
– Как жили? Да жили, как все, уважали друг друга, трудились от зари до зари, сначала в колхозе, потом дома на своём огороде да в саду. Детей растили, приучая к труду. Когда росла, мы, ребятишки, и не представляли, как можно убежать на какие-то игрища, если грядки не прополоты или по дому дела не сделаны. Помогали. Краской-то полы тогда в доме не красили, так мыли и тёрли шкуркой добела, сама это делала, помню. Не понравится матери работа – так перемывали. Главное, если попадало, не обижались на родителей, понимали, что схалтурили, за дело наказали. А наказ-то родители до ума доводили, не только лишением прогулок или игрищ на улице. «Наказание, – говорил твой прадед, – наказ на правильную жизнь, на понимание самого себя, а как дитя вразумить ещё? Терпи и думай». Уважение к родителям вперёд нас бежало. А как же иначе, берегли родовую силу. Дед в семье берёг и выстраивал в каждом эту силу, чтоб никто не забывал. Следил, чтоб ум питали книгами добрыми. Бабушка традиции хранила, всех к столу вовремя собирала. Дела за обедом или ужином вслух обсуждали, доверие и рождалось к семье, и никто не был забыт ни в день рождения, ни в другие праздники, выстраивали по дому вовремя все дела. Отец хранил этот порядок, а мама дарила всем светлую любовь, лад хранила в дому. Дети учились жить, глядя на родителей, все с детства трудились. «А любовь да труд всю лень с сомнениями перетрут», – так твой прадед говорил. Хотелось читать, но книгу в руки разрешалось брать после всех дел. Так и жили – всё для её блага, для Рассеюшки. Хотели видеть её богатой да процветающей. С соседями жили дружно, да и там, где трудились, не ссорились, вот лад и был во всём обществе. Просто жили, жизнь любили, да благодарны были своей великой Родине – Матушке-Руси.
– А мне кажется, что трудно жили, воды то в доме не было и туалет на улице, – с удивлением вставил Никита.
Бабушка засмеялась.
– Это вы привыкли к такой жизни, а мы другой жизнью жили. Кажется, что вам сейчас проще жить, да как на это поглядеть. Трудности, конечно, у нас тоже были, но человек, преодолевая их, постигает самого себя, крепнет духом. У вас трудностей поубавилось, зато лени прибавилось. В вашей жизни говорят, что в здоровом теле здоровый дух. Как же так? Разве бы мы победили такую кровавую Отечественную войну, если бы только были физически здоровы? Дух ведёт человека, а дух требует знаний, копит человек знания – закаляется его дух и тело подчиняется этой силе, наоборот никак. Силён духом, силён и телом. Даже инвалид, имея сильный дух, подчиняет своё тело и делает свои дела. А кто хнычет, тот и сидит на месте. Внимай, внучок, я ведь одна у тебя осталась из предков, помогай своему духу знаниями, больше читай – и говорить, и думать будет легко. России можно помочь только светом мыслей своих. Помни прадеда Арсена и прабабушку Марфу, спроси у отца имена его прадедов, знать будешь их – сила родовая будет крепнуть в тебе.
Никита знал, что по окончании четвёртого класса они с бабушкой уедут в деревню на всё лето, так сказал ему по секрету отец. Никита теперь понимал, что помогая Марусе в огороде, он закалит не только свой дух, мышцы станут сильными, что очень важно для мужчины. Он теперь ясно представлял, что значит для человека выражение «Россия в моём сердце», осознавал до рези в глазах, до сладости в груди, понимая, что к такому отношению человек должен себя готовить с детства, ощущая свою ответственность перед ней.