Господи, как же хорошо, что я — не поэт, а просто персона, пописывающая стишки (и плохие стишки, притом)!
Не нужно бояться и заискивать, присоединяться к партиям, делать заявления, возглавлять и отрекаться, плеваться ядовитой слюной в тех, в кого все плюют ядовитой слюной, восхищаться тогда, когда все продвинутые и понимающие восхищаются, забывать тех, кого велят забыть те, кого нельзя забывать, стыдиться друзей, наживать недоброжелателей, бояться ударов с неожиданной стороны, поражаться коварству, вздыхать с облегчением, ждать публикации и намекать всем, чтобы прочли, обижаться на рецензии, портить отношения, не разговаривать годами с неплохими, в сущности, людьми из-за всяких пустяков, типа просодии, мечтать непонятно о чем непонятно зачем, считать себя неудачницей, вешаться, выпрыгивать из окна, потому что жизнь бессмысленна, не признают же, все кончено, примерять на себя чужие лавры, завидовать, гневаться, ненавидеть, впаривать свои книжечки и тут же терять интерес к собеседнику, когда его роль исполнена, и опять — бояться, бесконечно бояться травли и издевательств сообщества, следить за языком, думать о том, кто же еще обидится на нейтральные, в сущности, слова, кто увидит в ним намек...
Ну уж нет. Я пишу говностишки, мне ничего не нужно, кроме нормального человеческого, бескорыстного общения. Литературная политика ужасна.
И чем менее востребован предмет распри — тем она жестче и ужаснее (эффект, неоднократно описанный в социологической литературе, и от того не менее впечатляющий, когда его наблюдаешь).