Аня подошла к двери, открыла широко, ступила на крыльцо и шагнула внутрь - в обезоруживающую тьму прохода, которой лунный свет и не думал касаться.
Впереди был коридор, высокий потолок - метра три, не меньше. Свет тусклый, откуда-то оттуда идёт, не торопится, не напрягается - видно более-менее, и хватит. И с потолка во множестве свисают цепочки. Много их - совсем маленьких и с палец толщиной. Они то и звенят. И среди них словно тропинка просматривается - извилистая, там цепочки расступаются, ведут, показывают куда идти. И она идёт. Коридор разветвляется, сейчас налево. Потом лесенка - вроде короткая, пять ступенек, а идти по ней не меньше трёх минут пришлось. И везде цепочки. Как в ленточном лабиринте - которых для развлечения понастроили повсюду, только как-то мрачнее что ли. Да и ленточки там обычные, а тут цепи явно живые.
Впереди забрезжил свет - мерцающий, то ли свеча, то ли керосинка. Анна остановилась, огляделась. Казалось долго шла - а вроде и снежинки на пуховике растаять успели только, да не впиталась ещё водица. И ещё один шаг вперёд - в неизвестность.
Комнатка. Маленькая, метра три на три. Слева от входа окно, подле него стол с книгами и какими-то бумагами, маленькая табуреточка задвинута вглубь. Справа у входа легонько гудит печка - голландка, выложенная цветным стеклом. От неё стена с хаотично развешанными разномастными полками и такими же невпопад расставленными книгами на них.
В дальнем конце в кресле-качалке полулежит старенький сухой человечек. В домашних тапочках, тёплом тёмно-зелёном халате, рядом тумбочка - на ней раскрытая книга, листами вниз. Кожа старика коричнево-жёлтая, на вид как бумага, глаза огромные на фоне исхудалого лица, ярко-зелёные.
- Садись. - Тот же мощный непререкаемый голос, так на космической станции в какой-нибудь космоопере мог бы говорить робот или искуственный интеллект.
Анна пододвинула табуретку, села, сложила руки на коленях, поёжилась. Вроде атмосфера и доброжелательная, даже уютная - но вот сам старик казался чем-то совершенно нечеловеческим и даже опасным.
- Боишься. - вторя её мыслям сказал старик. - Но идёшь. Не умеешь. Но дерзаешь.
Тут он неожиданно тепло и мягко улыбнулся. И чуть подавшись вперёд, совершенно другим - мягким и добрым, какой имел бы сказочник из доброй сказки - голосом продолжил.
- Дорогу взыскует храбрый, девочка. Страх тебе на этом пути не поможет, не бойся. Говори, зачем к старику пришла, птенчик Тонин.
И она рассказала. Всё - от первого дыхания чужой беды и вмёрзшей в асфальт боли до советов старших и ужасной находке. Старик слушал, внимательно вперившись своими пронзительными глазами, иногда кивал, но молчал. Наконец говорить стало уже нечего - повествование выплеснулось из Анны и они оба замерли. Зелёные глаза буравили потолок, девушка, запыхавшаяся в пылу рассказа, старалась теперь дышать спокойнее и стать как-то понезаметнее. Тишину нарушил голос “сказочника”.
- Прежде чем говорить тебе куда идти и что делать, чтобы помочь твоему горю я расскажу тебе старую историю. Историю беглого народца. Ведь из их цепких лап тебе человека выковыривать.. Когда-то эти неприятные существа не ходили по земле, не вдыхали жадно один с нами воздух, воруя у мира даже в этой малости - легко отличить от человеческого племени их можно, не выдыхают они, всё как в бездну в них проваливается.
А появились они так. Жили народы людские - много их на земле уже ушедших и только зародившихся. И почти в каждом месте, в каждом, за исключением редким, народе находились любители силой да подлостью добыть себе кусок пожирнее. Люди во все времена, во всех уголках земли не терпели воров и грабителей, убийц так и вовсе карали страшно. И началось всё с одного из тех, кому удалось сбежать от преследующих его и взыскующих суда страшного. Бежал он от них день, бежал он от них ночь, а псы всё идут по следу, а рога всё гремят за его спиной - не унимается погоня, чует силы истончившиеся, чует жизнь по капле на дорогу вытекающую.
И вышло тому беглецу через расщелину в одной горе перебираться - не сильно глубока была расщелина, полога, с речкой по дну бегущей из той горы выбегающей. И только спускается он - слышит сверху псы брешут, смотрит - снизу, по вдоль реки люди идут. Один только путь беглому остался - к источнику, надеялся он там пещеру найти али лаз какой, или просто спиной стать к воде струившейся и жизнь подороже свою отдать, того не ведаю. Подбежал он к истоку - и видит, сбылись его мечтанья, лаз виднеется, водой размыт. И камень рядом лежит крупный. Все силы вложил он, залез в тот лаз, за которым тьма непроглядная подземная и камень за собой затащил, закрылся от врагов. И только последний луч света погас - пополз он прочь. Вглубь пещерки той, значит.
А люди снаружи подошли, увидали куда следы ведут, да не нашлось храбрецов за безумцем в дыру лезть - ярость жгла их сердца, да жить хотелось не меньше. Забрались они на гору, да обрушили камни, завалили лаз тот валунами великими - человеку не объять, да не поднять. И ушли.
А убивец наш - за страшное дело его крови взыскали, за страшное - всё полз. Слышал он обвал, понимал что назад ходу нет теперь, только вперёд или ложиться и издыхать. И полз дальше. В темноту, откуда чудился ему странный шум - будто воздух тянет, да ветер воет. Выход почуял бывалый вор.