Поезд Москва—Ницца — любимое детище бывшего главы РЖД Владимира Якунина: даже когда в регионах отменяли пригородные электрички, он лично представлял новые вагоны для заграничного состава. По просьбе Esquire Максим Семеляк доехал на поезде-мечте до Лазурного берега.
Поутру на площади Белорусского вокзала мерцающие буквы на табло складывались в карикатурную социальную рекламу «Россия — это Европа»: Одинцово, Кубинка, Ницца. Последний топоним звучал как затихающий отзвук частушки, словно какое-то слово потеряло внятный фонетический облик в угоду интонации ухаря-певца, превратившись во что-то вроде «как грится» или вообще какую-то ламцу-дрицу. Сам поезд выглядел ново и вполне обыкновенно, разве что расстояние между перроном и вагоном оказалось необычно большим, как пропасть, которая будто призвана была подчеркнуть ощущение перехода в другой мир, не хватало только лондонской подземной присказки mind the gap.
Проводницы тоже выглядели обыкновенно, в том смысле, что на глаз сложно было определить, отличаются ли они как-то степенью сговорчивости и податливости от своих товарок по внутренним рейсам, и можно ли их в случае чего развести на безбилетный проезд, и хотя я последний раз обращался с подобными просьбами лет двадцать назад, почему-то в голове реяло именно такое желание.
Инструкции в купе были продублированы на немецком и французском, но на столах стояли все те же тяжелые приметы прошлого в виде купеческих подстаканников. Я ехал в купе на четверых, но со мной пока была только одна соседка — американка лет пятидесяти пяти, с густой копной волос, похожая на Сьюзен Зонтаг, страдающую лишним весом. Впрочем, страдала она не только им — попутчица моя сильно хромала и таскала с собой увесистую трость, столь тяжелую на вид, что казалось, она не поддерживает ее при ходьбе, а скорее доставляет дополнительные неудобства. Билет у нее при этом был на верхнюю полку, у меня, наоборот, оказалась нижняя, и я уже предвкушал неизбежный акт милосердного обмена местами. По манерам и стилю она была похожа на правозащитницу, но сама, впрочем, утверждала, что туристка и уже полгода живет в Москве с неясной целью. Услышав от меня слово «журналист», почему-то немедленно уточнила: военный? Вообще, во время поездки мы разговаривали довольно много, но так почему-то и не представились.
Москва — Вязьма
Когда поезд мягко тронулся с места и проводница с лицом Хелен Миррен пришла изъять у нас билеты, выяснилось, что у Зонтаг нет транзитной белорусской визы. Это означало, что в Бресте ее отправят обратно. Я мысленно нарисовал себе эту картину, и мне стало ее жаль, хотя, признаться, перспектива остаться в не блещущем размерами купе одному была куда как заманчива. У нее не оказалось денег на телефоне, и я дал ей свой, чтобы она позвонила в американское посольство — почему-то в Киев. Хелен меж тем посвящала нас в тонкости предстоящего таможенного досмотра: «Белорусы в принципе пропускают нормально, а вот поляки придираются». Сьюзен тихо застонала в ответ, я как мог уверил ее, что по сложившейся политической логике поляки-то как раз должны быть более благосклонны к обладательнице паспорта США, нежели белорусы.
В соседнем купе ехали какие-то студентки, дальше семья с ребенком, потом люди неопределенных занятий и родственных связей. Все они не производили впечатления состоятельных людей, да и вообще, кажется, никакого впечатления не производили, поэтому находиться среди них было приятно. Купе запирались пластиковым ключом.
Состав набирал приятную в своей естественности скорость — в отличие от самолета, ее можно ощутить физически, как перемотку VHS. В самом поезде, несмотря на развешанные тут и там уверения в обратном, не оказалось вай-фая. Такое ощущение, что сработала логика каламбура: раз провожающих просят покинуть вагон, то и беспроводной интернет тоже на этом заканчивается. Кроме того, Сьюзен заявила, что станет из принципа говорить со мной только по‑русски, так как ей нужно совершенствовать язык. Русский она знала неважно, а просьб от нее исходило премного — открыть окно, выключить свет, подать сумку, выйти из купе, чтоб дать ей переодеться — и каждая ввиду ее отношений с языком превращалась в лингвистическую шараду. Очень быстро мне надоело их разгадывать, и я скрылся от нее в вагоне-ресторане. Ресторан был, мягко говоря, не Orient Express, обычная дорожная еда сувенирного толка — язык, семга, осетрина, паста карбонара, оливье, представленный скупой комбинацией курицы, картошки и крошек огурца, а также мрачного вида салат нисуаз, уверенно напоминающий об одноименном лимоновском рассказе про путешествие в Ниццу, точнее о первой его нетленной фразе. Теоретически все это сгодилось бы в качестве железнодорожной закуски, но проблема состояла в том, что закусывать было нечего — водки в меню не значилось.
За окном пронеслись неисчерпаемые поля ирисов, индюки, столб с надписью WELCOME TO RUSSIA BITCHES и город Гагарин. Принимая заказ, официантка в знак согласия неизменно отвечала: «Ждем», как бы приглашая в соучастники процесса. И в самом деле — все мы в этом поезде ждали, поскольку предстояло двое суток пути. Все мы так или иначе играли в некую игру — в лонгрид вместо месседжа, в 48 часов вместо трех с половиной. Мы стали участниками очевидной реконструкции, продиктованной уже одной великовозрастностью проекта: первый состав отправился из Санкт-Петербурга на Лазурный берег в 1864 году, в 1914-м сообщение по понятным причинам прекратилось. Пять лет назад сообщение в Ниццу возобновилось, но уже из Москвы. То есть, в сущности, перед нами некий поезд-символ, поезд-беглец от санкций, потенциальный носитель имперской традиционной методологии, подразумевающей, что скрепы могут некоторым образом цеплять и Лазурный берег тоже и вообще на лазурном глазу презентовать то извечное и уже почти сакральное томление русского человека, которое описал Чехов в «Архиерее»: «…захотелось вдруг за границу, нестерпимо захотелось! Кажется, жизнь бы отдал, только бы не видеть этих жалких, дешевых ставень, низких потолков, не чувствовать этого тяжкого монастырского запаха».
В России вообще принято уповать на самые странные вещи — в частности, на приобретенный гедонизм тех или иных начальственных прохвостов. Логика тут простая и почти щедринская: если прохвост привык за годы начальственности ездить в Европу, отправлять туда своих детей и свои бог весть как добытые деньги, то всегда теплится надежда на то, что он не пойдет на окончательный и бесповоротный разрыв отношений с той же Европой и подобные поезда суть залог такой надежды. В этих чаяниях, бесспорно, есть что-то глубоко отвратительное, хотя и не лишенное оснований — особенно в свете нынешних настроений (так, например, совсем недавно некая православная организация предложила установить памятник князю Владимиру на площади Киевского вокзала, мотивируя это тем, что, дословно, «такой перенос стал бы важным шагом, означающим отказ России от западнических иллюзий»).
Первая стоянка была в Вязьме, городе на старой смоленской дороге, которая когда-то соединяла Москву с Европой, если, конечно, можно так назвать всю кровь, что лилась там по причине этих соединений. Вообще, изучив расписание, я не нашел там ничего интригующего — на первый взгляд маршрут был выстроен по вполне благодарному принципу «вот тебе, приятель, и Прага, вот тебе, дружок, и Варшава», и формально регламент соблюден, то есть поезд действительно идет через Минск, Варшаву, Милан, Верону, Монако — но стоянки в них либо занимают считанные минуты, либо приходятся на глубокую ночь. А так чтобы при свете дня — ну вот, пожалуйста, Вязьма.
Люди выходили из поезда слегка неуверенно, как путешественники во времени. На вокзале стоял красивый черный паровоз. Я походил вокруг и у местного магазина немедленно увидал влажный сон русофоба: очень некрасивая белобрысая пара — он пьяный, она с перекошенным от злобы и безысходности лицом — тащили куда-то упирающегося плачущего мальчика, размахивающего огромным российским флагом. Отец грязно матерился, мать распускала руки — не нужно быть сильно искушенным в возрастной психологии, чтобы предположить, что при подобном обращении мальчик вырастет таким же злобным, грубым и некрасивым и так же станет орать и на своих детей (но сперва, разумеется, на родителей). Преисполнившись подобных народнических настроений, я вернулся в купе и попробовал заснуть. Сьюзен с верхней полки издала протяжный стон и уронила на меня небольшой огурец.
Вязьма — Брест
Вобщем-то, ввиду отсутствия крепкого алкоголя и интернета занятий в этом поезде может быть два: спать и, что называется, думать о России. Все пространства, наблюдаемые из окна поезда, особенно когда он развивает приличную скорость, имеют одно приятное свойство — рано или поздно они начинают казаться ничьими (и соответственно своими — такова оптика железнодорожного патриотизма). Связано это в первую очередь с тем, что, в общем-то, если разобраться, на скорости везде довольно красиво (о степени ухоженности мы сейчас не говорим). Эта умиротворяющая гегемония пространства как будто переводит любые территориальные претензии в разряд фобий и лишних домыслов.
После пересечения границы с Белоруссией мне вдруг показалось, что люди тут как-то больше работают — пейзаж то и дело взрывался каким-то производительным мельтешением. В какой-то момент белорусская территория озарилась совершенно ирландскими ослепительно зелеными лугами.
На кратковременной остановке в Орше я залюбовался из окна красивой парой: олимпийского вида парень, полногрудая молодая мать в уместно коротких шортах, их ребенок от души смеялся, никакого флага у него не было и в помине, и никто на него не орал. Вспомнив про Вязьму, я уже намеревался было сделать из этой картины некие неутешительные для обитателей моей страны выводы, но тут семейство засобиралось в вагон и оказалось соотечественниками. Вместе с ними в поезд проник огромный усатый белорус с гитарой. «Как будет по‑русски корица?» — устало спросила меня по‑английски Сьюзен. По всей вероятности, за всю историю человечества никто еще не задавался таким вопросом на перегоне Орша—Брест. Тем не менее я на него ответил.
Продолжение статьи читайте по ссылке.
Как живут люди в городе, где запрещены телевидение, радио и мобильные телефоны
_________________________________________
Понравилась статья? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал esquire.ru на Яндекс.Дзен, чтобы видеть больше интересных материалов. А также делитесь нашими лучшими публикациями с друзьями в Facebook, Twitter и Instagram.