Когда-то давным-давно мы с сестрой периодически захаживали в гости на программу Лаэртского "Монморанси", которую тот вел на "Эхе Москвы" по воскресеньям с двух до трех часов пополуночи.
Программа была концептуальная - суть концепции: "Сюрреализм в действии".
Три-четыре человека, собравшихся в студии, начинали бредить на заданную тему, которая и сама по себе осмысленностью не отличалась.
Вот кое-какие из запомнившихся сюжетов.
"Вся отечественная журналистика создается роботами"
"У большинства из ведущих лиц шоу-бизнеса есть по три-четыре клона, созданных из высокотехнологичного вазелина"
"Появилось несколько новых опасных психически-инфекционных заболеваний"...
"Два карликовых пуделя из Житомира освоили человеческую речь! Мы пригласили ученых собачек в студию..."
В общем, все все поняли.
Передача поднимала настроение и нам (как-никак, прямой эфир, некоторый адреналин, возможность неограниченной словотворческой импровизации), и аудитории (это были опытные, лояльные слушатели - три-четыре тысячи интеллигентов-полуночников, которые привыкли к этому безумию и скучали по нему в оставшиеся дни недели). Над всем происходящим парил мощный, ширококрылый гриф "Только для своих" - и все были счастливы.
- А давайте, давайте откроем новый вокальный дуэт! Девичий!- предложил однажды Лаэртский. - Вы споете...
- Знаешь, это ведь даже для "Монморанси" чересчур будет.
- Да ну, прикол! А то я уже не знаю, чем ИХ еще шокировать. Ко всему, стервецы, привыкли. Прошлый раз вон даже прямой репортаж с фабрики по производству вегетососудистой дистонии имени Афанасия Фрунзе давал - хоть бы кто позвонил, возмутился...
Как говорится, если приключение подошло к твоей двери и встало перед ней на хвосте, глупо делать вид, будто никого дома нету.
Наша группа, разумеется была провинциальной (потому что только сильная, широкобедрая провинция еще способна родить что-то кричаще-свеже и эпохальное)
Две вологодские барышни, сироты, подобранные и воспитанные с младенчества бригадой строителей-сезонников, Тата Шустер и Ксюша Шпрыгова, открыли в себе тревожный музыкальный дар, создали группу под названием "Вологодские зорьки" и вполне по-чеховски ломанулись завоевывать Москву, где и были найдены музыкальными критиками А. Лаэртским и Аристархом Петровым (роль последнего исполнял известный журналист и наш постоянный напарник по этому свинству Юра Трофимов)
Кстати, мы даже подготовились. Разучили несколько старых романсов, припомнили кое-что из дворового блатняка нашего детства и даже создали оригинальную песню в честь названия нашего коллектива.
Исполнялась она на мотив "Беловежской Пущи" , а в томительно-длинных ее припевах "вологодские зори" у нас рифмовались и с "безбрежна, как море", " и с " неизбывное горе" и даже со "странный мир инфузорий". Играть на музыкальных инструментах от нас, к счастью, не требовалась, функции аккомпаниатора доблестно взял на себя Лаэртский, принеся для этого в студию гитару с треснувшею декой и провисшими струнами).
То, что поем мы с сестрой плохо, это даже не совсем близко к истине. Видимо, еще до рождения наши ухогорловые системы претерпели какую
чудовищную генетическую катастрофу, прошляпленную врачами женской консультации.
Двух других столь же безухих, хрипатых,сиплых, басящих, пищащих и мяукающих одновременно гражданок на этой планете отыскать, думаю, сложно, так что в каком-то смысле нас Лаэртский на самом деле "открыл".
(-Это невероятно! - сообщил он в первую же новостную паузу. - Я не мог играть, у меня тряслись руки! Вы понимаете, что вы делаете - невозможное! Это - аут!Это - восторг! Ни один профессионал не смог бы так виртуозно НИ РАЗУ не попасть ни в одну ноту !Вы за одну строку меняли тональность восемь раз!!! )
И все было бы очень мило, если бы не одно Но. Через двадцать минут после начала выступления, в студию ворвались редакторы и сообщили Лаэртскому, что передача его сегодня будет идти не час - а три. Потому что в Пакистане угнан лайнер с пассажирами и он летит в Шерметьево, в аэропорту - метель, корреспонденты наши уже там ( а телевизионщиков нет! Ура, ура, ура!!! Не успели среагировать, ха-ха!!) и каждые двадцать минут с ними будет прямое включение, а вы, Саша, уж поразвлекайте публику в промежутках! Потому что давать сейчас музыкальные записи нельзя- радиослушатели должны слышать, что работает студия, что "Эхо Москвы" даже в воскресную ночь держит руку на пульсе действительности, будучи единственным СМИ , оперативно подающим информацию.
И далее начался кошмар. Потому что количество наших радиослушателей в ту ночь превысило все мыслимые показатели - и вместо пяти тысяч эстетов-извращенцев наше вокальное творчество стало нечаянной радостью для сотен тысяч совершенно неподготовленных к такому цунами эстетизма граждан. По всей территории бывшего СССР люди, взволнованные происходящим, врубали "Эхо", и...
Наш рассчитанный на час вещания репертуар давно иссяк, но мы продолжали отважно петь. Мы исполнили "Мурку" и "Несет Халя воду", "Гаудеамус игитур" и "В лесу родилась елочка", "Хава нагилу" и песню немецких плотников "Ихь гинг айнмаль шпацирен". Совершили самонадеянное покушение на"Застольную" из Травиаты, увязли в тексте на третьем куплете, но выкарабкались путем блистательной, но исключительно фатасмагорической импровизации
(Ловите счастья миг, друзья
Без счастья жить никак нельзя
Укусит и умчится
Как паровоз, как пти-ица!)
А телефоны студии все раскалялись и раскалялись.
- Лады, - сказал Лаэртский, пока диктор трагическим голосом зачитывал: "Каждую минуту в аэропорту ожидают прибытия захваченного террористами лайнера. С борта поступила информация о том, что горючее на исходе"... - Лады, у девиц уже голоса совсем сели, вы просто онемеете, если вас еще гонять. Сейчас будем отдыхать и отвечать на звонки благодарных радиослушателей. Кто помнит "Отче наш" или хотя бы "Аве Мария" - тот может начинать молиться...
- Может, мы еще лучше споем? Скандал же сейчас будет такой...
- Война- фигня, главное - маневры, - ответил отважный Лаэртский...
Вот теперь - несколько отвлеченное рассуждение. Я всегда считала, что
если есть хоть какой-то смысл говорить о нравственных качествах того или иного народа, то превалирующей чертой народа нашего я назвала бы неприязнь к житейскому успеху. Наша нелюбовь к богатству и торгашеству, к экономности и зажиточности, уважение к бессребреникам и нестяжателям - это все проявления данного общенационального примата. Другой признак - это неумение демонстрировать свою состоятельность в чем бы то ни было, неумение которое всегда опасно близко к одной из двух крайностей- либо к бесстыдной барской гульбе, либо к самоуничижению, стремлению спрятать свои достоинства под вывеской "я - человек маленький"
НО зато не знает границ и наша готовность встать на защиту слабого, убогого, бесталанного и неимущего. Что и продемонстрировала вся последующая часть истории.
Нам звонили со всей страны. Сотни людей беспрестанно крутили диск телефона и платили за междугороднюю связь - с одной целью: сказать, что мы - молодцы! Что в нас - верят! Что у нас -все получится! "
"Немного практики, поучитесь в консерватории, девчонки, и будете петь - лучше всех!"- кричали нам в трубку из Норильска.
" Вы - чудесные девушки, и мы хотим, чтобы вы знали, семья Матвеевых из Калининграда будет за вас болеть!" -
- Я сам с Сибири, но живу в Ставрополе. Спойте для меня, девочки. "По диким степям Забайкалья"
- Мы слов не знаем!
- Я подпою. По телефону, можно?
И нестройное трио самозабвенно принималось за бродягу, проклинающего судьбу, а Лаэртский лупил свои три аккорда, жмуря глаза, тряся головой и разинув огромный рот в беззвучном вое восторга.
И только один звонок был...
- Либо вы пьяны, либо неумны, уважаемый Александр Лаэртский, - сказал строгий и немолодой женский голос.- У ваших так называемых певиц нет, простите, ни слуха, ни голоса.
- Зато у них душа есть! - ревел остающийся на параллельной трубке сибиряк. - Душа - вот что главное! А голоса и слух у всей этой шайки в телевизоре есть - и что? Что толку-то?!!
К тому времени как самолет, наконец, сел и террористы благополучно сдались властям, мы окончательно сорвали голоса. Потому что каждый из звонивших теперь просил нас исполнить за компанию с ним - его любимую песню...