«Дактилоскопия результатов не дала. Следствие, того и гляди, зайдёт в тупик. Очередной «висяк» обеспечен…
И рояль, всё ещё терзающий мой взор сальными пятнами. Немым укором чернел в эркере гостиной. «До коле?» — минором взывал он ко мне. Я вновь приблизилась к инструменту и контрольно примерила свой пальчик к паре отпечатков. Грязнуля явно был великовозрастным прохиндеем. И я, прочистив глотку — «кхе, кхе, ми-мо-мууууу» — крикнула в квартирные лабиринты: «Стяпан! А Стяпан!… Подь сюды, мерзавец. Плятей огрябёшь!» Закатила очи небу, расправила подолы. Потерла ладони, одну об другу. «Пороть, так пороть!» И опять воззвала. Ибо, охальник торопиться не изволил. Из дальних приделов неслись звуки обыденные — жизни простой, не витиеватой. Что-то упало и пара невнятных матюжков сопроводила падение. Потом топали по полу — нарочито. Вроде как — «остынь, я тут непричём!» Затем приоткрыли дверь и прислушались — «можа отпустило?» Но в этот момент я уже стояла ровно под дверями. Со скалкой и носовым платком. И кровавый палач; и жалостливая версия правосудия — «Немезида, утирающая алые вьюшки с носа подозреваемого». Он был пока именно им — подозрительно похожим. Из щели высунулась вихратая головень. Крутанула в одну сторону. Но на другой, встретила мой исчерпывающий вопрос: «Ты? Сволота!»
Лицо вмиг исказилось плаксивым и внук завыл: «Бабушка. Милая моя. Я вовсе не виноват. Марк играл со мной. Потом прыгнул на рояль. И когда он уже примерился почесаться о крышку. Я схватил его и оттащил. Но перед тем долго ловил. И потому лишь оставил на твоём Трифоне пальцы. Я нынче же пойду и всё утру! Не надо скалки! Я спас Трифона от растерзания!»
И тут же, сменив выражение лиц: «Прикинь! Если бы этот гад! Своими когтями проделал в твоём лакированном любимце. Борозды. Ох*….» В этот момент я прервала словоизъявления. Но видимо, всё-таки словоблудие. И зыркнула строго: «Не по чину. Отрок. Таковскими терминами бросаться! Про искусство баешь. Про искусство!» И обозначила перстом — «в коридор и налево… давай, давай… хватит отвлекаться!»
Далее. Не менее получаса, я взирала и немела восторгом от «картины маслом». Большой балбес оттирал правильными тряпочками следы утреннего набега другого безобразника. Тот, другой. Откушав корма и запив колодезной, сидел неподалёку. И тоже наслаждался зрелищем. «Бабка Грозная почти убила своего внука. Но вовремя передумала». Стёпушка гнулся спинами — считай, крепостной на выгуле. Изредка бубнил под нос непечатное. Сопел, пыжился. Поглядывал на истинного виновника выпавших — так некстати! — повинностей. Иногда говорил мне: «Ща, бабуленция моя! Ща!.. Немного осталось… Он и прыгал-то всего ничего. Это уж я, увлёкся скачками. Намаслил! Наследил! Не рассчитал… Думал, вот с Маринкой договорю в чате. И вернусь... Вернусь и вытру… Но ты — всё-то видишь, всё-то слышишь!.. Всего навсего опередила меня. Да, вот так. Опередила… Зачем же скалку доставать. Руки трудить… Ты же на рояле играешь. А не пироги катаешь. Трифон бы не одобрил…»
Червь сомнений куснул меня лишь один раз. Но я его — окаянного! — заткнула и упредила. «Ату, моих трогать!» И параллельно с последними штрихами Стёпиной помывки. Вскипятила чайничек, заварила душистого, со смородиновым. И достала из холодильника тортик. Тока-тока, тремя часами ранее, сгромоздила. Самолично! Упаренный трудами внучок стрельнул — от рояля — глазками синими-синими. Улыбнулся — «есть в мире красота! и это — моя бабуля, рукодельница!» И спустя кроху времени, мы уже пили, обжигаясь и смешно надувая щёки, чтобы остудить. Прикусывали «Прагой». И обсуждали мелочи. Степановой личной жизни. Маринка-то, прорва её задери! Вовке манеры строит! Ни стыда, ни благоразумия! Вован дикий троечник и зануда. Не то что мой. Орёл!..
Возвращаясь после чаепития к «распутнице» — продолжить трёп. Стёпушка трусил рядом со мной по коридорам и приговаривал: «Я тебе ща её покажу. Тока ты — ради Бога! — не говори сразу. Что она страшная дура… Ты. Потом скажи. Когда я это и сам пойму! Мне так удобнее…» Минуту спустя, выходя из комнаты рослого одиннадцатиклассника, я заметила: «За дуру не скажу, не общалась. На фейс ничё так. Вроде няшка. Вовану. Может и сойдёт! Но по мне — «просто одна из девочек!»
Пожала плечами, хмыкнула. Стёпа поржал — «вечно ты бабуля всё переиначишь». Вякнул: «Может, ты и права…» И глубокомысленно добавил: «Кори Хэйм там — крутой! Надо пересмотреть!»