Про иранский метал в последние несколько лет написано и снято столько, что это явление уже вошло в разряд чего-то обыденного и тривиального, как ЛГБТ-культура в России. Проблема существует до сих пор и вопрос преследования не снят, но продвинутые массы это заботит это все меньше и меньше. Это не значит, что иранский метал — хлам и нужно слить его вместе с остатками протухших щей в унитаз истории. Просто ничего удивительного и, к сожалению, свежего. А вот о экспериментальной электронике из Ирана слышали единицы. А она есть. И Бородаус рассказывает о ней.
Хардкорный звук из Тегерана
Серьезность восприятия — еще один столп, на котором зиждется полуподпольная сцена в странах, где за музыку можно сесть легко и надолго. По словам иранского музыканта — Ash Koosha — в Иране такая электронная музыка воспринимается совершенно иначе. Он знает, о чем говорит, так как недавно вернулся в Тегеран из Великобритании после неудачной попытки закрепиться на западе.
«Главное отличие состоит в том, что на западе вечеринки — дело обыденное. Вы слушаете музыку, чтобы хорошо провести время. В Иране все не так. Это всегда хорошо подготовленное (если это законно, так как большинство западной музыки в Иране под запретом) мероприятие. Таким образом, организация вечеринки всегда связана с тяжелейшим стрессом и мощным выбросом адреналина, не важно, организатор вы или просто пришли послушать музыку. Вероятность в любой момент оказаться за решеткой бодрит ум, вы всегда стоите на краю и думаете «то, что я делаю — это большое и важное дело, но меня в любой момент могут арестовать». Расслабляться на вечеринке с парой пива где-то в Долстоне, и делать то же самое в Тегеране — это две совершенно разные вещи», – поясняет он.
Воздух свободы в котле высокого давления
Несмотря на все еще жесткий, в том числе в плане культуры, режим, «воздух свободы» постепенно раздвигает границы дозволенного. Как рассказывает Сиаваш Амини, сегодня дела с цензурой в музыке обстоят намного лучше, чем каких-то десять лет назад.
«Вся официально издаваемая музыка должна пройти через министерство культуры, чтобы получить одобрение и разрешение на публикацию. С нынешним правительством это постепенно уходит в прошлое. Ситуация улучшается с каждым днем. Если десять лет назад подобная музыка вряд ли была бы одобрена, то сегодня получить разрешение гораздо проще», – говорит Амини.
Его музыка, которую он издает под своим именем, лежит в области дронового эмбиента, заставляющие вспомнить лучшие образчики жанра с Cold Meat Industries и Cyclic Law. Он предполагает, что именно в инструментальной природе их музыки и кроется та легкость, с которой она получает разрешение на издание. Тем не менее, подчеркивает он, для многих музыкантов в Иране дела обстоят не так легко. Сюда же добавляются сложности с организацией концертов и вечеринок, так как власти страны все еще с подозрением смотрят на массовые собрания людей. Да и владельцы заведений не спешат принять у себя странных музыкантов, играющих что-то малопонятное.
«Сейчас самое сложное — найти место для выступлений. Даже если у вас на руках все необходимые разрешение от властей, всего несколько мест готовы позволить нам играть у себя. Необходимо иметь мужество, чтобы продвигать такую музыку», – говорит Амини.
При этом, подчеркивает он, владельцы клубов больше боятся не преследования со стороны властей, а осуждения уже сложившихся вокруг определенных жанров сообществ, которые не считают экспериментальную электронику музыкой.
Амини знает, о чем говорит, так как сам пришел в электронную музыку из среды металлистов. Его двоюродные братья были плотно вовлечены в оборот пиратских записей, подпольный рынок которых опутал своими сетями весь Тегеран.
«Двое моих кузенов слушали прог-рок и хэви-метал. И мне тоже понравилась как визуальная, так и музыкальная составляющая этих жанров. Парни с длинными волосами играли на гитарах странных форм, тряся головами в такт барабанам. Особенно меня заинтересовала атмосферная музыка Black Sabbath и мощные световые шоу Pink Floyd. Уже потом, когда в городе появился доступный интернет, мы смогли познакомиться с экстремальными жанрами метала — такими, как дум- и блэк-метал — которые бутлегеры Тегерана полностью игнорировали», – рассказывает он.
Метал, впрочем, не смог зацепить Амини так, чтобы он сам начал пытаться играть подобную музыку. А вот Massive Attack смогли это сделать. «Я действительно хотел создавать музыку, как у них, но мне на хватало навыков, чтобы ее повторить. Я пошел учиться по классу классической гитары, и там встретил Нима Поуркарими (Umchunga), с которым у нас обнаружилось много общих интересов. Вместе мы начали приторговывать копиями IDM-альбомов. Затем последовали выступления, где мы играли с одолженных ноутбуков и даже стационарных компьютеров», – вспоминает Амини.
С приходом интернета обмен бутлегами и копиями в Тегеране пошел на убыль, и это, по словам музыканта, пошло, скорее, во вред. «Раньше ты не мог заполучить сразу десять или даже сто альбомов в день. У тебя был определенный набор записи, которые ты слушал по сотне раз, проникаясь музыкой. Сегодня всего за день можно отслушать кучу альбомов самых разных жанров, но они вряд ли останутся в памяти», – говорит он.