«К чёрту тебя! К чёрту!..» — она почти кричала. Слюна мелкими брызгами оседала на стекло телефона. Она держала его у груди, будто защищалась. Глаза и всё лицо выражали крайнюю стадию презрения. Ко мне, к моим закидонам. И всей моей жизни…
А я всего лишь, присоветовала приглядеться к шмоткам одной не слишком крутой фирмы. И поначалу, она не возражала. И мы бодро прошествовали в корнер. Но как раз там, глянув на ценники. Она засомневалась в правильности выбора. И моей правильности. Тоже!
«Ты уверена, что это можно носить?» — прошелестела она мне на ухо. Бдительная продавщица, строго оглядев на предмет платёжеспособности. В закрома нас пустила, но отслеживала чётко. Куда мы — туда и она. Так «особой тройкой» и ходили. «Оно всё пафосное!» — словно полгода репетировала, продекламировала моя спутница. Нарочито громко и с выражениями! «Птичка на проводе» смешливо и не без оттенка превосходства скривила рот. И отвалила обратно к кассе. Откуда и выпорхнула — встречая нас. «Тише! Не стоит так откровенно демонстрировать. Отсутствие вкуса. И денег», — проворчала я. И предложила: «Давай что-нибудь померяем. Это же. Бесплатно…» Знакомица пожалась, поколыхала в руках старой, давно на выкид, сумкой. И кивнула: «Только. Выбери сама… У тебя. Хорошо получается». Таким занозистым и крюковатым образом она подтвердила безупречность моих многолетних выборов. Вещей, парфюмов и косметик — в её гардероб, туалетный столик. И жизнь, вообще.
Я посновала по пятачку, насобирала разного и, подталкивая тютю в плечо, загнала нас в раздевалку. Ибо, просторная и освещена разумно, пример случился быстро и весело. Толкаясь и подшучивая худоты и толщины — в, невидных обычному глазу, местах. Мы чередой опробовали все принесённое. Что-то отложили, что-то высунули, мигом вставшей — в дозор, рядом. И, тут же протягивающей руки, занозе-продавцу. Осталось, в приглянувшихся — пяток моих вещиц, одна её. Платье, что понравилось спутнице моей, было хорошо. И на ней, и просто. И я не забыла озвучить. Мнение. Добавив. Так, без умысла. А токмо благотворности, впредь носимого, ради. Что, неплохо бы подтянуть к шмотке этой. Для ансамбля. Так сказать!
Мы уже покинули примерочную и направлялись оформить покупки. Она на моих речах словно споткнулась, обернулась и принялась рассматривать. От макушки на торс, на задницу, ляжки, коленки. Закончила пятками. И вернулась — в лоб. С гневными искорками у рта и нахмуренными бровями. «Что?! Что там у меня? На лбу!» — бросила я резко, — «пока я говорила что-то стряслось? Мне казалось — «на мне узоров нету и цветы не растут»…»
Женщина облизнула, враз высохшие, губы. Счётчик банковских купюр, в зрачках, уже сообщил мне — что она пыталась подытожить. И хотя она ошибалась, в разы. Ход мыслей был понятен. Осевшим голосом, отодвинув меня в сторонку — мы уже мешали прочим покупателям. Создавали затор и причину ненужного любопытства. Сообщила мне: «Не знаю, чем ты меряешь деньги. Может совковыми лопатами, может мешками. Но у меня — от зарплаты до зарплаты. Регламентировано. И нормировано. И вот это — «подтянуть… для ансамбля». Б*я! Мне не по карманам. Но ты же привыкла — что б всё упаковано и сверх красиво. И одно такое платье. Которое может сделать меня — нищету и лузера — немножко счастливее. Потому что, наряднее. Тебя не устраивает. И ты поворачиваешь так, чтобы я сейчас бросила его на прилавок. И ушла — просто, не с чем. А у тебя, как всегда, ворох славных, с приятным содержимым, пакетиков. С*ка, ты! Вот кто!..»
Выпалила и обмякла. И уже жалела. Я подняла плечи — тик-так. Скукожила физиономию. Похмыкала, потрясла часами на руке. Я не знала, что на такое отвечают. Бочком прошла мимо неё и далее, радовать кассиршу. Сделав прочь два шага, всё же разжала челюсти и проговорила. Тихо и невзрачно: «Может. Надо просто больше и лучше работать. Тогда и на жалость давить. Не придётся!» И проследовала своим путём.
В спины, груди и бока, завернувших в бутичок — на новую коллекцию — неслось — «к чёрту тебя!.. к чёрту!..» Но я уже не слыхала этого. Почти…Прихватив обновы, спешила к эскалатору. И на воздух…
Что-то, вдруг. Душно стало!..»