В данном случае вместо преамбулы прозвучит Шеваловский – не все то золотое, что блестит и т. д. Граф Хортица произносит горестную оду источнику ослепительного света.
Звезда зарубежной рок-сцены, похожая на Збигнева Цыбульского, появилась, когда поколение, выросшее на фильмах со «Збышеком», стало забывать кумира уходящей молодости. Едва ли Гэри Глиттер подозревал о своем сходстве с польским Джеймсом Дином, а повзрослевшие модницы шестидесятых слыхали о Гэри Глиттере.
Двойников всегда хватало. Джонни Холлидей смахивал на Олялина, Шалевич – на Лу Рида. Вернее, Лу Рид на Шалевича. Но герои Шалевича и персонажи Лу Рида обитают в разных мирах и слушают разную музыку.
Судьба Гэри Глиттера это экстаз и агония, а карьера – пепел и алмаз. Агония позади, экстаз иногда посещает, а в пепле время от времени сверкают стразовые бриллианты, изумляя свежестью и новизной.
Глиттер и Спектор – две крупнейшие поп-катастрофы в начале нового века. Ибо плата за экстаз – агония. В данном случае, для двух этих гениев, она означает старость за решеткой.
Основа его стиля – совершенство, а перфекционизм саунда достигнут за счет «несовершенства» вокальных данных. В нашей печати сообщали, будто он «прокашливается» в паузах между фразами, – читателям, которые никогда не станут такое слушать.
«Белый человек, который бы пел как черный» – такова формула уникальности Элвиса, с одной существенной оговоркой: оставаясь при этом «белым», которому недоступны нормативы афро-американского вокала.
Благодаря его антибельканто, Гэри Глиттера нереально забыть, как хулигана при опознании, и даже в разноголосице «Суперстара» слышится будущий «Предводитель» с его и азъ воздамъ.
Его песни – нарочито примитивные и скупые – охотно исполняли такие большие мастера американского рока, как Рик Дерринджер и Кармайн Эппис, Иэн Ллойд, трио Brownsville Station. Загадкой остается, что могли находить профессионалы в этих нарочито немузыкальных маршах, напоминающих переработку латинских ритмов Сантаны лагерной самодеятельностью.
Поп-культура кишит липовыми оригиналами. Иногда подделка мутирует в подлинный шедевр, изумляя скептиков и чистоплюев. Но в образе Гэри Глиттера, со всей его мишурой а ля Либераче, изначально сквозила подсветка истинного аутсайдера, одиночество обреченного человека, чей постановочный кашель на самом деле звучит в пустоте.
Местным примитивизм Гэри Глиттера не понравился. «Это не Элис Купер» – гласил приговор. Поскольку мне интересны малейшие подробности вплоть до наскальной живописи, я запоминаю реплики, которые никогда не будут перенесены на бумагу теми, кто их произнес.
«Мне говорили – Глиттер рокенрольный чувак...» – сетовал, не закончив фразу, один бас-гитарист.
«Пародист типа Джонни Холлидея» – вторил ему более опытный коллега. Оба они были по-своему правы, принимая достоинства за недостатки. Театральность Блэк Саббат и карнавальность Сантаны в данном случае были ампутированы, как нижняя часть туловища при изготовлении диктаторского бюста.
Дебютировав в роли жреца-иудея, Глиттер не священнодействовал, а варавил и гавкал, как Никита с трибуны ООН, или «Федя» Смирнов у Гайдая. В этом плане он был очень советским исполнителем, и мне отчетливо слышалось федино «до лампочки!» в его отрывистых воплях.
К такой степени родства здешнее рок-сообщество было не подготовлено. Брезгливо дистанцируясь от бездуховного жлоба, оно хранило верность эзотерической красотище, за что и было годом позже поощрено Темной Стороной Луны.
Джонни Холлидей, поющий Пиккета, Реддинга и Перси Следжа, вызывал двойственную реакцию. Это был «соул» белокурой бестии, в котором было что-то монструозное, и в то же время нечто неимоверно дерзкое было в том, как мучительно пытается выглядеть «негром» атлетический блондин европейского типа.
Тем не менее, именно буржуазный идол Холлидей предоставил трибуну Джими Хендриксу, когда будущее экспериментального рока было под вопросом.
Гэри Глиттер, сменив несколько псевдонимов до участия в знаменитой рок-опере, всегда тяготел к репертуару цветных певцов. Одной из его первых записей стала Tower of Strength, более известная в исполнении Челентано.
И когда Майк Лиандер, «перезапуская» карьеру старого друга, заимствовал африканский колорит у John Kongos – смелая формула сработала безотказно, повторив успех Голта МакДермота, который использовал африканскую ритмику в мюзикле Hair.
Поздний старт Гэри Глиттера напоминает аналогичный опыт Гордона Миллса с Хампердинком, но безмятежный тон невинных аналогий в шоу-бизнесе тоже имеет свою темную сторону.
Несмотря на почти единокровное сходство интонаций Гэри и Оззи, Глиттер максимально далек от каких-либо сумеречных настроений и готической тематики. Порой он воспринимается как прибалт или финн, пародирующий англичанина на конкурсе финалистов. И в самом деле, рассуждая с серьезным видом об иерархии «пошляков», следует сказать, что ему ближе католический гей Джо Долан, затмивший в Союзе и Руссоса и Джонса благодаря беспредельной сентиментальности, которой владел виртуозно.
В период ажиотажа вокруг декаданса и аномалий, оба солиста выступали идеальными антиподами Купера и Боуи, с большим, что немаловажно, чувством юмора. Родись Борис Сичкин на два десятка лет позднее, он мог бы делать то же самое. И в каком-то смысле Гэри Глиттер – тоже «буба касторский» на платформах, Сичкин британского глэм-рока.
Но вернемся к серьезному анализу.
Естественно, Глиттер был активным противником расового неравенства. О его протестах против апартеида даже говорил в передаче «На всех широтах» знаменитый ведущий Виктор Татарский.
Там же, вскользь, сообщалось и о выходе телефильма «Запомните меня таким». Одноименная тема из этой картины – шедевр камерной лирики на уровне неоднократно мною упоминаемой «Кузины Джейн» незабвенного Реджа Пресли, лидера The Troggs.
В поп-музыке, в конкретном жанре, а иногда и в нескольких сразу, существует песня-первоисточник, подчас рождающая ветви, растущие в полярно противоположном направлении. Такова, например, хрестоматийная N.S.U. группы Cream. Её отголоски можно уловить в Not To Touch The Earth Джима Моррисона и в румыно-советском мюзикле «Песни моря».
Так вот, Hard On Me и Clapping Song – это, так сказать, soul stripped bare, как «Новобрачная» Марселя Дюшана. Это реконструкция в обратной последовательности, до пещерного примитивизма. И Hold On To What You've Got – это Midnight Mover в интерпретации того, кому никогда не спеть так, как поет Вильсон Пиккетт. Артист, играющий в подобные игры, рискует утратить связь с действительностью ради выхода на совсем иной уровень первобытных представлений об истинных ценностях.
Духовный стриптиз сродни физическому саморазрушению, такие опыты дорого обходятся исполнителю и слушателю. Моррисон, не будучи соул-вокалистом, любил Отиса Реддинга, и придумал ему примитивный реквием – как умел.
Глиттер умел если не выразить, то воплотить невыразимое с, опять же, большим чувством юмора, как истинный азартный игрок и фаталист.
Фортуна улыбнулась человеку со множеством псевдонимов и лучезарной улыбкой, и под стеклом моего письменного стола, за которым я готовил уроки, появилось фото – Гэри Глиттер с Эмерсоном глушат шампанское из гигантских бутылок, какими отмечают победу гонщики Формулы-1.
Майк Лиандер, отец британского поп-барокко, неузнаваем в роли опекуна Гэри Глиттера. Рафинированный оформитель As Tears Goes By и Eleanor Rigby упивается пародийной брутальностью своего протеже столь самозабвенно, что порой непонятно, кто кого продюсирует.
Прошлое и будущее слиты в настоящем подобно потокам дождевой воды на перекрестке. Или как погода и спорт в новостях семидесятых. Как Lonely Boy и Donna в репертуаре Гэри Глиттера тех лет.
Мне почему-то кажется, что «Предводитель» неохотно брался за лирику, имея за плечами солидный опыт неудачных попыток заявить о себе с помощью удачной, но медленной песни.
Зато обе очевидные баллады в его интерпретации запоминаются как Everyday у Slade или шедевр Энди Скотта Lady Starlight.
В основе Lonely Boy Поль Анка использовал What Am I Living For Чака Уиллиса. Воскресивший её Гэри Глиттер – далеко не тинэйджер, и в его голосе слышится отчаяние мужчины средних лет, ступившего на путь утрат и потерь.
Donna Ричи Валенса, трагически погибшего вместе с Бадди Холли, не была широко известна в СССР, однако её при мне упоминали в числе удачных каверов, сделанных немецким квартетом Rainbows. Это были большие мастера предельно наивного, имитативного бита, чья фантастическая простота давно не поддается имитации. Rainbows – создатели одиозной Balla Balla.
Гэри Глиттер исполняет «Донну» со слезой, слеза переходит в рыдания – это уже караоке пьяного соседа, а рыдания перерастают в шум дождя, способный, как известно, заглушать и пробуждать воспоминания.
Первой песней Предводителя в моей жизни стала Hello! Hello! I'm Back Again, записанная с приемника моим кузеном. Я представил транзистор в руках некого «крысолова» – магнетизм песни был силен настолько, что возникало желание следовать за нею, не задумываясь о последствиях. Впрочем, на ребят моего поколения аналогичное воздействие оказывали песни иного рода.
Припоминая нюансы моей одержимости, мне постоянно хочется сравнивать «Донну» в интерпретации Глиттера с Do I Still Figure In Your Life, которую зоркий Джо Кокер заимствовал у Honey Bus. Дело в том, что, отказываясь от хрипа, Кокер местами звучит как Глиттер, проникновенно и кропотливо восстанавливая хронику переживаний влюбленного существа, которое оказалось в одиночестве. Только Глиттер делает то же самое сбивчиво и неохотно, сомневаясь в том, что сможет довести монолог до конца. И это, как мне кажется, очень важный прием в деле реконструкции старых вещей.
Глиттер и его замечательная группа Глиттер Бэнд вместо глубинного анализа чаще провоцировали шуточки и каламбуры. Мне бы хотелось объединить данное эссе с предыдущим, как бы туманно не выглядели некоторые параллели.
Говоря о Searchers, я пропустил, вернее, отложил до следующего раза одну важную деталь, а именно – отсутствие гитарных соло. При высоком инструментальном уровне участников, в песнях этой группы бесполезно искать бриллианты а ля Харрисон или ранний Дэйв Дэвис.
Их подменяют либо риффы, либо просто впечатляющие фразу, которыми инкрустированы вокальные партии. Эти звуковые узоры и комбинации буквально «впеплены», по выражению Маяковского, в ненасытную память юного бит-маньяка.
Возьмем для примера Farmer John – за спиной у скандирующих культовое «лу йе – а-аха» нарезает гитарные пассажи некий «мефистофель», зомбируя слушателя секретным кодом. По крайней мере таким его рисовало воображение.
Работая в гамбургском «Стар-клубе», Searchers аккомпанировали Фэтсу Домино, виртуозу скупой и краткой, но неимоверно сочной фразировки. Густой звук саксофонов Глиттер Бэнда напоминает хрестоматийные записи Домино.
Сохранилась живая, типично «старклубовская» версия Sick And Tired в исполнении Searchers. Со сцены они звучат наглее и жестче, чем с пластинок, провоцируя подростковую истерию «быстрого танца» в одиночестве.
Примечательно, что ливерпульцы не прошли мимо «Кларабеллы» – странноватой песенки промежуточного проекта The Jodimars, чей саунд явно повлиял на глэмроковый минимализм Глиттер Бэнда.
Clarabella – это приглашение к истерике, шанс разделить вместе с артистом экстаз и агонию полудетского помешательства, когда хочется просто орать и дергаться, не стесняясь идиотского вида, плюнув на репутацию.
Искусством подобных манипуляций Предводитель владел в совершенстве. Его концертные, по-старклубовски темпераментные, варианты Wanderer, Do You Wanna Touch Me, и, в особенности, Money Honey определенно войдут в сокровищницу ораторского искусства.
Стилизуя звучание Глиттера, Майк Лиандер низвел структуру риффа до первобытной лаконичности детородного иероглифа.
В самой, подозреваю, удачной, версии Baby, Please Don't Go абсолютно нет «блюза» с большой буквы, зато в ней слышен пульс пагубных страстей, обычно заглушаемый красивостями аранжировки.
Сторонник равенства рас, Гэри Глиттер не пресмыкается перед Мадди Уотерсом, являя смирение паче гордости, а демонстрирует деспотизм порока, которому безразличны вокальный диапазон, цвет кожи и трудовой стаж намеченной жертвы.
В общем, как Джонни Холлидей, Фил Мэй, да, собственно, и Мик Джаггер – герой моего рассказа поет блюзы голосом белого человека. Но ближе всех ему, пожалуй, Ронни Хоукинс – самый тонкий интерпретатор Фэтса Домино и самый сексапильный в своем роде шоумен-натурал.
Рок-н-ролл, реанимированный в семидесятых Пиратами и Dr. Feelgood, в первую очередь славится гитарным мастерством Вилко Джонсона и Майка Грина. В глэмовых мистериях Гэри Глиттера солирует не инструмент, а интонация – и поза. Мы реагируем не на результат прикосновения пальцев к струнам, а на авторитетное слово, на отзвук знакомой команды.
Солист прокашливается в паузах, стоя на пороге вечности, равнодушный к лести и хуле, как положено настоящему предводителю.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
* Далее читайте: В ПОИСКАХ СОЧНОЙ ЛЮСИ
