– Ну, и зачем она тебе? – сетовала мама.
– Хочу! – настаивала я.
– Зачем, объясни? Тебя же потом на работу нормальную не возьмут!
– Да кто сейчас смотрит на это? – упорствовала я, поправляя сползающие очки.
Так начинался каждый разговор с мамой, когда я заговаривала о татуировке. Она всегда была добрым и милым человеком, но некоторые вещи просто не могла понять.
– Зачем? Для чего? – вот список ее самых частых вопросов на новую информацию. Неудивительно, что татуировки казались для нее чем-то вроде клейма.
– Зэчка что ли? – спросила она меня однажды.
– А что, только у зэков бывают татуировки?
– Ну, еще у наркоманов, – отвечала она.
Я не знаю, серьезно ли она говорила, но на мое решение это никак не повлияло.
Мастера я нашла довольно быстро. Принесла ему старую, выцветшую фотографию со словами:
– Хочу вот такую. Один в один.
– Хорошо, – согласился он. – В реализме?
– Что?
– Ну как на фото, или стилизовать под рисунок? – уточнил он.
– Как на фото.
– Отлично, – он достал кожаный блокнот с золотыми инициалами и нашел свободное окно. – В четверг вас устроит?
– Да, конечно.
Что ж, самое сложное было для меня позади. Кто-то скажет, что самое сложное это уход, но не для меня. В моей жизни самым сложным всегда было перейти от слов к делу. Я могу годами расписывать, как прекрасно отдыхать в Риме, но так и не подать заявление на отпуск. Однако как только я забронировала билеты, все меняется. Все сомнения улетают куда-то в небеса, а я включаю режим фанатичной ведьмы. Первый шаг всегда самый сложный. Но если вы уже шагнули, то отступать нельзя. Этот же принцип и помог мне с татуировкой. Поэтому в четверг после плотного обеда я сидела в кресле напротив мастера. Смотрела, как он «заряжает» иголку, достает пакетики, резинки... Те, кто говорит о горящем огне и льющейся воде – вруны. За приготовлениями мастера можно смотреть бесконечно.
– Приступим? – спросил он.
– Давайте!
Мы примерили рисунок и перевели его на кожу.
– Готова?
– Да.
Послышался стрекот: иголка забегала вперед-назад. Первая полоска была умеренно болезненной. Это вроде выдавливания большого прыща с желтой, почти медной округлой головкой. Когда вы нажимаете – это больно. Потом боль усиливается... Шлеп... И грязное зеркало говорит о том, что все закончено. Так же и с татуировкой. Для меня. Когда игла двигается, это кажется болезненным. Но как только мастер протирает кожу, сразу становится легче.
– Не больно? – спросил он меня спустя пять минут.
– Терпимо, – ответила я, загипнотизированная движением иглы.
– Необычный эскиз.
– Спасибо. Это от дедушки, – сказала я на автоматизме.
– От дедушки?
– Да. Когда я была маленькая, меня часто на лето отправляли к нему. Мы жили в дачном домике. Бабушка довольно рано умерла, и он только на природе смог найти покой.
– Это хорошо, – согласился мастер, подождав, пока я закончу.
– Да. Он и сам был хорошим. Любил читать, а я слушать. Он брал почти литровую кружку чая и буквально плюхался в кресло на веранде.
«Что будем читать сегодня, моя дорогая?» – спрашивал он бархатным голосом.
«Приключения!» – визжала я.
После чего он доставал невесть откуда взявшуюся книжку и принимался читать. Он всегда знал, какую книжку следует взять еще до того, как я отвечала на его вопрос. Только сейчас я вспомнила этот нюанс. – Сказав это, я почувствовала, как по щеке льется слеза, горячая, как кипящее масло. – Таким я запомнила его: умным, начитанным и любимым. Пока он читал, я качалась туда-сюда, и так мог пройти весь день.
– А что с ним случилось? – спросил мастер, не обращая внимания на мои слезы.
– Он умер. Сердце. Год назад. И совсем недавно я почувствовала, что начала забывать его. Забывать те дни, когда мы были вместе. Свет солнца, который ослеплял меня тогда, его голос, скип стула... Может, в те дни я была самым счастливым на свете ребенком. Даже если и нет, то я хочу помнить его. И помнить наш домик. Ведь если не я... то кто? – сказав это, я почувствовала, как что-то большое в груди дало трещину. Валун, весом в тону, начал слабеть. На протяжении года она набирал силу, а я, будто маленькая девочка, боялась даже прикоснуться к нему.
– Но, наверное, дедушка сохранился не только в твоей голове, но и внутри, – заметил мастер, не сводя взгляда с моей руки.
– В смысле?
– Ну, я так понимаю, именно он сделал тебя тем, кем ты являешься сейчас. Мысли, слова, действия. Даже если забудешь дни, то все равно будешь помнить его. Потому что благодаря дедушке ты та, кто ты есть. И память о нем будет и дальше влиять на твои решения. Ты и есть память о нем.
– Спасибо, – согласилась я, поправляя очки.
Самый большой страх был развеян в тот день: страх забыть дорогого для меня человека. В тот день что-то исчезло из моей груди. Оно растаяло и вышло вместе со слезами и с болью. Только придя домой, я осознала, что дышу свободно. Страх, опоясывающий мою грудную клетку, исчез.
Мама ничего не сказала. Увидев рисунок на моей руке, она все поняла без слов.
Теперь, в те дни, когда мне плохо я смотрю на свою татуировку. Я знаю, что все заканчивается рано или поздно. И знаю, что иногда освободиться от своего самого большого страха можно лишь через сильную боль. Но рядом со мной всегда будет она, как память о прекрасных днях. Она всегда может унести меня на десяток лет в прошлое и успокоить. Моя маленькая деревянная лошадка...
Конец