Восемнадцатого июня мой отец, бывший офицер-подводник, умер в больнице, в которую его привезли прямо с дачи. Это было месяц назад. Моя мать, отметив девять дней, взяла на работе за свой счет отпуск и уехала из Москвы к своей дочери - моей сестре, проживающей в Питере вместе с мужем и сыном. По нашему общему семейному мнению, Питер достаточно далеко от Москвы и, соответственно, далеко от квартиры, напоминающей матери о ее покойном муже.
Итак, мать уехала к своим внуку, дочери и зятю, бросив в Москве квартиру, а в ближнем Подмосковье - дачу. Квартира матери застрахована и поставлена на сигнализацию, так что ей в отсутствии хозяйки ничего не грозит. Однако с дачей все несколько сложнее. Если в квартиру мать рано или поздно, но вернется, то на дачу, как она заявила, теперь ни ногой. По-моему, потом, когда немного придет в себя, она передумает. Как никак это наше родовое гнездо, доставшееся в свое время отцу матери и соответственно – моему деду-генералу от советской власти. Но сейчас... эту дачу надо караулить - на ней стоит крепкий деревянный дом с обстановкой и всеми городскими удобствами. И жалко будет, если дом сгорит после ночевки в нем каких-нибудь бомжей или наркоманов.
Поскольку в Москве из родственников у матери остался только я, ее сын - Ярослав Леднев, холостой детина тридцати лет от роду, москвич по рождению и регистрации, - то и сторожить дачу было поручено мне, потому что я сейчас числюсь как бы временно безработным и делать мне особо нечего... Поручила мне сторожить дачу не мать, разумеется, а моя сестра. Сказав перед отъездом к себе домой в Питер, чтобы я никаких компаний на дачу не водил, водку не пил... Ну и так далее, и тому подобное... Сестра старше меня на два года, поэтому иногда у нее прорезываются командирские гены от деда-генерала.
Как уже упоминал, наша дача находится в Подмосковье. Достаточно близко от города - час на электричке от вокзала. Возле дачи, в пяти минутах ходьбы через сосновый бор, есть несколько озер, со дна которых раньше мыли песок для столичных строек. Дачный участок у нас большой. На нем растут пять сосен, две яблони и одна груша, несколько вишен, десятки кустов смородины и малины, а также всякая экзотика, типа жимолости и грецкого ореха. Если яблони сажал еще дед, то экзотикой, выйдя в отставку, занимался отец. Кроме сада на участке есть огород. Огород с большой буквы. Ананасы на нем, разумеется, не растут... Впрочем, нет, как раз ананасы и растут – две штуки в парнике вместе с помидорами, дынями и огурцами. Конечно, большую часть года ананасы растут в квартире на подоконнике, но на лето их отправляют на природу. В парнике для них, по выражению отца, летом как раз можно создать родные климатические условия – большие жару и влажность. Как ни удивительно, но несколько ананасов за прошедшие годы мне с подмосковной отцовской грядки попробовать удалось. На вкус они были даже лучше магазинных, хотя и уступали им размерами.
Кстати, об Огороде с большой буквы. Выйдя на пенсию отец увлекся выращиванием картошки. На мой взгляд, это было что-то похожее на тихое помешательство. Он стал переписываться с какими-то картофельными фанатами на форумах. Ездил на выставки картошки. Покупал или каким-то образом доставал новые сорта картошки. И выращивал их. Половина нашего участка на даче, там, где в моем детстве при деде-генерале были заросли лесной травы и дикой малины, теперь превращена в картофельную делянку. У соседей, понимаешь, английский газон, а у нас - картофельное поле, и мой отец на нем то травит жуков, то окучивает кусты, то просто поливает кусты водой. И все бы ничего, но, представьте, с самого начала своего картофельного увлечения отец стал собирать огромные урожаи. Картошки было столько много, что нашей семье всю ее было просто не съесть. Даже если бы мы питались только одной картошкой каждый день и запивали самогоном, сделанным опять же из картошки. Отец сперва свой урожай пытался пристроить у соседей. Типа - отдам в хорошие руки. У меня такая же породистая картошка, как у вас, например, породистые перс или бультерьер. Но соседи, и ежу понятно, в бывшем генеральском дачном поселке за высокими кирпичными заборами породистой картошкой интересовались мало. А отдавать таким соседям сортовую картошку для еды, пусть и за деньги, у отца не поднялась рука. После уборки первого своего элитного урожая всю картошку он сгрузил в погреб, где она, рассортированная по сортам, и пролежала в целости и сохранности всю зиму. Общими усилиями съели мы не больше трети ее. Что делать с остатками к середине лета, боялись и подумать... Но к счастью еще в начале весны отец нашел таких же фанов картофана, как он сам, и проблема больших урожаев элитных сортов была решена - в апреле приехала "Газель" и вывезла все излишки. Отец даже получил за них несколько копеек, которые с чистой совестью потратил на новые сорта картошки, ещё вчера спустившихся со склонов Анд.
Моя мать постоянно предупреждала отца, что его картофельное хобби выйдет ему боком. Так оно и вышло. Как напророчила. Окучивая в июне по второму разу картошку, у отца, как это называли раньше, случился удар. Мать нашла его лежащим в борозде рядом с тяпкой. Говорить отец не мог, половина тела была парализована. Мать вызвала по мобильнику "скорую" и меня. Я приехал из Москвы на машине всего лишь на несколько минут позже местной "скорой". Я помог погрузить отца в машину, и мы поехали в районную больницу.
Ладно, проехали...
И в результате отцовского увлечения картошкой я оказался в начале июля на нашей даче. В качестве бессменного сторожа.
За две недели хорошей погоды на даче я загорел, будто побывал где-то на морском курорте; заново познакомился с большинством наших соседей, четыре раза сходил на рыбалку, естественно, ничего толкового не поймал, три раза собрал с кустов картошки колорадских жуков... И к девятнадцатому июля такое безделье стало мне поперек горла. То есть, бездельничать я мог продолжать и дальше: читать брошюрки из отцовой картофельной библиотеки, смотреть видео, слушать музыку... Но у меня кончились наличные, ближайший в плане доступности банкомат был в Москве, а питаться одной картошкой, пусть молодой и элитной, мне надоело. В ночь с семнадцатого на восемнадцатое июля мне даже приснился сочный бифштекс, я впился в него зубами и... проснулся с полным ртом слюны.
Поэтому на следующий день...
19 июля.
7:00
Я встал рано, в восемь часов утра, соскоблил бритвой щетину с щек и подбородка, умылся, позавтракал молодой картошкой с зеленым луком, запил картошку чаем с малиновым вареньем, надел чистые носки, джинсы, белую майку - престарелая красотка из телеящика обещала днем до двадцати восьми, в тени, а на солнце все тридцать пять, - вставил ноги в кроссовки и, заперев дом и калитку, отправился на станцию.
До станции я добрался за пятнадцать минут. Прогулка по ельнику была бы приятной, если бы не солнце, начавшее еще в шесть утра припекать. Да, его лучи не могли пробиться сквозь ветки, но те же еловые ветки препятствовали малейшим попыткам ветра разогнать духоту, образовавшуюся у корней деревьев. И когда я вышел к железнодорожной насыпи, мне показалось, что я только что покинул парилку. Майка на мне пропиталась потом, волосы, давно просившие, чтобы их постригли, слиплись какими-то сосульками... В общем, при подходе к станции, я имел жалкий вид.
Я поднялся на платформу. Изучил расписание. Выяснил, что ближайшая электричка отходит через несколько минут. Следующая будет только через два часа, после обеденного перерыва. Оказывается, обрадовался я, мне повезло. Приди я чуть позже, то куковал бы на станции весь перерыв, потому что лезть через ельник назад, чтобы скоротать час на даче, у меня не было никакого желания.
Только я отошел от расписания, как к платформе подъехала электричка. Ее вагоны были практически пустыми. Я вошел в вагон. Сел так, чтобы солнце не светило мне в лицо, а ветер, врывающийся в открытые форточки, не дул на меня очень сильно. Через пару остановок я задремал.
Все-таки я сегодня встал рано и не выспался...
Когда я вновь открыл глаза, за стеклом жилой район Москвы возле МКАД уже сменился промзоной. Скоро вокзал. Потом двадцать минут на метро, квартал пешком, и я буду дома. В своей однокомнатной квартире на семнадцатом этаже типовой панельной многоэтажки. Окна комнаты и кухни выходят на юг, поэтому в квартире наверняка стоит ужасающая жара. Я там буду чем-то вроде цыпленка, сунутого в газовую духовку, пока кондиционер не надует холода...
Электричка прибыла на вокзал.
Я вышел из вагона и посмотрел на небо. Там не было ни облачка.
Солнце палило беспощадно. Не тридцать пять, а все пятьдесят градусов по Цельсию... Кроссовки, кажется, проваливались сквозь расплавленный асфальт. Такая жарень, что даже девчонки в коротких, намного выше колен юбчонках не вызывали во мне каких-либо чувств. Даже мяса не хотелось. В голове свербела единственна мысль - побыстрее добраться до метро. Там будь немного прохладнее. Но если я прибавлял шаг, то начинал сильнее течь пот. И появлялось ощущение, что вынырнул из бассейна. Так что мне приходилось сбрасывать скорость.
Выйдя через турникет в город, я увидел палатку, а рядом с ней стеклянный холодильник. В нем были бутылки с водой. Рука сама потянулась за деньгами в карман, чтобы купить чего-нибудь попить. Но... что толку? Все выпитое тут же выйдет потом, но легче не станет!
Наконец, я доковылял до метро. Вошел в фойе и неспешно на эскалаторе спустился вниз.
На платформу поездов сразу полегчало. Только неприятно липла к телу майка. В таком состоянии я проехал полгорода под землей и вышел наверх. Конец моим мучениям был близок. Уже впереди на улице показался угол моего дома. Я прибавил инстинктивно шагу. У меня оформилась новая мысль - сейчас приду домой и сразу под душ.
Под холодный душ.
И буду стоять под ним, пока не околею!
11:05
Я свернул во двор, прошел вдоль дома к своему подъезду. Поднялся на крыльцо и приставил электронный ключ к замку. Когда я протянул руку, чтобы открыть дверь, меня похлопали по плечу. Я обернулся. Позади меня стояли два совершенно незнакомых крепко сбитых парня. Мои ровесники. Оба чисто выбриты, приправлены одеколоном. У обоих - аккуратная короткая стрижка. Один выше меня чуть ли не на пол головы, другой - примерно одного со мной роста... Качками парни не были. Но по тому, как они держались, было очевидно, что они проходили подготовку в специальных подразделениях. В советские времена можно было бы наверняка сказать, что они из органов. КГБ или МВД, не суть важно. Но сейчас подобными типажами наполнены, кроме все тех же госорганов, еще множество частных легальных и не очень охранных структур. Так что с ходу определить, откуда явились эти двое из ларца, я не мог. Тем более некоторые менты при своей не самой высокой в стране зарплате могут себе позволить разгуливать летом в дорогих льняных костюмах. Как раз в таких костюмах, что были надеты на двух клоунов, стоявших передо мной.
Впрочем, сильно напрягать свои мозги по жаре я не рискнул.
Вдруг они спекутся?
Я развернулся и встал так, чтобы за спиной была дверь подъезда.
- Что надо? - спросил я у двухметрового парня, чья рука остановила меня на пороге дома.
- Ярослав Леднев? - вопросом на вопрос ответил он.
Говорить с великаном мне расхотелось. Я посмотрел на второго парня, надеясь, что он окажется более вежливым:
- С кем имею честь?
- Московский уголовный розыск. Капитан Иванов, а это, - сказал парень и кивнул на своего напарника: - Варваров.
- Тоже капитан и тоже из МУРа?
- Да.
- Разрешите взглянуть на ваши документы? - поинтересовался я.
- Разумеется, - без каких-либо эмоций в голосе и на лице ответил Иванов. Пока он доставал корочки, я кинул взгляд на двор. Ничего особенного я не увидел. Двор как двор. Нет ни души. И не мудрено, когда июльское солнце светит прямо на макушку. Но где же скрывалась эта парочка, когда я подходил к подъезду? На лавочке они явно не сидели. Я на них наверняка обратил бы внимание. Да и следом за мной от метро они не тащились по улице. Вид больно свежий... Остается только машина во дворе. Но опять - у подъезда стоят лишь те авто, которым и полагается здесь стоять: антикварная двадцать первая "Волга", "Рено" мужика с двенадцатого этажа, красная "Мазда" блондинки с пятого и "Пассат" с девятого... А что там дальше, у соседнего подъезда?.. А там неприметная серая тачка - "Субару". У нас во дворе я ее никогда не видел. Номера на ней обычные...
Я пробежался глазами по удостоверению Иванова. Похоже на настоящее. Но Варваров даже не шевельнул рукой, чтобы показать мне свои документы. Видимо он полагал, что мне будет достаточно удостоверения капитана.
- Удовлетворены? - спросил Иванов.
Я состроил кислую мину:
- Почти.
Тонкие губы Иванова растянулись в улыбке: мол, ничего более существенного мы тебе предъявить не можем. И не очень-то хотим. Я понимающе вздохнул.
Иванов спросил:
- Так вы - Ярослав Леднев?
- Да, - ответил я.
Было бы верхом глупости отрицать очевидное, тем более когда у ментов наверняка на руках имелся мой портрет.
- Мы бы хотели с вами поговорить, - сказал Иванов.
- О чем?
- О девушках, - встрял в разговор Варваров. Иванов недовольно поморщился от такой инициативы своего коллеги.
Что-то было неладно в их взаимоотношениях. Из разных подразделений? И поэтому не сумели договориться, кто из них главный?
- А я думал - о погоде, - заметил я.
- Кстати, о погоде, - сказал Иванов. - Мы так и будем стоять на солнце? Может, вы пригласите нас к себе в квартиру?
- А что случится, если я откажу вам в таком приглашении? - поинтересовался я. Будь у ментов что-нибудь важное на меня, они бы поднялись за мной в квартиру. Им бы тогда и в голову не пришло тормозить меня у подъезда для разговора!
- Ничего страшного не случится, - ответил Иванов. - Просто и вам и нам было бы приятнее находиться в более прохладном месте.
В подземной бетонной камере для допросов!
- Как я вижу, ожидая меня, вы не растаяли, - сказал я. - Так что, думаю, нам лучше поговорить на свежем воздухе. Быстрее управимся.
- Надеюсь, - сказал разочарованно Иванов.
Я на правах хозяина показал на лавочку у подъезда. Не дожидаясь согласия ментов, я спустился с крыльца и рухнул в том единственном месте, где была тень от куста сирени. Иванов и Варваров устроились справа от меня на самом солнцепеке.
- Итак, - произнес я, повернувшись к Иванову, - какие у вас проблемы?
- Проблемы не у нас, коллега, - сказал Иванов. Нарочито, с какой-то непонятной мне иронией выделенное "коллега" резануло мой слух. - Проблемы у вас.
- И в чем они заключаются? - спокойно спросил я.
И это спокойное отношение к словам ментов с моей стороны не было чем-то наигранным. После отстранения, пока еще временного, от дел на службе в конце мая, и случившейся вскоре смерти отца мне уже ничто не казалось серьезной проблемой.
- В ваших девушках, - ответил Иванов.
Я удивился. Последнее время с девушками, вообще с противоположным полом, у меня особых проблем не было.
- Когда ваш товарищ сказал, что хочет поговорить со мной о девушках, я решил, что он шутит! - заявил я.
- Разве мы похожи на шутников? - спросил Иванов.
- Нет, - признал я и попытался припомнить кого-нибудь из своих знакомых дам, кем бы могла интересоваться милиция. Причем интересоваться так, чтобы прислать ко мне, все еще капитану ФСБ, двух сотрудников МУРа. Мой мозгового штурм закончился пшиком. В любом случае, если бы у какой-нибудь из моих знакомых возникли неприятности криминального характера, она наверняка обратилась бы ко мне. Но никто ко мне не обращался. Да, я сидел на даче, дома не появлялся уже больше двух недель... Стоп. Неужели менты караулили меня две недели у подъезда?! Не может такого быть. Они бы нашли меня на даче. Это ведь не сложно сделать... Или они лишь на днях обнаружили мою связь с кем-то из моих знакомых? Нашли и сразу послали к дому двух сыскарей?.. Скорее всего, так и было... Но у моих знакомых, в отличие от милиции, есть номер моего сотового телефона, а на даче мобила молчала. В смысле, если кто звонил мне, то это были либо моя сестра, либо кто-нибудь из моих товарищей со службы. И они наверняка дали бы мне знать, если бы моей персоной по тому или иному поводу интересовались менты.
- Вам знакома эта девушка? - оторвал меня от размышлений вопрос Иванова, который к тому же сунул мне под нос фотографию... Альки Соколовой.
- Знакома, - без колебаний ответил я. - Это Алевтина Соколова.
- Когда вы виделись с нею последний раз? - спросил Иванов.
Я напряг свои извилины. Не очень сильно, потому что я виделся с Алькой относительно недавно.
- Десятого мая. Этого года, разумеется, - сказал я.
- При каких обстоятельствах?
- Я встречал ее в аэропорту. В Шереметьево. Она прилетела туда из Египта в тот день.
- Вы ее встретили и отвезли в город. Так?
- Так, - согласился я.
Алька во что-то вляпалась, подумал я об очевидном, как только увидел ее фотографию. Во что именно, спрашивать у ментов не имело смысла. Они все равно ничего не скажут. Мне, капитану ФСБ. Тем более после моего отказа пустить их в свою квартиру и посадившего их для прожарки под июльским солнцем.
- Где в городе вы расстались с ней?
- В аэропорту она попросила отвезти ее в Перово. Там возле одного из домов я ее и высадил.
- Адрес дома помните?
- Владимирская улица. Номер дома не скажу. Но визуально отыскать могу.
- Вы видели, как она входила в дом? - спросил Варваров.
- Нет. Во двор я не въезжал. Она вышла из машины еще на улице.
- Во сколько вы расстались?
- Точное время назвать не могу. Где-то около половины одиннадцатого утра.
Варварова, кажется, мой ответ чем-то удовлетворил. Иванов же после моих слов недовольно поморщился и спросил:
- Почему из аэропорта она поехала не к себе домой, а в Перово?
- Не имею ни малейшего понятия.
- Может, в Перово у нее живет кто-то из знакомых? - поинтересовался Варваров.
- Я же говорю - не знаю! - ответил я.
- Понятно, - сказал Иванов. - Вы в курсе, почему Соколова попросила именно вас забрать ее из аэропорта?
- Она сказала, что родителей в это время не будет в Москве. Отец еще первого мая, по ее словам, улетит в командировку в США. Мать улетит вместе с ним. Вернутся же они только десятого июня. А знакомые Соколовой тоже все куда-нибудь уезжают на праздники. Поэтому кроме меня ей обратиться за помощью, по ее словам, было не к кому.
- У нее с собой было много вещей? - спросил Иванов.
- В аэропорту?
- Да.
- Одна лишь мыльница - пластиковая сумка-чемодан на колесиках.
- С таким багажом она могла бы добраться в город на обычном такси, - заметил Варваров.
- Могла, - согласился я.
- Когда вы приехали в Перово, она вышла из вашей машины вместе с чемоданом? - спросил Иванов.
- Разумеется.
- После того, как вы расстались, Соколова вам звонила или еще каким-нибудь образом с вами связывалась?
- Нет.
- Вам это не показалось странным?
- Что именно?
- То, что она вам не звонит.
- Нет, - ответил я. - Она вообще редко мне звонит. Если и звонит, то лишь для того, чтобы поздравить с каким-нибудь праздником. И все.
- Вы хотите сказать, - произнес Варваров, - что Соколова позвонила вам первого мая, накануне своего отлета в Египет, поздравила с праздником и тут же попросила вас ее встретить, когда будет возвращаться, и вы, недолго думая, согласились?
- Примерно так и было. Только она позвонила не первого мая, а двадцать девятого апреля. Она спросила меня о планах на десятое мая. Я сказал, что день у меня, скорее всего, будет свободным. Если, конечно, не случится чего-нибудь непредвиденного на службе. Тогда она и попросила ее встретить. Я согласился.
- Вы утверждаете, что она позвонила двадцать девятого апреля, - произнес Варваров. - А до этого когда она вам звонила последний раз?
- Накануне двадцать третьего февраля. Точно день не помню, - сказал я и, предупреждая незаданный вопрос, сказал: - Я сам ей звонил на Восьмое марта. Вообще-то, больше у нас разговоров и встреч в этом году не было.
- Даже так, - глубокомысленно заметил Варваров.
- Раньше вы по просьбе Соколовой встречали ее в аэропорту? - спросил Иванов.
- Да.
- Когда это было последний раз? Не считая десятого мая, разумеется.
- В прошлом году.
Иванов и Варваров заговорщицки переглянулись.
- Точнее сказать не можете? - спросил Иванов.
- В конце сентября.
- Откуда она в тот раз прилетела?
- Из Греции.
- А тогда она как мотивировала свою просьбу ее встретить?
- Она сказала, что у нее большой шопинг в Афинах. Нужно, чтобы кто-нибудь встречал ее с табельным пистолетом и машиной.
- В мае вы тоже встречали ее с пистолетом?
- Про пистолет — шутка.
- Я понял, - ответил Иванов. – Но не совсем?
- Да.
- То есть оба раза при ее возвращении из заграницы вы были для нее охранником?
- Не только.
- Что вы имеете в виду?
- Еще был ее личным шофером, - сказал я, изобразив на лице улыбку.
- Она каким-нибудь образом с вами расплачивалась за то, что вы ее встречали и отвозили под охраной в город? - спросил Варваров.
- Ни деньгами, ни постелью она со мной за мои услуги не расплачивалась, - категорично объявил я.
- А предлагала?
- Ни деньги, ни себя в качестве альтернативы не предлагала.
- В сентябре Соколова прилетела тоже с одним чемоданом? – спросил Иванов.
- У нее тогда еще была большая сумка.
- Тяжелая?
- Нет. Алевтина сказала, что в сумке какие-то вещи, которые она купила в Афинах.
- Куда вы ее отвезли из аэропорта в сентябре?
- К ней домой.
- Точно? - спросил Варваров.
- Да, - сказал я. - Тогда я заносил чемодан и сумку в квартиру. Она меня угостила кофе. Немного посидели на кухни, поболтали о том о сем...
- О чем именно? - встрял Варваров.
- Я точно не помню, - ответил я. - Кажется, Алевтина была под впечатлением от поездки и все время болтала о том, как она в очередной раз бродила по античным развалинам.
Я замолчал, переваривая вопросы, которые мне задали менты. Из них вырисовывалась не очень радостная картина: с Алькой что-то случилось. Причем еще в мае, сразу после ее возвращения из Египта. И самое нехорошее во всем этом было не то, что именно я вез ее в город из аэропорта. А то, что я был первым из ее знакомых, с кем она общалась в Москве... Учитывая, что менты все время вертятся вокруг ее багажа, то наверняка дело в нем. Скорее всего, Алька, дочка мидовских работников, привезла из Египта какой-нибудь контрабандный товар. Кому-то товар передала, получила за него деньги. А потом кто-то с этим товаром погорел. Менты проследили всю цепочку: откуда товар, кто его закупал, кто провез через границу и так далее. Вышли на Альку, через нее – на меня. Теперь они решают, в каком качестве меня привлечь к делу. Но пока ментовское начальство полагает, что я не тяну больше чем на свидетеля... Ничего странного в участии Альки в таком криминальном предприятии для меня нет. Девка она авантюрная, из-за этого у меня с ней пару раз даже были небольшие перебранки. Кроме того она постоянно переполнена какими-то нереальными планами, для осуществления которых нужны деньги. Причем очень большие деньги: чем больше вложишь в дело, тем больше получишь прибыль. А больших денег у нее, разумеется, никогда не было. В смысле, для обычной жизни денег ей хватает. Прилично обуться, одеться, накраситься согласно моде она может. Вечеринки с друзьями в крутых клубах, туристические поездки по всему миру, своя машина... Все это у нее есть. Но ей хочется чего-то особенного. Типа пригоршни звезд с неба. На меньшее она не согласна. Я же достать звезду, хотя бы одну, с неба не могу, так что... мы остались друзьями после нескольких месяцев бурных отношений.
- Когда вы познакомились с Соколовой? - спросил Иванов.
- Четыре года назад, - ответил я.
- При каких обстоятельствах? - продолжал вытягивать из меня информацию капитан.
- В то лето я оказался безлошадным. И однажды возвращался с дачи. Ехать утром на службу в переполненной электричке не хотелось. Поэтому я решил воспользоваться служебным положением и тормознул на переезде возле станции "Фольксваген", который направлялся в Москву. За рулем сидела Соколова. Так мы и познакомились.
- Насколько нам известно, у вас был роман с нею, - сказал Иванов.
- Был, - подтвердил я. - Был, но вскоре весь выдохся.
- Почему? - спросил Варваров.
- Не сошлись характерами.
- Однако отношения вы продолжаете поддерживать, - заметил Варваров.
- Десяток телефонных звонков и одна - две встречи в год. Вот и все наши отношения.
- Все же по первому звонку Соколовой вы были готовы прилететь к ней.
Я вздохнул и спросил у Варварова:
- У вас есть друзья, которым вы готовы помочь, когда они вас об этом попросят?
- Есть, - ответил Варваров.
- Так вот, если вам до сих пор непонятны мои отношения с Соколовой, считайте, что она для меня такой же друг, как ваши друзья для вас. Не менее, но и не более того.
Мой ответ Варварову явно не понравился. Он скривил лицо, словно в рот ему сунули лимон и заставили его жевать. Видимо для него женщина, достаточно привлекательной внешности, просто другом быть не может.
Что ж, это его проблемы...
Или мои...
Но к данному делу это, по-моему, не относится.
- У вас и Соколовой есть общие знакомые или друзья? – спросил Иванов.
Я ненадолго задумался. Когда я познакомился с Алькой, мне было уже двадцать шесть, ей - только восемнадцать. На моей парадной форме уже красовались погоны старшего лейтенанта и одна медалька. Я побывал в нескольких командировках. Я видел кровь и трупы. Свои и чужие. В меня стреляли, я стрелял в ответ. Точно сказать, убил я к тому времени кого-нибудь или нет, я не могу. Но трупы с той стороны были. С этим нет вопросов. Возможно, я в кого-то и попал. У Альки же, только что сдавшей свою первую летнюю сессию, ничего подобного в жизни не было. Единственная дочка потомственного мидовца с дорогой квартирой в Москве, дачей в престижном уголке Подмосковья и личной машиной. Учеба в хорошем, пусть и не МГИМО, институте. Радужные перспективы после его окончания... Круг общения у нас до знакомства был совершенно разный. И таким он сохранился до сих пор. Да, во время нашего так называемого романа мы встречались с людьми из разных миров: она с людьми из моего мира, а я - из ее. Но только встречались. Она представляла мне на каких-то вечеринках своих сопляков и соплячек, я своих парней и их девчонок. В любом случае, Алькины знакомые оставались для меня чужаками. Просто лицами с именами. Кроме того, я в тот момент был настолько увлечен Алькой, что мне было совершенно не до ее подруг, а ее друзей я вообще не воспринимал как что-то серьезное. Сопляки они есть сопляки... Возможно, Алька смотрела на моих знакомых несколько по-иному. Все возможно. Но общими знакомыми и тем более друзьями, насколько мне известно, мы не обзавелись. Поэтому я честно ответил Иванову:
- Никого вам назвать не могу.
Варваров недовольно кашлянул:
- Не хотите или...?
- Если бы я кого-то знал, то обязательно назвал бы вам фамилии, - сказал я. - У меня нет даже ни одного адреса или телефона человека, которому я мог бы позвонить и спросить про Соколову. Кроме, наверно, ее родителей. Да и то потому, что Алька живет вместе с ними.
- Ясно, - произнес Иванов. Капитан помолчал, обдумывая свой следующий вопрос. Его напарник тоже не мог придумать, что бы еще узнать у меня. Наконец Иванов нарушил затянувшееся молчание: - Что вы делали после того, как попрощались с Соколовой в Перово?
- Поехал в гараж, поставил там машину и отправился домой на общественном транспорте.
- А почему вы сегодня не на машине? - поинтересовался Варваров.
- Пешком – практически бесплатно, а на колесах нужно платить деньги за бензин, - сказал я непонятливому товарищу.
- За что вас отстранили от дел на службе? - спросил Иванов.
Я усмехнулся:
- Будто вы не знаете.
- Все-таки, - настаивал на своем Иванов.
- Превышение необходимого уровня самообороны, - ответил я. – И как результат - тяжкие телесные повреждения у гражданина Васильева, от которых он скончался в реанимации, куда его доставила "скорая помощь".
- То есть вы избили Васильева до смерти? - спросил Варваров.
- Пара ударов кулаком в голову и ногой под ребра, прямо в печень. Печень лопнула, - сказал я.
У пьяного урода из "Мерса", в борт которого на перекрестке въехало мое "ведро с гайками", оказалась слабая печень. В общем, будь она попрочнее, все бы обошлось малой кровью. Во-первых, "па-дэ-дэ" нарушил водитель "Мерса". Во-вторых, сам факт нарушения оказался заснят камерой наружного наблюдения одного из магазинов в здании у перекрестка. И в-третьих, та же камера запечатлела, что два пассажира и водила "Мерседеса" попытались качать права и первыми полезли в драку со мной, я всего лишь защищался - один против трех. Троица была под градусом, так что я легко положил ее на асфальт. Пассажиры отделались легкими сотрясениями мозгов. Благо мозгов у них немного. А вот водила отбросил копыта. Менты приехали быстро. Проверили у всех документы. Составили протокол. Пока еще живого Васильева отправили в больницу, а живых, взяв у них кровь, отпустили по домам, сказав на прощание – вас вызовут к следователю... И я стал ждать, ничего плохого для себя не предполагая. На следующий день я даже отправился на службу, где меня сразу пригласил к себе мой начальник - полковник Русанов. От него-то я и узнал, кем был покойник. Оказывается пьяный двадцатитрехлетний водила из "Мерседеса" был сыном крутого человека - хозяина одной из подмосковных помоек. В смысле, хозяина полигона, где утилизируют московский мусор. Смерть сынка очень опечалила папашу. И папаша решил со мной поквитаться. Возможно, будь кто-нибудь другой на моем месте, его тут же закопали бы в землю, но капитана из следственной группы антитеррора ФСБ похоронить на подмосковной помойке достаточно сложно. Так что папаше удалось к тому утру всего лишь заставить Русанова отстранить меня от всех дел. Через кого именно у нас в конторе давили на Русанова, я не знаю. Но полковник сделал все от него возможное, чтобы защитить меня. То есть не только не позволил просто выкинуть меня на улицу, но и отправил в законный отпуск, который продлил после смерти моего отца еще на месяц.
Может, папаша Васильева не настолько крут, как он о себе думает? Или его помойка не самая большая в области?
Стоп.
А что если все произошедшее с Алькой дело его рук? Что тогда?..
Нет.
Не может быть.
Строить козни мне через Альку слишком накладно. Особенно учитывая, что за родители у Альки. Да и я постарался объяснить старику Васильеву при личной встрече: если пострадает от его рук кто-нибудь из моих родственников или знакомых, то сам Васильев на этом свете надолго не задержится. Кажется, он меня понял хорошо. И как ему было не понять, когда я пришел к нему в кабинет и положил на его стол боевую гранату. Причем мне не помешали ни металлодетектор на входе в здание, где находится парадный офис хозяина помойки, ни куча личных охранников... Впрочем, когда мать позвонила мне и сказала, что с отцом плохо, я все-таки подумал на семейство Васильева. Но, приехав и увидев своими глазами, что произошло на даче, сразу понял - им там и не пахнет...
- Вам не кажется странным, что в последнее время вы сами становитесь замешанным в уголовных делах? - спросил Иванов
- Моей вины в этом нет, - заметил я. - Ни в случае с Васильевым, ни теперь в вашем деле с Алевтиной Соколовой я ничего противозаконного не делал.
Иванов выслушал мой ответ и посмотрел на своего напарника. Варваров поднял руку и почесал затылок. Когда он опускал руку, на его лице что-то промелькнуло. Как-будто на экране медленного компьютера сменилась картинка. Лицо Варварова, до этого бывшее обыкновенным лицом обыкновенного ментовского сыскаря, на мгновение изменилось. Как именно, я так и не понял, потому что оно вновь стало тем, чем было прежде. И это произошло очень быстро... У меня мелькнула мысль: неужели весь мой разговор с ментами был ими отрепетирован? Причем все свои реплики они подавали по заранее согласованному плану? И делали они это так, что я, сам имеющий некоторый опыт в допросах, только сейчас понял, что мои ответы им не нужны, а нужна лишь моя реакция на их вопросы?
- Что вы решили? - спросил я, обращаясь к Варварову.
Снова по лицу мента скользнула некая тень. Прикидывал, стоит ли ему и дальше валять дурака?
- О чем это вы? - удивился Иванов.
- Будете ли вы продолжать разговор или нет?
- Мы вам уже надоели? - улыбнулся Иванов, показывая мне все свои ослепительно белые зубы.
- Не уже, а очень давно, - ответил я.
- Раз так, - сказал Иванов, вновь переглянувшись со своим напарником, - то, я думаю, мы закончим нашу беседу.
Варваров, никак не прокомментировав слова капитана, поднялся со скамейки и направился к своей машине.
- Всего хорошего, - сказал Иванов, вставая. - Приятно было познакомиться.
- Вам виднее, - бросил я.
Иванов развернулся и поспешил за своим напарником. Догнал он Варварова только возле машины. Возле неприметной серой «Субару». Еле слышно пискнула отключенная сигнализация. Варваров что-то сердито сказал капитану. Тот в ответ лишь пожал плечами, открыл дверцу со стороны пассажира и забрался в салон. Варваров сел за руль.
Когда машина с ментами покинула двор, я встал со скамьи и отправился домой, пытаясь еще раз обдумать состоявшийся разговор... Ничего толкового у меня не получалось. Перегретые мозги отказывались работать.
Продолжение >>>