Сосед по подъезду, ветеран Великой Отечественной, рассказал мне.
Как-то мы сидели на лавочке возле магазина. Я помог Василию Григорьевичу открыть баночку пива — его ежедневную банку, ему сложно с ними из-за больных рук.
...— Ничего не могу делать. С детства руками мучаюсь. И коленями. Из-за этого от немцев бежал.
— Из плена?
— Из Пруссии... Жил на хуторе у одное немца. Года не успел провоевать... Раньше-то не больно об этом говорили. Они пиво варили. Война — а они пиво. А я с виду-то я здоровый, определили на сельхозработы. — Он поднял банку и долго пил. Потом курил и кашлял. — То же не сказка. Батрачил на бауэра. Немец строгий, лишний раз не присядешь, кусок лишний не возьмёшь. А мне совсем плохо стало. Чувствую, заменит он меня. Куда меня тогда? На рудники, в шахты? Это смерть сразу, рассказывали... До Белоруссии рукой подать. Там, думаю, прибьюсь к нашим партизанам. Много слухов ходило про них. Вроде, даже пленных освобождали, люди потом продолжали воевать. Пятнадцать годков мне было, телёнок!..
Да-а... Три дня я пробирался лесами-болотами. Не то чтобы меня искали, я и не боялся, а боялся умереть в лесу от голода. Или выйти к людям раньше времени и опять к немцам угодить. Полицаи, старосты у них везде... За бутылку шнапса... А я уж думал: сдамся, пусть в рудники, но накормят.
Просьба: досматривайте рекламу, кликайте на баннеры — это реальная помощь автору. Для меня это единственный заработок
К деревне вышел. На подходе слышу: собаки молчат. Ни одна не тявкнет. Значит, немцы там, верный знак, научили. Фашисты первым делом собак истребляли зачем-то.
Побрёл вокруг, дальше. Поздно вечером, уж темнело, вышел ещё к деревне. Домов пятнадцать. Залёг в кустах. В глазах темнее, чем в лесу — от голода. Слышу, собака лает. Другая ей отвечает. Так и перелаивались, пока бежал через огороды.
Люди, гляжу. А пригляделся: мать моя женщина, немцы! Хотел назад бежать, ноги подкосились. Упал в пустом огороде, боюсь шевельнуться. Собаки выдадут!
Фрицы ходят вокруг дома, переговариваются. только слов не разобрать. Я за пол года успел коё-чего нахвататься. Сейчас всё забыл. Псы брешут. Думаю, всё, конец пришёл...
Вдруг. гляжу, на дороге смутные фигуры. Ну ещё фрицы. Пожаловали!
Совсем темно. Туман опускался. Фигур не разглядеть... Наши! Да точно! Эту форму завсегда узнаю! Явно после боёв. Много, наверно, с пол сотни. Раненые, бинты в темноте, костыли-колышки...
Немцы тоже жалкие. Крепко получили.
Ну, сейчас начнётся кутерьма... А надо мной никакой самой дырявой крыши, одни яркие звёзды да месяц.
Рядом — молния! Ни дождя, ни грома. Сухая гроза. В те годы часто видел. А потом, после войны... уж и не помню...
Я чуть не вскочил и не побежал сломя голову с того огорода!
Но прошла минута, другая, вот уже и наши, и фрицы видят друг друга, тут не засомневаешься... Собаки заходятся! Вороньё со всего леса поднялось, галдёж. Фрицы и наши перемешались. Молния, как сварка, всё видать мне. А они будто не замечали! Не видели друг друга! Чертовщина...
Пару раз "тенькнула" каска, кашель, тяжёлое дыхание и стук костылей по пыльной дороге... Тишина и собаки. Они успокаивались. Туман... Всё исчезло.
или сюда 4276 4800 1537 0342 (СБ,VISA)
Пошатываясь, я встал.
Из темноты вышла старуха... Хотя, теперь, я думаю, ей лет шестьдесят было... да, ладно!..
"Сынок, ты живой тута?"
А я шатаюсь, как пьяный!
"Сейчас я тебе поесть вынесу..."
Через минуту она вернулась.
"Вот, бери, — суёт мне в руку узелок... В нём три картофелины, луковица и ма-ахонький кусочек сала... Мне этого хватило на два дня... — Ты ток ступай... плохо тут, скверно... Немцы кругом..."
"А наши?" — спрашиваю.
"А Бог их знат... Сам-то ты откуда? Беглец?"
"Из плена. На немцев работал", — говорю.
"Споди-Споди..." — бабка перекрестила меня.
...Посидел в лесу, пока еда не закончилась. Ни немцев, ни наших, никого. Потом ушёл. Бабку объедать? Не надо, я всегда сам зарабатывал, с младых ногтей. И, веришь, к нашим вышел! К самому Батюне! Вот... Не всё оказалось так просто... но ничего, не расстреляли, даже дали повоевать. Ранило... Победу встретил в госпитале... Даже наградили.
— И знаешь, что?.. — он посмотрел на меня голубыми глазами, похожими на небо с облачками.
Я помотал головой.
— В сорок четвёртом та деревушка три раза переходила из рук в руки. Когда в наступление пошли. Бывало, знаешь, клочок земли — все упёрлись...
Я к чему всё... — он прикончил пиво, смял банку и бросил в урну. — Стал задумываться... Раньше-то не больно об этом трепались, да я б и сейчас молчок... да.
Я только тут понял, что сосед мой очень-очень старенький. Ему же как минимум восемьдесят лет.
— Предвестники то были? Чего?..
...Через год Василий Григорьевич умер.
Его рассказ для меня — загадка...
КОНЕЦ
ещё Ужастей...мм-м...
подписывайтесь на канал
ставьте лайки!
хорошего чтения