Темнота и гулкие шаги по ступеням. Аркадий Соломонович старался идти как можно тише, скрючившись, прижимая язычок колокольчика, намертво прикрепленного к ноге титановым браслетом. Ещё один лестничный пролет, и он толкнет перед собой скрипучую железную дверь.
На маленькой площадке было сыро. Холодный ветер сдувал капли с колючей проволоки прямо в лицо. Весна на острове всегда неприветлива. Башня старого маяка почти развалилась и подниматься на нее становилось опасно, но Аркадий всё равно время от времени приходил сюда. Семь лет назад маяки признали демонстрацией фаллического символа, и они были снесены Sis-темой в рамках борьбы с пережитками мэнсплеинга, но этот решили не трогать, сочтя его остроумной метафорой, передающей дух места.
Маяк стоял мысе острова, на котором располагался старейший в стране конце-лагерь. Это народное название: основное население острова - неблагонадежные мужчины, оштрафованные Sis-темой за нарушение режима. Официально место называлось «Перевоспитательный Единый Научно-Исследовательский Санаторий» - П.Е.Н.И.С. Здесь природная маскулинность не желавших принимать правила новой жизни белых цисгендерных самцов подвергалась воздействию нового образования.
Каждые два месяца ледоколка «Отважная» привозила на остров новую партию перевоспитуемых и забирала партию готовых к новой жизни. Экзамены сдавали не все. Для злостных или неспособных нарушителей порядка на острове существовали «строгие» сектора. Остальные жили, словно в пансионе, изолированном от внешнего мира двухуровневым периметром безопасности. За бетонной стеной и электроколючкой сразу начинался город, где жили надзирателки, управленки, лекторки и докторки, изучавшие природу и геном доминирования. Так же в городе жили члены семей перевоспитуемых, их жены, партнёрки и дети, пожелавшие приехать на время перевоспитания, а также технический персонал санатория.
С нижней площадки маяка видны задворки школы, сопки, стоянка транспортёров и подъёмный кран. Если подняться выше, на башне есть балкон без перил, отвалившихся от времени. Оттуда открывается вид на море. Но днём туда нельзя – могут засечь вертухайки и выписать штраф. Два у Аркадия Соломоновича уже есть. Третий – отсрочка экзамена или перевод в строгий сектор. Это на усмотрение комиссии.
Партия «Sis-тема» (от англ. sister-team) окончательно пришла к власти в конце две тысячи тридцатых, но радикальные реформы начались в последние несколько лет. Правящие посты заняли представители боевого крыла партии, называющие себя «Пушисты». Эти дамы принципиально не брили растительность на теле и красили ее в разнообразные цвета.
Идеология Пушизма (от англ. push - проталкивать) включала в себя категорическое неприятие мужчин. Согластно нео-пушистскиой доктрине мужчины были существами низшего вида, но хотя и признавались от природы неспособными на ряд чувств и мыслей, поддавались частичному перевоспитанию при врачебном наблюдении и точечном медицинском вмешательстве.
Во время Первого Женского Восстания вооружённые отряды радикалок-пушисток участвовали в столкновениях с национальной гвардией ещё до создания регулярных структур Сильной Независимой Армии (СНА) Позднее эти отряды были переформированы в военную полицию переходного периода, став источником кадров для новой пенистанциарной системы.
До войны Аркадий Соломонович Михельсон был видео-блогером микроинфлюенсером и совладельцем небольшой вэйп-мастерской. Занятие для настоящих любителей старины. Вейп и до войны уже никто не курил, отдавая предпочтение всасываемым программируемым нано-капсулам, а после вейпы стали редкостью даже в столице.
Мастерскую Аркадия Соломоновича с магазинчиком на первом этаже и маленьким кафе с домашней кухней знал весь район. Торговый павильон на пересечении Борисоглебского с восстановленной после боёв улицей Новая Арбатова славился интерьерами в стиле ретро. 90-годы прошлого века, разгул мэнсплеинга. Говорили, что там на стенах можно было увидеть незаконные постеры из журналов с Самантой Фокс и Памелой Андерсен и даже за определенную сумму полистать (полистать, не приобрести, кто же продаст Вам такую баснословную роскошь) настоящий раритетный Playboy-1992, каких после знаменитых рейдов дезобъективации в стране осталось всего восемь экземпляров, два из которых ныне выставлены в Государственном Музее Секзизма на проспекте Толоконниковой, а остальные хранились в частных коллекциях.
Патрули Милицейской Службы (ПМС), разумеется, заходили в вейперную, однако, заведение не трогали. Аркадий Соломонович был уважаемым героем войны. Во время Битвы за Москву отдельный батальон боевых пацифисток «Peace?Да!» был выбит с позиций и рассеян по Пресне. На кудринской площади шли массовые объективизации. На гоголевском бульваре стояли бронеэлектромобили федералов. «Яйце-Нос» было намалёвано на постаменте Николая Васильевича. Сектор от Моховой до Конюшенковской прочесывали сигвеестрелки и боевые дроны, а Аркадий Соломонович прятал в подвале розововолосую раненую пулемётчицу, откармливая её контрабандным хумусом.
«За женственность и героизм, проявленный при обороне столицы!» было выгравировано на золотом круге с маленьким крестом. Медаль настоящая, боевая. Такие вручали солдаткам Сильной Независимой Армии.
Награждала сама Маршенкулова, легендарная генералка бронепанковых войск СНА. Седая, строгая, не теряющая выправки несмотря на годы и ранения, с неизменной фигуркой из конструктора Лего на лацкане пиксельной приталенной гимнастерки – кокетливым талисманом победы. Хриплым командным голосом произносит она в микрофон героические фамилии, известные теперь любому школьнику.
- Рапопорт!
- Копыт!
- Гинзбург!
- Крамер!
Суровые лица, горящие глаза. Чеканным шагом солдатки выходят одна за другой на розовую дорожку перед монументом Красильниковой. С детства не любивший шум толпы Аркадий Соломонович, волнуясь, переминаясь с ноги на ногу ждёт своей очереди в фойе.
- Михельсон!
Аркадий Соломонович семенит к выходу. Спотыкается о складку дорожки из настоящего шёлка, заляпанного грязью армейских ботинок. Робея, ковыляет по ступенькам.
- Хуемразь… – раздаётся удивлённый шёпот в строю. Кашель. Смешок.
- Смирррна! – пресекает разговорчики полковникиня Карчевская, прозванная врагами «Командантэ Холивара».
- Сеееестройсь! Равнение на героя!
- Аркадий Михельсон! Награждается Зеркалом Венеры первой степени! Салют герою!
- Салют герою! – раздаётся за спиной Аркадия Соломоновича.
- Какое благородное лицо! – Аркадий Соломонович подавил нервный смешок. Уже немногие помнили начало карьеры генералки Маршенкуловой, но хорошая память у Михельсонов – семейное.
- Настоящий защитник Революции.
Крепкая рука с загрубевшей мозолью на указательном пальце прикрепила к груди Аркадия Соломоновича золотой кружок с бантом.
Дальше был парад. Отряды СНА шли ровными квадратами в полном боевом облачении: вот морпешки с экокамуфляжем на лицах, вот депресантура, вот спецназ в противогайзлайтах.
Аркадий Соломонович шёл в рядах почётных ветеранов, отставал, семенил, догоняя колонну и казалось, именно ему машет с трибуны Гендерная Секретарка Республики Ксения Собчак.
На правах героя легендарного парада Аркадий Соломонович позволял себе гораздо больше прочих. Их ведь и так немного осталось немного – настоящих ветеранов Великой Материнской, к тому же кто будет придираться к ветхому старику, да ещё и с хорошими знакомствами в верхах.
Сама железная генералка Маршенкулова приносила в мастерскую на починку свой старый вэйп и любила повспоминать былое под постерами с Фокс и Андерсен, заходя в кафе во время антимэнспрединговых рейдов.
«Генералка на районе», - хохотала она и подмигивала Михельсону.
«Знаете, что общего между и клауд-рэпом и цисгендерными мачо в метро? Плохое сведение!» - острил в ответ Аркадий Соломонович.
Но те времена были далеко позади. Сегодня на материке зверствовали пушисты. Кафе и вэйперную у Аркадия Соломоновича отняли три года назад, а в конце-лагере он находился уже седьмой месяц.
Новоназначенная заместительница гендерного секретаря по делам эйблизма и лукизма Егорка Просвирнина, пожилая трасгендерка-интерсекционистка, сменившая пол во время Второго Женского Восстания активно лоббировала интересы пушистов в аппарате партии.
Революционерки первой волны давно отошли от дел и во власти начались этнические чистки. Ветераны восстаний исчезали один за другим. Ходили слухи о работе секретных революционных троллек и массовых деанонимизациях админов новостных пабликов, политические трупы которых сваливали в подмосковные телеграм-каналы.
Аркадий Соломонович понимал: за ним придут рано или поздно и такой приход – дело времени.
Однажды среди ночи в директ постучали.
«Здравствуйте! Я блогерка. Хочу починить у вас вэйп и выложить это в сториз. Когда мне прийти?»
Аркадий Соломонович всё понял. Помолчав с минуту, он вздохнул и продиктовал чат-боту: «Я дома, сейчас открою. Сопротивления оказывать не буду»
Бритая татуированная коловратом по затылку следователка в штатском в сопровождении военной полиции уверенным шагом вошла в мастерскую и спустилась в подвал.
- Поступила информация о хранении запрещенных материалов!
Демонстративно постояв за шторой меньше минуты, следователка вышла, держа в руках пластиковую курительную насадку для вэйпа в виде маленького сиреневого фаллоса.
- Вы понимате, что это – конец! – процедила следователка, в упор глядя на Михельсона. - Понятые! Засвидетельствуйте злостный менсплеинг!
Глаза Аркадия Соломоновича загорелись дьявольским огнём.
- Подбросили, бегущие с волками позорными! Совесть где? А?! Где? Может, в пизде?!
Михельсон подался вперёд и пристально посмотрел в глаза бритой следователке.
- Я пожилой человек и молчать не буду! Мне кажется, Вам пора ввести термин: "Жид Патриархатый"!
Следователка поскребла рукой коловрат на затылке и ухмыльнулась.
- Чтобы не ненавидеть мужчин и евреев по отдельности. Да! Это же неэргономично. Если ненавидеть мужиков и евреев вместе, объединённо, можно сохранить немного ресурсов на ненависть к кому-то ещё.
Аркадий Соломонович краснел и распалялся всё больше.
- Не отдал так, скажем, пробник косметики бесплатно - всё. Ты - жид патриархатый. И определяешься как шовинистише́ яценосише́ шва́йне в особый конце-лагерь, где тебе колят бром и перевоспитывают. Я вас таких… Видал всякое. Я видел войну!
Аркадий Соломонович почувствовал, как голова закружилась и книжный шкаф у стены медленно поплыл влево, изогнувшись, словно застрял в текстурах.
- Я видел такое, во что вы, фемки шестой волны, просто не поверите. Шумные мужики в огне на подступах к харасменту. Я смотрел, как мамаситы тверкают во тьме. Все эти мгновения исчезнут во времени, как дик-пики в снепчате. Пора умирать.
Аркадий Соломонович внезапно обмяк и опустился в кресло.
- Статья 85, пункт 2, злостное членовредительство! Увести.
Следователка вышла, почёсывая коловрат. За открытой дверью раздалось мягкое урчание электромобиля.
Аркадий Соломонович прислонился к холодной стене, нащупал в нагрудном кармане зажигалку и закурил. Сюда никто не ходил, здесь было тихо. У подножия маяка стояли мусорные баки. Запах от них наполнял башню и желающих вдыхать миазмы не было. Здесь у Аркадия Соломоновича был тайник. За кирпичом в стене – ниша, а там – самодельный нож, старый кнопочный мобильный телефон Nokia с зарядкой, эротические карты с порно актрисами (единственный артефакт, который он смог забрать из мастерской) и железная банка кофе.
Кофе – один из возбуждающих напитков, был запрещен в вольном секторе. За это полагались штрафные баллы. Но у Михельсона была запрещенка и поядрёнее. Старый еврей никогда не хранил все яйца в одной штанине. На верхней площадке маяка, за дощатым перекрытием лежала книга, настоящая, бумажная, противозаконная. Это был «Дневник по соблазнению миллиардера» Насти Рыбки с рекомендацией Алекса Лесли, известного пикап-тренера конца прошлого века, ныне героя старых довоенных анекдотов. Книга посредственная, но сексистская до невозможности. Эхо мизогинозойской эры. Памятник эпохи. Да, что бы ни было на ней напечатано, книжная бумага всегда пахнет благородно. В любом музее на материке она будет золотым экспонатом, а на черном рынке её просто оторвут с руками за баснословные деньги.
Но Аркадий Соломонович не хотел ее продавать и не берёг на чёрный день. С особым удовольствием он вырывал, сворачивал, набивал махрой и курил страницы, набирая полный рот кисло-пряного дыма. Режим запрещал курить. И режим запрещал жить прошлым. Аркадий Соломонович курил прошлое и это был флаг не сдавшегося бастиона его внутренней свободы.
Море размеренно било в прибрежные скалы где-то совсем недалеко. Древнее холодное море и древние скалы, которые, может быть, видели и мамонтов, и динозавров, и диковинных рыб, и уж точно пережили множество поколений людей, как переживут и нас.
Рокочущие волны словно доносили на своих гребнях послания далёких земель.
- Все же в мире есть ещё немного мест, думал Михельсон, где всё осталось по-старому. Где жизнь выглядит иначе, чем здесь.
На северо-западе, за много миль от острова лежит вольготная страна Членесуэла, заклятый враг Новой Республики. Если выйти из конце-лагеря по амнистии в свободный город, то матросы из торгового флота могут переправить тебя в Харраскас всего за несколько сотен холиваров.
Где-то на ближнем востоке как прежде воюют между собой новообразованные после Второй Женской Революции Пиздраиль и Фаллестина, грызутся ни на жизнь, а на смерть и не помирятся никогда.
А на юго-востоке Республики стоит как прежде не покорившийся и несломленный вольный город Орехбург, где женщины с упругими телесами сражаются не против мужчин, а в одном ряду с ними.
- Все на просветительский час! – прокатилось над лагерем.
Возвращаясь, Аркадий Соломонович уже не придеживал язычок браслета. Когда идешь сюда, можно опасаться встретить кого-то в башне, назад же резонно поспешить. Это в строгом секторе у заключенных на ногах «умные кандалы» с функцией отслеживания маршрута, возможностью ударов током разной силы и даже с функцией микровзрыва с уничтожением носителя. А здесь в санатории просто колокольчики для персонала. «Вот идет мэйл шовинистик пиг, дзынь-дзынь».
Огромный экран на стене жилого блога загорелся ядовито-синим. Затем на нём появилось морщинистое лицо уже совсем пожилой Гендерной Секретарки Республики. Два раза в день она обращалась ко всем гражданам Республики через свой инстаграм-канал.
- Михельсон!
Аркадий Соломонович назвал свою фамилию на перекличке и с тоской сглотнул слюну со вкусом дыма и свободы. Свобода всегда была у него во рту. Он мог сказать всё, что пожелает, любой вертухайке в лицо. Он не провоцировал их, но знал, что готов решиться на это. Это был внутренний принцип. Условие самоуважения. Каждое утро он мечтал лишь об одном: пусть это случиться до того, как он в очередной раз увидит или хотя бы послушает море.
-… наши враги, они вновь строят нам козни…наша борьба освободительная…не желают принять очевидного…
Старенькая генеральная секретарка на экране жевала и цедила слова.
«Море… Оно мужчина или женщина? Оно среднего рода.»
Аркадий Соломонович покосился на плечистую охранницу с электрошокером, стоящую неподалёку.
- …экономика равных возможностей бурно развивается…несмотря на санкции… они пытаются обесценивать нашу национальную валюту…
«Хэмингуэй писал в «Старике и море»: можно обратиться к морю по-женски: «ла мар», а можно по-мужски «эль мар». Можно и так, и так. Но море не обижается. В отличии от этих…»
Михельсон снова пристально взлянул на охранницу исподлобья. Встретившись с ним взлядом, она молча дала разряд в шокер. Тот сверкнул, громко хрустнув. Стоявшие рядом отшатнулись. «Видимо моря ему больше не слушать…», - подумал Михельсон, вжал голову в плечи и набрал воздуха в грудь.
- Они говорят - ерунда, но мы вправе, в праве обидеться хоть на миллион лет…наша Россия…она женского рода! В центре нее раскинулась красная площадь. А почему она красная? Почему?! ….. Потому что у нашей девочки сегодня такие дни! А мы все знаем, когда у нас ТАКИЕ ДНИ врагу лучше держаться подальше!!! – секретарка засмеялась собственной шутке беззубым ртом.
По обе стороны от экрана обычно стояли охранницы. Аркадий Соломонович давно узнавал в лицо всех, но этих вспомнить не мог. «Длинноволосые, с материка. Здесь их подстригут по тюремной нашей моде, мизогинных модниц», - подумал он.
Неожиданно, одна из охранниц достала что из-за пазухи. Подойдя к высокому забору она стала рисовать на нём… Михельсон не верил своим глазам. Она выводила на заборе огромный член, символ мужского подполья и сопротивления.
Перевоспитуемые переглядывались. Аркадий Соломонович обернулся назад и увидел, что охранница, угрожавшая электрошокером, лежит на земле со стянутыми за спиной прозрачным скотчеремнём руками.
- …сплотимся же, сёстры, и те, кто с нами, перед лицом нависшей шовинистической угрозы…Наша женская власть…
- ХУЙ ТЕБЕ! – вдруг скинув парик басом заорала вторая охранница изображению на экране. - ХУЙ!
- Хуй тебе! – раздалось со всех сторон. Лозунг движения сопротивления. Это восстание! За стеной уже раздавались очереди. Что-то хлопало и бухало со стороны города.
Аркадий Соломонович расправил плечи и яростно выдохнул: ХУЙ ТЕБЕ! Крик, отразившись от стен периметра, слился с рокотом близкого моря.