Не знаю, по какому принципу назначают в армии командиров боевых подразделений, но кого ставят руководить вспомогательными, не боевыми частями – я видел. То, что наш командир был дурак – сказать нельзя, иначе не дослужился бы он до своей должности. А в том, что дослужился он сам, сомневаться не приходилось.
Но то, что порядочный самодур – было очевидно. Огромного роста, мощного сложения, хоть и небольшим брюшком, напоминал наш «папа», как его ещё называли, мощную гориллу. За что его и окрестили Кинг – Конгом. Мощный череп, большие, смотрящие исподлобья глаза, а так же челюсти, которыми , казалось, мог перегрызть любой мосол.
Только этим он внушал легкий страх, который усиливался высоким воинским званием. В молодости, по слухам, где – то под Донецком, сокрушил он своими кулачищами не одну челюсть и, похоже, вспоминал об этих временах с тоской, когда мог он быть самим собой, Кинг – Конгом. Когда не так обременяли служебные условности, и можно было запросто заехать в рыло.
Хочу оговориться сразу. Вообще, полковник Петренко (назовём его так) не был таким уж злодеем. Часть под его командованием хорошо и отлично выполняла боевые и небоевые задачи, в основном, специфические, Военный городок, в котором он был комендантом, существовал совсем неплохо, был чистеньким и вполне ухоженным.
Кроме того, сам Артурас признавал, что хотя «Мужик по себе очень грубый и беспардонный, физически очень крепкий, самоуверенный», он «Способен на неординарные решения и поступки, что безусловно положительно и должно присутствовать у каждого нормального командира…»
Необычным был лишь его природный дикий норов, о котором и будет дальше упоминаться. Но даже и это гораздо предпочтительнее, чем иметь командиром какого –нибудь слюнтяя, у которого бы в руках всё развалилось.
Как и в каждом советском военном подразделении, имелся в казарме нашей роты Красный уголок, он же – Ленкомната, где на стене висели плакаты и лозунги, газеты «Правда» и «Красная звезда» с успехами советского народа в строительстве коммунизма.
А так же «боевой листок» с расписанным в это дело вкладом непосредственно нашей, второй роты. А так же стол, чтоб написать письмо, диванчик для отдыха ну и т. д. Главным же атрибутом «Ленкомнаты» был бюст Владимира Ильича Ленина, вождя мирового пролетариата, с хитрецой смотрящего в будущее.
У нас он был гипсовый, примерно трёхкратной величины, и весом где – то около двадцати килограммов. Так как порядок в этом помещении поддерживался особый, то с почтенной лысины ежедневно смахивалась пыль и чтоб приподнять его, мне, нехилому парню приходилось отрывать вождя от постамента, обхватив его двумя руками и прижав к груди.
Посетил как-то «Папа» нашу казарму, когда в ней никого, кроме наряда не было. Зашел в Ленкомнату, столкнулся с гипсовым взглядом вождя и посмотрел в его глаза так, как будто хотел его себе подчинить. Но ведь гипсовый – он очей не опустит!
Взял тогда Кин – Конг Владимира Ильича за бородку своей лапищей , как за ручку пистолета, поднял его, не отрывая горилльского взгляда сантиметров на двадцать, и поставил назад. И сразу стало понятно, кто в части главнее – мировой Вождь или полковник Петренко.
Скучно было командиру. Генеральские погоны не светили, Столица Родины – тоже. Оставалось лишь наслаждаться собственным самодержавием, находя некоторое разнообразие в перепалках с командиром соседней части связи, тоже полковником, таким же стареющим самодуром.
Суть конфликта состояла в споре о главности. Связист командовал частью, имеющий статус боевой и, разумеется, считал себя значительней. Папа же был комендантом нашего городка и фактически, по этим вопросам был главнее связиста.
Бывало, что перепалки устраивались перед строем части, когда во время развода связист важно следовал по тротуару за спиной Кин – Конга себе в часть.
- Что вы за моей спиной ходите?! – орал Петренко.
Тротуар вёл в казарму связи чуть выше плаца и примыкая к нему.
- Буду я ещё всякого спрашивать! - вздёрнув нос, отвечал связист.
Нам на перелай полковников смотреть было одно удовольствие. У нас в части был «Устав», а там – «Дедовщина». Хотя разница, конечно, весьма условная.
- Хотите чтоб такой бардак был как у этих?! – говорил наш своим гиббонским басом, пренебрежительно кивая в сторону казармы связи.
- Вы что, - орал на своих связист,- хотите, чтоб была муштра как у ракетчиков?!
Свою главность каждый подчёркивал, как мог. Дважды в год, чтоб не забывали, что мы всё-таки военнослужащие, а не просто рабочие в военной форме, проводились у нас в части трёхдневные оперативно – тактические учения. По легенде, наша часть подвергалась нападению, и нужно было её защитить, а диверсионную группу – обезвредить.
В группу отбирали полтора десятка дедов диверсионной натуры. Часов в шесть утра, паля безбожно холостыми патронами, врывались они в штаб, не минуя «случайно» стрельбы в городке, особенно под окнами связиста.
Я был свидетелем, как какая – то пожилая женщина делилась своими переживаниями с товаркой: «Ну вот, Петренко пальбу устроил, теперь Иванов (назовём связиста так) «крокодилы» свои на улицу выкатит!»
Крокодилами они называли огромные, многотонные четырёхосные МАЗы – ракетовозы, переоборудованные под машины связи. Они занимали почти всю ширину улиц городка, сотрясая землю не хуже танков. И шли они колонной по 9 – 10 машин и безбожно чадили, потому как обслуживались, в основном, девятнадцатилетними солдатами – срочниками.
Военные регулировщики, обеспечивающие проезд сей техники имели яркие костюмы. На черном фоне белые перчатки, каски, нарукавники и портупея, в руках – регулировочный жезл. После прохождения колонны всё эти белые части одежды, а так же кожа на лицах этих красавцев становились весьма серыми, особенно с той стороны, на которую дохнули жерла выхлопных труб автоколонны.
У связистов учения начинались через неделю после наших и, уж не знаю, какая там у них была легенда, но прокатывались они «случайно» по городку утром, неподалеку от окон товарища полковника Петренко, дымя солярой и напоминая ему о том, что и он не всемогущ, приводя его при этом в тихое (и нетихое) бешенство.
В это состояние его могло привести любая мелочь. Особенно его родная жена, имеющая огоомную женскую власть над своим самодержавным супругом. А чувство это требовало выхода. И конечно же выход был. Разумеется, в родной части. И горе тому, кто подвернётся под руку. Известно было что в припадке ярости одевал он на совещаниях штабным офицерам на голову карты местности.
Наверное, для того, чтобы они лучше в этой местности ориентировались и точно знали своё местоположение. Главной же его страстью был рядовой и особенно сержантский состав. Рядовые страдали пореже. Чаще всего, если попадался какой- нибудь старослужащий у которого, согласно так сказать, статуса шапчёнка сбита «на банке», ремень расслоён и распущен, бляха отполирована и дугой закручена.
В этом случае могло произойти такое – шапка могучими командирскими руками с треском натягивалась до носа, За свой «нестандартный ремень солдат был приподнят над землёй и после нескольких встряхиваний рвался ремень, либо, не выдержав, ломалась бляха. Все это сопровождалось зычными комментариями по поводу никчёмных родителей, мерзавцев командиров отделения и взвода, бездельника ротного.
Чаще же попадались духи – товарищи молодые солдаты, посланные товарищами солдатами постарше по неотложным делам – купить курева в городке или водочки там, или надыбать что – нибудь из материала для дембельского альбома. Да мало ли какие надобности в нелёгкой службе старших товарищей!
А так как попадались обычно солдатики все больше бестолковые и нерасторопные( толковые и расторопные умели не попадаться), то уже перед строем он представал в жалком виде. Тогда акцент папиного гнева приходился на сержанта.
А тот, чуя чем дело пахнет, еще в строю проклиная судьбу, бестолкового духа лично, и весь его тупорылый призыв в общем, судорожно подрезал нитки на своих намертво пришитых было погонах, чтоб не попортилась шинель или бушлат.
Тем временем громкоголосый бас Петренко вещал. Происходило обычно это во время развода на плацу.
- Вот, товарищи офицеры, солдаты и сержанты! Вот этот(не знаю как его назвать) радовой, самовольно ушел в городок…- И т.д. и т.п. про родителей, командиров… Это всё венчала громовая тирада:
- Командира отделения сюда!!!
Выходил, чеканя шаг, сержант, сохраняя достоинство и понимая, что уже ничего не поможет. Уничтожив его взглядом, Папа обращался к уменьшившемуся до размеров прикроватной тумбочки солдатику. Разумеется, так, чтоб слышал весь строй части и казарма связи в придачу. Он даже мог по – отчески положить руку на его плечо.
- Ты прости, сынок, ты не виноват. Вот ОН виновник! – полковник показывал на сержанта,- это ОН не приучил тебя к воинской дисциплине! Это ОН не объяснил тебе, что нельзя самовольно оставлять расположение части! Это ОН тебя не воспитал! Это ОН первейший твой враг!
А дальше срывались погоны с плеч сержанта. И глубоко наплевать было Кинг – Конгу что по Уставу положено разжалование только до одного звания. То есть до рядового можно было разжаловать только младшего сержанта а всех остальных лишь снизить на одно звание. Он был тут бог и царь. А с правилами как – нибудь Отдел кадров разберётся, для того и хлеб едят!
Если погоны были пришиты крепко, то отрывались они могучими руками «с мясом». На моих глазах бушлат был разорван до самого низа, и из него полезла вата. После такого концерта обычно развод быстро заканчивался и с плаца командир уходил с кислой физиономией, но полностью удовлетворенный.
Но вместе с тем человек он был не злопамятный, быстро отходил…
(продолжение - https://zen.yandex.ru/media/gsvg/king-kong-chast-2-5c99b1cfe7a33e00b3cad95c )
Начал вспоминать про Кинг – Конга Антон Петров.
Если Вам интересны мои публикации, поставьте палец вверх и подпишитесь на мой канал. Читайте остальные рассказы, кликнув на название блога "Служба в армии". Высылайте свои произведения. Спасибо всем за внимание!
