продолжение двух предыдущих статей
Поскольку, как я уже уточнял, в понятие «информации», передаваемой стихами, я включаю и выражение чувств, для следующего примера вполне уместно взять что-нибудь «мягкое, женское» (©В.В.Маяковский). А раз уж разговор вертится внутри русского Рока, естественно взять кусочек из Ольги Арефьевой, ну, вот, хоть этот:
Мне уже мал сорок четвёртый,
Одежда Евы слегка потёрта
Фиго̀вый листик больше не нужен –
Ты всё равно не стал мне мужем.
Представь себе, я не стала старой,
Состарилась только моя гитара.
Найду другую, в другом чехле,
Пусть прорастёт на иной земле.
Приступим к смакованию. «Разымем» это чудо, «как труп» (©А.С.Пушкин), пытаясь понять, как же оно работает.
Мне кажется, многие люди любят и частенько предаются меланхолическим размышлениям на тему «наши годы, как птицы, летят». Такие размышления могут вылиться в долгий разговор на посиделках с другом, или с женой, или наедине с собой. А можно просто сказать:
Представь себе, я не стала старой.
Видимо, за счёт построения фразы, вот этого личного обращения «представь», оборота «так и» (как бы намекающего на предшествующее обсуждение - «ожидалось, ожидалось, но так и») – фраза выглядит, как вырванная из длинного задушевного разговора. И от этого она «втаскивает» весь этот подразумевающийся длинный разговор в образный ряд стихотворения, так что в восприятии читателя (слушателя), этот разговор состоялся, и содержания у стихотворения сразу стало много. Не на строчку, а на целый разговор. А потом появляется следующая строчка:
Состарилась только моя гитара
- и содержания мгновенно становится вдвое больше, потому что в него вошла целая жизнь, прожитая в искусстве. Причём эта жизнь длинная – гитара успела состариться – что «задним числом» окончательно фиксирует, «растягивает до себя» и длительность образа, созданного предыдущей строчкой.
Это я начал сразу со второй строфы, так мне показалось удобнее, а теперь хочу вернуться к первой (в приведённом отрывке). Ну, то что «мал сорок четвертый» - это она, надо понимать, кокетничает и хвастается (стало быть, сорок шестой не мал!). А вот дальше идут абсолютно изумительные метафоры – про «одежду Евы» и «фиговый листик».
«Фѝговый» – «Фиго̀вый». Остроумная игра слов, смешно[1].
«Одежда Евы потёрта» - оригинальная яркая метафора. Во-первых, опять же, смешно. Во-вторых – эротично. «Одежда Евы» (далее – ОЕ) – фактически обнажённость, очевидно, по контексту и смыслу, не вообще, а перед мужчиной. Как она может «потереться»? Ну, в том числе и в самом нескромном, «нефигуральном» смысле – от трения буквально. Причём, думаю, отчасти и такой смысл тоже подразумевается – хорошие остроумные метафоры вообще многослойны. Но основная интонация, думаю, всё же романтическая. В первый раз ОЕ могла быть уподоблена свадебному платью – со всем приличествующим, так сказать, трепетом. И вообще, поначалу это было праздничное, «выходное» платье, для особых случаев. А потом, видимо, постепенно перешло в разряд повседневного, стало надеваться уже без трепета, да и без праздника. Ну, и слегка уже потёрлось.
При этом весёлого в ситуации мало – последняя строка задаёт пронзительно трагическую интонацию произошедшего – «ты всё равно не стал мне мужем» (опять это «все равно не стал», цепляющее и тянущее за собой какие-то отношения, в которых должен был стать, или мог, или ожидалось, что станет, а всё-таки не стал. Причем это всё долго продолжалось – ОЕ потёрлась). И тем не менее, несмотря на такую трагедию, присутствия духа и чувства юмора барышня не утратила, и говорит о произошедшем смешно и талантливо. Вот и характер обрисовался.
Итог: несколькими короткими рифмованными фразами нарисован сложный портрет, с историей, судьбой, женской и творческой, характером, индивидуальностью.
Ну и напоследок, вишенкой на торте – «Пусть прорастёт на Иной Земле». Ну, это такой фирменный знак, хорошо знакомый всем любителям Арефьевой – такая, как бы сказать, постоянная «игра на повышение». То есть, о чём бы она ни пела, а всегда помнит, что есть более высокий план бытия, о нём не забывается никогда, и хоть строчкой, хоть намёком, но он в песню попадёт. Как говорил Лебедев князю Мышкину про Настасью Филипповну: «Дама с воображением беспокойным… к темам серьёзным, хотя бы и посторонним, слишком наклонна». За что и любим.
[1] Игра слов Арефьевой понравилась. Вот, в другом месте: «на фѝговом месте фиго̀вый листок».