И, раз уж речь зашла о бабушке Саше… Я про нее как-нибудь подробнее напишу. Но, думаю, достаточно будет сказать, что в истории СССР я не припомню другого такого случая, когда НКВД-шников, пришедших арестовывать чьего-либо мужа, спускали с лестницы. Бабушка Саша это сделала.
Мой дед был тяжело ранен на фронте, его мучили постоянные головные боли, с фронта он вернулся в 44 под Оренбург, где на Аккермановском руднике работала бабушка. А тем временем их квартиру в московском Замоскворечье прибрал к рукам некий партийный чин. (Эх, а у нас еще и дача была в Серебряном Бору, но в 1941 ее разбомбили проклятые фрицы).
Партийному чину очень не хотелось возвращения дедушки с бабушкой, уж больно хорошая была квартира. Поэтому был написан донос – и в начале 1946 года дедушку пришли арестовывать. Из квартиры НКВД-шники были властной бабушкиной рукой выкинуты, стрелять в бабушку они как-то не решились. Пока они во дворе соображали, что делать с этой напастью, бабушка Саша, забаррикадировав дверь, добралась до телефона, позвонила в военную часть, где по вечерам она пела, (меццо у бабушки было роскошное, параллельно с Бауманкой она закончила курсы при Московской Консерватории), и вызвала в прямом смысле армию на подмогу. Посмотреть, что происходит у милой Шурочки, приехала вся военная часть в полном составе, отношения между армией и НКВД после войны были, мягко говоря, сложные, НКВД тогда шел под реформацию – в общем, охранители сочли за лучшее удалиться. А бабушка, схватив в охапку дедушку, семилетнего дядю Борю и полугодовалую маму, рванула в Москву – и добилась-таки отмены ареста.
Орать бабушка умела так, что трясся дом. Она была одной из первых –женщин-парашютистов. Ворошиловским стрелком. Коммерческим директором градообразующего предприятия. Кандидатом в депутаты Верховного Совета. Люди в ее присутствии цепенели. Бабушка нежно любила детей и животных , но к человечеству относилась крайне строго, делая небольшое исключение для высоких брюнетов – этим она могла иногда милостиво улыбнуться, если те стояли по стойке смирно и демонстрировали полную покорность. Папу бабушка недолюбливала – он не был высоким и он был в высшей степени блондином.
Когда мама познакомила ее со своими избранником, бабушкиными первыми словами были
«Мда… породу, Танечка, портить не годится!»
Мой папа любит вспоминать, как главный технолог его производства, сорокалетний мужик, боялся зайти в кухню, где моя семидесятилетняя бабушка Саша пила чай.
- Да не бойся, Ляльк, - говорил папа. – Теща спиной к нам сидит…
- Боже… какая властная спина! – бормотал дядя Ляля и, бледнея, пробирался по стенке в комнату к родителям.
Однажды , когда мне было лет восемь, папа разговаривал с мамой, повернулся, мельком взглянул на меня и , уронив стакан, ошпарился чаем.
- Что случилось?
- Фу ты, господи, мне на секунду показалось, что там сидит маленькая Александра Захаровна.
- Да куда ей до нее! - пренебрежительно сказала мама.