В Берлине царило таинственное молчание. Люди, тихие и спокойные, ходили по улочкам будущих развалин, ничего, совершенно ничего не предвещало беды. Да и в ближайшее десятилетие предвещать не будет. Юный поэт грустно сидел на лавочке около парка и читал книгу. На его лице едва можно было разглядеть отражение той боли, томившейся где-то глубоко внутри.
Поэт давно ничего не писал. Последние годы поэт очень жадно поглощал новые книги, будто зная, что с каждый годом шансов получить эти книги будет меньше и меньше. Рядом на лавочке сидели престарелые немцы. Совершенно обычные разговоры о туманном будущем страны, былом величие, вчерашнем происшествии ничем, абсолютно ничем не привлекали поэта, а, скорее, наоборот, вызывали отвращение у молодого человека.
Вчерашнее происшествие не удивляло поэта, учитывая тенденции последних месяц. Он лишь жадно глотал последние страницы книги своего любимого писателя Генриха Манна, глотал, озираясь на проходящих мимо людей.
Книга была закрыта. Поэт бесшумно встал и медленно побрел в сторону своего дома. Перекусив булочкой с чаем, поэт взял в руки бумагу и перьевую ручку. За несколько часов на бумаге появилось лишь несколько предложений. Автор, уже изнемогая от невидимой окружающим боли, встал, взял в руки банку с керосином, облил себя, затем облил книгу своего любимого писателя Генриха Манна и зажег последнюю спичку.
« Боль за свое отечество превыше меня самого. Я, истинный ариец, истинный патриот, истинный германец, не могу смотреть на угнетение самого дорого - свободы своей и своего народа. Я ухожу непобежденным.»