Март и апрель — время, богатое на юбилеи чешских писателей. 28 марта, например, исполнилось бы 105 лет Богумилу Грабалу, исключительному писателю, тексты которого по-прежнему оказывают влияние на современный литературный процесс в Чехии.
О Грабале я уже рассказывала давеча, но речь шла скорее о переводах Грабала на русский язык. А что же это был за человек? Богемистка Елена Ковтун пишет в предисловии к сборнику «Слишком шумное одиночество», что судьба Грабала (как и характеры его персонажей) «во многих отношениях была удивительно чешской».
Он родился и вырос в типично чешском окружении; его семья была связана с самым, пожалуй, национальным из промыслов — пивоварным. Он честно разделил со своей страной все перипетии ее непростой истории: фашистскую оккупацию, победу коммунистов в 1948-м, «оттепель» шестидесятых и «нормализацию» 1970—80-х годов. Успел вместе с собственным народом обрадоваться наступившей демократии в начале девяностых и разочароваться в ней к середине десятилетия. Он был со своими читателями, когда цензура правила его книги, а власти распоряжались рассыпать уже набранные в типографии тексты. Был и тогда, когда ему вручались международные премии, а за собранием его сочинений выстраивались очереди. И только смерть стала его личным делом: не мирной кончиной в семейном кругу, но очередным вызовом судьбе.
Мать Грабала не состояла в официальном браке, когда у нее родился сын. Замуж она вышла только через три года — за бухгалтера Франтишека Грабала, которого Богумил называл своим подлинным отцом. Тем не менее ощущение «незаконности» своего рождения, чувство бесприютности и одиночества Грабал сохранил на всю жизнь — и по его текстам это очень заметно.
Отчим Грабала в 1920 году получил место управляющего пивоваренным заводом в городке Нимбурк под Прагой, и вся семья перебралась туда. А потом к ним присоединился и дядя Грабала Йозеф (Пепин), любитель повеселиться и порассказывать истории, видимо, настолько колоритный человек, что впоследствии он стал прототипом многих грабаловских персонажей.
Учился Грабал долго — и разному. На юрфак Карлова университета он поступил в двадцать лет, посещал лекции по литературе, искусству и философии, но вскоре пришли фашисты и все университеты позакрывали, так что доучивался Грабал уже в 1945-ом. Следуя своей теории «искусственной судьбы», он пытался строить свою жизнь вопреки сложившимся обстоятельствам, плыть против течения, так что юристом он не стал. Зато кем только не работал — страховым агентом, коммивояжером, продавцом игрушек, сталеваром, упаковщиком на складе макулатуры, рабочим сцены в одном из пражских театров. Во время работы на сталелитейном заводе Грабала по голове ударил крюк подъемного крана, он надолго оказался в больнице, получил инвалидность и в начале 1960-х вышел на пенсию, сосредоточившись на литературном творчестве.
Шестидесятые годы выдались бурными — Грабал издавал по меньшей мере одну книгу в год, по его «Поездам особого назначения» был снят фильм, получивший в 1967 году «Оскара». Грабал держался в стороне от политики, поэтому в семидесятые его не запретили. Но и издавать не спешили — открыто о своей симпатии к соцреализму Грабал нигде не говорил. Но тут-то и разразился скандал, как это часто бывает с авторами, воздерживающимися от публичности (вспомним Кундеру). В середине семидесятых в официозном еженедельнике Tvorba было опубликовано интервью с Грабалом, в котором тот якобы признался в своих симпатиях действующей власти. Что это было — до сих пор непонятно, то ли Грабал был вынужден дать такое интервью, то ли оно было целиком фиктивным, — в любом случае пражские студенты были крайне возмущены и устроили публичное сожжение грабаловских книг.
Впрочем, в восьмидесятых и девяностых признание вернулось к Грабалу. Премии, собрание сочинений, поездки с лекциями и даже выдвижение на Нобелевку — все это ждало Грабала. Но так ли он ждал этого? «Когда судьба не жаловала его, — пишет Ковтун, — он существовал наперекор ей, когда попыталась сделать живым классиком — воспротивился раз и навсегда». 3 января 1997 года Грабал, помещенный на обследование в больницу, выпал из окна, пытаясь покормить голубей. Официально эту смерть признали несчастным случаем, но вполне вероятно, что это было самоубийство. В одном из своих поздних текстов Грабал именно так описывает свою смерть — как падение из окна в попытке покормить птиц.
В общем, если собираетесь сегодня в бар — выпейте за Грабала кружечку пива.