Ушел в мир иной Сергей Малютин. Литератор, журналист, знаток кино и театра, человек светлый и беЗконфликтный, отчего и всеми уважаемый. За 67 лет жизненного пути сделать он успел немало, в том числе и на писательском поприще. 4 книги, писать о которых мне доводилось сразу по их выходу. Но теперь, когда автор находится уже по ту сторону реки, то бишь известного нам пространственно-временного континуума, в корне меняется и отношение к его произведениям. Рассматривать их теперь нужно не иначе как с позиции вечности.
«Телевидение, которого нет…»
Под таким названием и с подзаголовком «Хроника безвременья» в 2011 году вышла первая, наиболее объемная из книг Сергея Малютина – сборник остро-критичных публицистических статей, выходивших в основном в газете «Курская правда» в 2002-2010 годах.
Российское телевидение принято ругать и сегодня. А в пример нынешнему ставят, как правило, недавнее прошлое. «Различие разительно, – в предисловии к разбираемой книге пишет, например, Борис Агеев, – советское телевидение навязывало идеальный образ мира, чтобы «поднять» человека, придать ему сакральную миссию преобразователя мира, нынешнее телевидение «опускает» его до состояния потребителя благ этого мира».
Однако в рассуждениях этих упускается одна очень важная деталь: в хвалимом прошлом было всего 1-2 канала, сегодня же их сотни! Есть новости, есть обсуждение этих новостей в различных ток-шоу; есть каналы: «Детский мир», «Ретро», «Спас», «Культура», «Звезда», «Домашний», «Рыбалка и охота», спорт, история, география, животный мир, кино-классика, ну и, конечно, детективы как самый популярный жанр. Выбирай что хочешь – на мой взгляд, сегодня наше ТВ «устаканилось» и способно удовлетворить потребности самого привередливого зрителя.
Но тогда – в начале века – шел процесс становления, выход из провала с еще не изжитыми признаками «лихих 90-х»: беспредел, насилие, пошлость и открытая антигосударственная пропаганда прямым текстом с телеэкрана. Реакция на это человека с тонкой душевной организацией и высокими культурными потребностями и составляет суть первой книги Сергея Малютина.
Это хроника недавних событий, живая публицистика, вереница персонажей современности и образов классической культуры. Огромный массив информации, мыслей, суждений и выводов, с которыми лично я согласен в пропорции примерно 50 на 50. Но главное здесь не совпадение взглядов, а то, что авторское неравнодушие, желание лучшего, сопротивляемость поразившей общество глобальной болезни заставляют думать и если не соглашаться, то формулировать собственное отношение к той или иной проблеме.
В этой связи особое звучание обретает написанное в августе 2008-го эссе «Услышать Солженицына», посвященное фильму о нобелевском лауреате, показанному тогда на телеканале «Россия».
«В названии фильма Сергей Мирошниченко (режиссер. – О. К.) переиначил кусочек фразы Солженицына из его знаменитой статьи «Жить не по лжи!». Она звучит своеобразным камертоном в самом начале ленты: «Пусть ложь всё покрыла, пусть ложь всем владеет, но самым малым упрёмся, пусть владеет не через меня». Этот призыв Солженицына к личному неучастию во лжи, думаю, остаётся актуальным и для сегодняшнего дня, и нам всем следовало бы его помнить и применять каждодневно в собственной практике, кем бы мы ни были и где бы ни трудились».
И хотя отношение Сергея Малютина к этому писателю, как мы увидим дальше, со временем кардинально изменилось, по иронии судьбы именно эта мысль может служить главным посылом как первой его книги, так и всего творчества.
«…и во дни печали не забуди обо мне»
Книга со столь необычным названием и уточнением – хроника любви и разлук – вышла в 2015 году. Весьма неожиданное произведение, в котором автор решил рассказать о том, что обычно хранят за семью печатями, а если слагают об этом роман, то, как правило, в художественном переосмыслении.
При этом не стал ничего приукрашивать и додумывать, а решил следовать завету Андрея Платонова: «По-моему, достаточно собрать письма людей (слегка коснуться их опытной, осторожной и разумной рукой редактора) и опубликовать их – и получится новая литература мирового значения. Литература, конечно, выходит из наблюдения людей. Но где больше их можно наблюдать, как не в их письмах?»
Иными словами, Сергей просто взял и обнародовал собственную переписку. Не просто личную, а, можно сказать, интимную – любовную переписку с женщинами. Конечно, ничего выходящего за рамки приличия – это в высшей степени целомудренная исповедь, никакого натурализма. Однако болевой нерв здесь не столько в душевном обнажении, сколько в том факте, что автор рассказывает о своей любви одновременно к двум женщинам – и его как добросовестного прихожанина православной церкви, человека, что называется, воцерковленного, такая ситуация повергает в смятение.
Но именно этот факт – говорящий о безграничности Любви, – и выводит книгу-исповедь Сергея Малютина за пределы обыденного понимания. В пространство неразделённой целостности, как о том сказано у Владимира Соловьёва: «Смерть и Время царят на земле, – Ты владыками их не зови; Всё, кружась, исчезает во мгле, Неподвижно лишь солнце любви».
«В пространстве любви»
Не иначе как внутренним смятением вызвана и вышедшая в 2016 году третья его книга. На этот раз в связи с разочарованием в кумирах «шестидесятничества».
«С годами бывшие кумиры наших оппозиционных кухонь превращаются в злобствующих тёток и дядек, теряющих обаяние, искренность, доброту и лишь по недоразумению продолжающих числиться по разряду деятелей национального искусства. Вместо музыки и поэзии – вечное нытьё! Потому что ушла любовь и – пусто и мерзко в душе…»
Здесь же автор высказывает изменившееся своё отношение к столь почитаемому им ранее Солженицыну. Суть претензии, озвученной в эссе «По плодам их узнаете их…», состоит в том, что авторитет этого писателя используется якобы в русофобской пропаганде.
«Вот почему у многих из нас сегодня такое неоднозначное, сложное, а порой и неприязненное отношение к Солженицыну. С одной стороны, хорошая русская проза – «Матрёнин двор», «Иван Денисович», с другой – намеренные подтасовки цифр и фактов в «Архипелаге…» и общий яростный антисоветизм, подхваченный огромным количеством доморощенных диссидентов и наших врагов на Западе».
Но возникает вопрос: а «Краткий курс ВКП(б)» равно как и всё, что тогда печаталось, разве не содержит намеренных подтасовок? А ларчик просто открывался – нельзя ставить знак равенства между русским и советским. Александр Исаевич был ярым антисоветчиком – это так, но при этом последовательным до мозга костей патриотом России.
Что же касается «злобствующих тёток и дядек», дело в том, что автор живет, прежде всего, в своих произведениях. В дальнейшем по жизни он может подняться еще выше, выйти за пределы или переместиться в иное пространство, а может и в хлам деградировать. Да и как тут не вспомнить пушкинское: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…»
Но главное в этой книге всё же не это – а то, что заявлено самим названием – «В пространстве любви»:
«Любовь, которая обходит тебя стороной, – глуха и немилосердна».
«Читал «Лето Господне» Ивана Шмелёва и с горечью понимал, как это важно – ещё с раннего детства быть вовлечённым в этот общенародный Господний круговорот радости, добра, любви, тепла, праздников и неизбежной скорби!»
«О картине Саврасова «Грачи прилетели»… Есть картины, которые являются своеобразным национальным кодом. Ничего не нужно говорить или объяснять».
«Безумие пришло в художественный мир с восхвалением «Черного квадрата»…»
«Мой театр»
И, наконец, книга четвертая, вышедшая в 2017 году к 250-летнему юбилею Курского драматического театра имени Пушкина. Характерно, что и здесь уже в самом начале – в названии авторского предисловия – не обошлось без главного слова: «Мой театр» или Пристрастное признание в любви».
– К театру интерес у меня возник с самых детских, едва ли не с младенческих лет, – в интервью, связанном с выходом книги рассказывал нам ее автор. – Мой отец был слепым музыкантом, в начале 50-х он несколько лет проработал аккомпаниатором в театре кукол. Я его нередко сопровождал, и для меня тогда уже театр был местом, вызывающим священный трепет, я сразу воспринял его как живое, нужное и захватывающее дело.
И на ум моментально приходит ключевой (sic!) момент двух известных сказок. В одной из них (А. Н. Толстого) золотой ключ открывает потайную дверь, ведущую в театр, тогда как в другой (Дж. Макдональда) – непосредственно на небеса.
Согласно Сергею Малютину, в театральном искусстве публику поражает непосредственное, очень глубокое взаимодействие актеров. То, как тонко они реагируют на всякое изменение настроения, на каждую эмоцию. Почему старожилы, которые знали МХАТ в лучшие его времена, десятки раз ходили на одни и те же спектакли? Потому что всякий раз наблюдали нечто единственное и неповторимое. И каждый раз те же самые, казалось бы, эмоции и чувства воспринимаются по-новому. Ничего другого искусство не придумало: по-настоящему поразить можно только силой чувств. И если нет ответного восприятия в зрительном зале, то нет искусства, и нет театра. Настоящий театр – это когда волшебство, случившееся на сцене, находит продолжение в твоей душе.
Слова эти могут служить ключом к театру, к искусству и к самой жизни. Театр же как соединение и перетекание душевного и сценического пространств можно воспринимать еще и как репетицию перехода из мира земного в мир горний.
P. S. Смерть является необходимым растворением несовершенных комбинаций. Это повторное поглощение грубого контура индивидуальной жизни в великую работу жизни универсальной; только совершенный бессмертен. Это купание в забвении. Это источник молодости, куда с одной стороны погружается старость, и откуда с другой стороны выходит младенчество. Смерть – это преображение живого; мертвые тела – это лишь увядшие листья на Древе Жизни, которое еще распустит все свои листья весной. Воскресение людей напоминает эти листья. Тленные формы обусловлены нетленными прототипами. (Элифас Леви)
Олег Качмарский,
в Пасхальный день 8 апреля 2018 года