«Вода из крана плескалась тихим буравчиком. Она набрала в горсть и ополоснула лицо. После умывайки, зубной пасты, скраба прохлада остудила рвение утренних процедур и настроила на завтрак. Душ уже был принят. Недолго, водой горячей — колкими струйками на сонное ещё тело. Чтобы проснулось и захотело жить. Насыщенно и жадно. Потом, непременно, контрастное обливание — сколь можно выдержать, как комфортное, — совсем холодной. Это — для успокаивания. И уравновешивания внутренних энергетик. Издавна установившийся порядок и ход начала дня. Промокнула лицо полотенцем и уже взялась за баночку с кремом. Дневной, увлажняющий. И никакого анти-эйдж. Незачем.
Айфон на полке вздрогнул и зазвонил трелями переливчатыми. Сухими пальцами взяла трубку, ответила: «Да. Ещё не успела. Хорошо. Договорились». Уже понесла кисть в сторону обратную, когда из аппарата донеслось: «Подожди. Спросить хочу». Она возвратилась к разговору. Присела на табурет из ротанга. Поправила рукой слегка влажные волосы, встряхнула вихрами. Привстала, глянула в зеркало. Провела безымянным по бровям. Нещипаным, лишь чуть правленым. Тёмно пшеничным, изгиба лукавого. Вернула подтянутые, упругие ягодицы к опоре.
«Слышу… У меня нет чёткого мнения — ты же знаешь. Я тут — почти непричём. Не моя байда, не моя тема… Нет, ну если ты считаешь — так правильно. Делай. Я — не против… Больше всего я не люблю злоумышлений — ты помнишь это. Когда страдают невиновные. Хотя бы, на первый взгляд. Невиновные… Эти сами нарвались. Такое — моё мнение… Ну, это — твой выбор. И бонусы и поджопники будут только твоими. Говорю — на случай осечки… Окей…»
Положила мобилу на корзину для белья. Посидела чутка ещё. Потёрла виски, зашедшиеся внезапной болью. Запустила нервные пальцы в шелковую гриву — карамель, мёд, выгоревшая солома — ему так нравится мять, нежно и по-мужски сдержанно, эти волосы, когда он целует её. Закрыла глаза, вспомнив недавнее. Кивнула своему, покачалась бездумно. Он вернул её в неприятное и приятное одновременно. Так уж устроен. Несёт в себе и горесть и сладость. Наверное, за то и любит его. И бабы — без ума! — от того же. Хотя, наказан будет — и это верно! Знать меру. Как без понимания меры жить среди людей…
Оборотилась к водным забавам. Сунула руки под струю. Вертела ладони — на косточки, в горстку, к ребру — пока вся не замёрла и кожа не пошла мурашками. Вздрогнула, зашлась злой нутряной судорогой. Стиснув зубы, переждала приступ ярости. Минуя пяток глубоких вздохов, успокоилась, повеселела — словно пришла в себя. Вновь посмотрела в зеркало… Улыбнулась сама себе. Ополоснула лицо новой порцией чистоты. Подхватила баночку «увлажнений». И наворачивая подушечками белое «суфле» и вталкивая в вечно молодую кожу щёк, подбородка, губ, шеи, лба… Легко и небрежно делая себя неотразимой. Добавила к выше сказанному: «А больше всего я люблю. Выбешивать этих с*к!.. Этих ос, неуёмных до чужого. Злых и тошных... Чтобы им мозги последние сносило, от остервенений. Чтобы они жала свои — одноразовые — теряли. Навсегда!.. Чтобы никогда больше… Никогда больше…»
Она покинула душевую, готовой к новому дню. Вполне и во всеоружии. Казалось, ничего не случилось. Всё — как обычно! И лишь повтор, еле слышно: «Никогда больше… Никогда!» Подтверждал — случилось. Ещё как, случилось!»