«Вашего байера — в колодки и по этапу!» — возмутилась посетительница модного бутика. «Она у нас — женщина», — мяукнула худосочная продавщица.
«Тем паче. Вот же — засада. Женщина, не умеющая выбрать товар на продажу. Такую — на сутки, коленями на горох. На неделю — без сладкого. На декаду — без секса. На месяц — без косметики. Глядишь, появится шанс поумнеть!» — дама распалилась. И жаждала пыток и казни. «Не появится. Она одеваться не умеет, не красится, сладкое не любит. Про секс, думаю, упоминать излишне», — сдала коллегу краснощёкая деваха, стоящая на кассе.
«Как же так?!» — изумлению не было предела, — «вещи набирает по фабрикам и оптовкам фемина, забывшая, что она — фемина. Или, не знавшая?» Барышни переглянулись и заговорщицки, в унисон, слово молвили: «Не знавшая!» И наперебой: «Она прежде бухгалтершей работала… Она какая-то дальняя родственница хозяйки магазина… Она никогда не была замужем. Даже, понарошку!» Выплеснув инфу, успокоились и продолжили славный продажный труд. Мадам, затеявшая разговор, слезать с фабулы не пожелала. «Но, позвольте. Работа бухгалтера — это сплошные цыфири. И никакой поэтики. А если и сама одеваться не умеет — откуда возьмёт аргумент. Что брать, отчего отказаться…» Помолчала, развернулась на каблуках, прошлась по залу. Трогала шмотки на вешалках, щупала ткани, бегло осматривала фасоны. Вернулась: «Да, совсем плохо! Брать-то нечего! Откуда план делаете, матрёшки?» Девицы языки поджали — поняли, тётка неспроста трясёт их «на истину». Но, поздно!
«Давайте, выкладывайте. Нутром чую, сметливые! Не обижу…» — теперь заговорщицкий тон взяла «не просто» посетительница. Помялись, пожевали, колоться начали.
«Нее. С планом всё — нормуль. У нас посетители определённого. Так сказать, пошиба. Не привередливые, короче. Мы нахвалим, что, мол, «последняя коллекция. В Европе все так теперь носят». И берут. За милу душу, берут!» — нехотя пояснила тощая. Одёрнула на узких бёдрах юбку-годе. Блузу с рюшками подёргала за манжеты, да за планку с пуговичками. Поковыряла витрину ногтем со стразиками. Красота, да и только! Волосы неудачно выкрашены и острижены не интересно. Макияж — грубый, из рыночных рыбных рядов средневекового Парижа. Духи — что-то невнятно дешёвое.
Словоохотливая толстушка-кассир добавила простецки: «Хозяйке — что главное? Чтобы всё быстро продалось. А как мы это делаем — её не касается. Имидж торговой точки — дело десятое. Я вот, подступалась к ней — «давайте уже ассортимент менять. Хватит всякую дребедень возить. Вкус людям портить!» Да, какое там! Видели бы Вы, что она сама носит! Восторг безвкусицы! И мама дарагая! В одном флаконе». Крепкая шустрая молодайка. Будто, сейчас только вишню собирала в корзины. Губы густо мазаны «соком», щёки алеют. Волос — богатый, с завитком — сколот в небрежный пучок. Руки нежные, ловкие. Так и порхают над клавишами. Глаза цепкие, слова не зряшные. Мыслит правильно, говорит «без воды». А что одета — тож, без шика. Наживное. Если в голове что есть — остальное приложится.
«Вот что, любительницы скорых продаж. Хозяйка магазина теперь я. Выкупила всё это — с потрохами. И вас, туда же… В байеры определяю тебя, мадам касса. А ты — жуткое годе и несносные духи — будешь чеки бить. На большее, пока не тянешь… Бывшую бухгалтершу, я пожалуй, и вовсе не возьму. Даже, оптом с магазином. На что мне персона, не умеющая радоваться жизни. И время тратить не стану… Всё это прежнее — в утиль. Можете раздать желающим попозориться… Менять буду — от и до. От концепции. До ассортимента. Хватит жить быстрым рублём. Пора начинать уважать себя…» — она говорила что-то ещё. Важное и увлекательное. Потом опомнилась — «бисер метать…» Оборвала себя, на полуслове. Рассмеялась и заметила: «А я-то думаю. Что она свою лавку, так дёшево продаёт. Так тут же — экскаватором хлам выкорчёвывать и самосвалом вывозить нужно. Считай, и купила я — только стены. Да вас, дур. В которых ещё вкладывать и вкладывать!»
Подмигнула опешившим тёлкам. Подхватила с прилавка сумку крокодиловой кожи. Одета дорого, не ярко, с умом. Парфюм тонкий, моно. Причёска лёгкая, «минус пятнашка». Походка «от бедра». Жест плавный, девичий. Глаз влажный, чувственный. Мечта — а не женщина! Одарила надеждой. Позвала в авантюру!..
Дверь шумно захлопнулась. Оставшиеся в полумраке ламп дрянного белого освещения. Замерли…
Не спугнуть бы. Удачу!..»