15 марта 1986 года был образован Свердловский рок-клуб. К тому моменту Свердловск хоть и не был первопроходцем в отечественной рок-культуре, но мог похвастаться не одним десятком молодых групп. Некоторые даже заявляли о себе на всесоюзном уровне: например, свердловский коллектив «Слайды» принимал участие в первом в СССР рок-фестивале «Тбилиси-80». Музыканты из Свердловска выступали на одной сцене с «Машиной времени», «Аквариумом», «Землянами». В Ленинграде с 1981 года существовал рок-клуб, уральцы ездили туда, смотрели, вдохновлялись и, конечно, хотели открыто устраивать фестивали, а не ютиться на подмостках районных ДК. Свердловские рокеры несколько лет ходили по кабинетам, поднимали вопрос о создании рок-клуба в обкоме комсомола и в итоге добились своего. Новость быстро разлетелась по городу, и в ДК на улице Воеводина, где базировался рок-клуб (сейчас этого здания нет), потянулись молодые музыканты. Одним из них был Валера Вильчинский – композитор, аранжировщик, звукорежиссёр, бессменный директор звукозаписывающей студии «Вавилон Звук». Человек, который много лет находится в тени уральского рока.
«Вавилон Звук»
«Если бы не рок-клуб, может, и не было бы этого места», — начинает Валера. Мы разговариваем в его студии, в подвале старого здания. «Вавилон Звук» обитает по этому адресу уже 24 года. Здание для Валеры знаковое: сначала он учился здесь в радиотехническом колледже, потом работал в компании по обслуживанию вычислительной техники, располагавшейся тут же. И именно здесь он арендовал помещение под студию. К моменту её появления свердловского рок-клуба не существовало, но знакомства с тех времён остались и постепенно превращались в сотрудничество.
«Вавилон Звук» не похож на современные студии звукозаписи: пошарпаная звукоизоляция на стенах, старый ковёр – чтобы можно было снять обувь, советские стулья, обитые дерматином. В небольшой зоне отдыха – каменные стены, на которых хранятся предметы из жизни рок-клуба. «С каждой этой вещью что-то связано, — рассказывает Валера. – Вот табличка с названием улицы, где я жил; а это детали от самолёта, который потерпел крушение рядом с нашим посёлком [авиакатастрофа случилась 30 сентября 1973 года, разбился пассажирский самолёт Ту-104 компании «Аэрофлот», погибли 108 человек]; здесь картины, которые пишет мой друг – поэт Сергей Данилов; афиши, которые я ещё в молодости купил в киоске «Союзпечать»; раньше был маленький телевизор, который показывал рябушки – я его никогда не выключал, с ним было ощущение, что ты в студии не один, даже если никого нет. Потом телевизор сгорел, я купил новый – на рябушки его не настроить. У меня до сих пор на ходу техника для записи на аналог [на плёнку]. Последний раз, кстати, записывал на неё пару лет назад. Получается здорово, но это дорогое удовольствие. Я храню все записи, которые делал на студии. Когда-то очень давно у меня записывался музыкант Богдан Кутюхин, его уже нет в живых. У меня хранилось 8 или 9 его альбомов – очень необычная, авангардная музыка. В интернете записей не было, поэтому я всё оцифровал. Я никогда не говорю: «Моя студия», я говорю: «Наша студия». Мы – это я и все музыканты, которые обогащают её. Около входа есть стена, где на кирпичах написаны названия групп, которые приходили сюда. Из них, как из кирпичиков, и сложилась студия».
Русская группа, которая звучит не по-русски
«Я начинал как самый обычный музыкант, — рассказывает Валера. — Группа у меня появилась в 1975 году. Вернее, не группа, а вокально-инструментальный ансамбль. Мне это название страшно не нравилось, потому что нелепое оно какое-то. Но группами тогда никто не называл себя. Мы даже и не знали, что так можно. Конечно, у нас были кумиры — «Битлз», «Роллинг Стоунз», но их воспринимали как небожителей. А мы просто играли в своё удовольствие. У себя на районе, в посёлке Рудном, даже были звёздами. Таких, как мы, по всему городу было много. Студий звукозаписи не существовало, кто имел блат на киностудии [Свердловская киностудия] – писался там. Остальные справлялись подручными средствами. У меня в студии, кстати, есть магнитофон, на который когда-то записывала свои первые песни группа «Чайф». Лучший в то время, ещё и качественно переделанный под студийный. Мне его в конце 1990-х Володя Шахрин принёс на запчасти – я тогда всё писал на аналог. На днях включил его, проверил – работает».
Тогда, в 70-80-е услышать местные рок-группы было негде – по радио их песни не передавали, по телевизору не показывали. Музыкантам оставалось лишь обмениваться плёнками и кассетами.
«У меня был друг, Сергей, не музыкант, просто меломан, — вспоминает Валера. — В его однокомнатной квартире висел диско-шар, был кассетный магнитофон. Сергей устраивал вечеринки, всегда сам подбирал музыку. Обычно это была западная поп-музыка – чтобы потанцевать. Что-то наподобие Boney M, из наших слушали «Машину времени», «Динамик». Серёжа общался со всей творческой тусовкой – с музыкантами, художниками. Его друг работал в пивном ларьке – в те времена у таких людей всегда были крутые связи. Видимо, через знакомых Сергей и доставал записи. На одной из таких вечеринок, кажется, в декабре 1985 года, я впервые услышал «Гудбай, Америка» [песня группы «Наутилус Помпилиус»]. Для меня тогда образцами для подражания были «The Rolling Stones», «Led Zeppelin», и вдруг – русская песня, которая звучит совсем не по-русски. А когда узнал, что эту песню поёт группа из Свердловска, — просто лишился дара речи.
Детище КГБ
Про рок-клуб Валере рассказала знакомая, которая работала в обкоме комсомола – именно он курировал молодёжную организацию. Было много разговоров о том, что к образованию рок-клуба имеют отношение органы госбезопасности, однако официально эта версия не подтверждена. «Я как-то давно спросил у Коли Грахова – [Николай Грахов, один из основателей свердловского рок-клуба, сейчас генеральный директор медиахолдинга «Радио Си»], правда ли, что рок-клуб – это детище КГБ, он как один из основателей рок-клуба должен был это знать, — рассказывает звукорежиссёр. — Он посмотрел на меня, улыбнулся, но ничего не сказал. Мне кажется, вероятность этого очень большая. Группы множились, и уследить за ними было сложно. Перед каждым выступлением мы получали разрешение в районном отделе культуры. Приходила комиссия, слушала нас. Не дай бог какое-нибудь слово про церковь или про политику услышат. Иногда было обидно. Один раз нас прослушивали, и сказали: «Эту песню играть нельзя». Я даже и не помню, что это за песня была такая. Спрашиваю: «А когда будет можно?» — «Никогда. Эту песню нельзя будет играть никогда». Знал бы этот человек, что наступят времена, когда можно будет петь и говорить, что угодно. Но чаще было по-другому. Сначала говорят: «Мы послушаем куплет, припев – и всё». Мы играем, нас никто не останавливает. Играем следующую песню – не останавливают. И я подумал: «Да им, наверное, просто нравится!». Но, видимо, для порядка всё равно должны были что-нибудь запретить.
На самих концертах особого контроля не было. Как уследить за всеми? А рок-клуб позволял объединить рокеров в одном месте. Не помню, чтобы в рок-клубе нас как-то проверяли. Милиция не дежурила, единственный контроль – это наблюдатели из обкома комсомола. Нас просили показывать тексты песен, читал их кто-то или нет – не знаю. Лично мне ничего не запрещали, да мы и не пели ничего такого. Был неприятный эпизод во время выступления группы «Флаг». Они вывесили над сценой флаг Советского союза, продырявленный в шести местах – будто бы пробитый. Зрители закричали, засвистели, кто-то из наблюдателей побежал всё выключать, концерт остановили, флаг заставили снять. Сами музыканты – те, что были в зале, — говорили потом, что так нельзя. Группа была из моего района, и в рок-клубе, видимо, решили, что я разделяю их взгляды, и стали косо на меня смотреть, хотя я никакого отношения не имел к их перформансу.
Я знаю, что сейчас случаются отмены концертов рэперов, панк-музыкантов, ещё чьи-то. Кто-то проводит аналогии с советским временем, но, на мой взгляд, ничего общего нет. Тогда была политика государства, а сейчас всё происходит от дурной головы конкретного человека. Какой смысл что-то отменять и запрещать, когда есть интернет? Я бываю на разных концертах, и там такое поют! И в интернете чего только нет. Если бы государство целенаправленно боролось с этим, давно бы уже всё пресекли. А так – бессистемные показательные выступления людей, имеющих власть. И, может, вообще всё не так: ведь скандал – это лучшая реклама».
Полная свобода
«Очень хорошо помню, как первый раз пришёл в рок-клуб. Он находился в ДК на Воеводина, сейчас этого здания уже нет. Пришёл, комната 62 или 64, все бегают, суетятся. За столом сидит Александр Пантыкин – тогда я ещё не знал, что это Пантыкин [Александр Пантыкин, активист Свердловского рок-клуба, музыкант, композитор, драматург, «дедушка уральского рока»]. Сидит, а перед ним маленькая печатная машинка. Меня попросили написать заявление на вступление в рок-клуб. Я написал. Мне выдали членский билет – всё как положено, с фотографией, печатью отдела культуры. Я был счастлив», — говорит Валера.
Будущему звукорежиссёру нравилась демократичность, царившая в рок-клубе. Неважно: плохо играешь, или хорошо – выступать позволяли всем. Никто не ограничивал по времени – хоть одну песню, хоть целый час. Принимали всех желающих, единственное условие – нужно было платить членские взносы. «Рублей 10, кажется», — говорит Валера. На его памяти никого не отчислили. «Разрешалось делать всё, — вспоминает Валера. – И выпивали сильно, но до пьяных безобразий ни разу не доходило. Иногда ломали сиденья в зале – во время концерта, конечно, хотелось и танцевать, и скакать. В таких случаях нас просили отремонтировать мебель – и всё».
На концерты приглашали «звёзд». Именно в рок-клубе Валера впервые увидел группу «Алиса». Хотели пригласить «Аквариум», но он внезапно стал популярен и недоступен. Музыканты постоянно объединялись в новые коллективы, экспериментировали, перенимали друг у друга причёски, наряды, манеру игры. «Когда появилась «Агата Кристи», все говорили, что это маленький «Наутилус» — очень похоже играли. Ну а как не подражать, если «Наутилус» был такой классный? Мне казалось, что кузница рокеров – это Верхняя Пышма, потому что практически все были оттуда. Только барабанщик почти у всех играл один – Владимир Назимов, его тогда называли Зёма [барабанщик, играл в группах «Чайф», «Наутилус», «Чиж», «Апрельский марш» и других; до 2014 года работал ведущим на радио Rock Arsenal]. Очень крутой музыкант».
На концертах всегда был полный зал. Пригласительные билеты раздавали бесплатно, можно было приводить друзей. «Мне так всё это нравилось! — улыбается Валера. — Раньше как было: выступил на концерте и уехал. А в рок-клубе ты смотришь на людей, которым интересно то же самое, что и тебе, смотришь, как они играют, одеваются, выступают. Я же нигде не мог это всё увидеть. Ну, рассматривал обложки пластинок – Queen, например. Но это было не то. А тут сидишь в зале, на сцене стоят рамки, на них натянута то ли ткань чёрная, то ли бумага. Начинается концерт, и через эти рамки, разрывая полотно, выходит «Наутилус». Никогда раньше такого не видел. Мне это показалось очень зрелищным».
После выступлений всегда случалось обсуждение, говорить могли все – и начинающие музыканты, и профессионалы того времени. «Однажды, – вспоминает Валера, – на Бутусова напали: «Это плагиат, плагиат». А он встал, очень серьёзный, показал указательным пальцем на стол и ответил: «Это всё фуфло!». Так вот выразил своё несогласие с обвинениями. Больше ему никто ничего не сказал».
Постепенно одни группы набирали популярность, другие уходили в тень, распадались. «Тех, кто позже стал знаменитым, было видно сразу, — уверяет Валера. – Вроде, и играли они не сильно лучше остальных, но была какая-то харизма». Мероприятия рок-клуба поддерживала пресса – в газете «На смену» после концертов всегда выходила статья о группах, которые выступали. «Один раз, когда «Наутилус» уже стал набирать популярность, пришли журналисты – хотели сделать с ними интервью. Бутусов разозлился: «Конечно, теперь они все пришли. А когда мы обращались, просили рассказать о нас, говорили: «Да кто вы такие!», — рассказывает Валера. – Понятно, что журналисты не могли игнорировать такой культурный пласт, как рок-движение, к тому же оно развивалось в рамках официальной организации – рок-клуба».
Семья
Рок-клуб – это было нечто большее, чем кружок по интересам или профсоюз. Музыкантам он давал уверенность и ощущение, что рядом всегда есть тот, кто поймёт и поддержит. «Мы были тогда одной семьёй, это отношение к другим музыкантам сохранилось и после того, как рок-клуб перестал существовать. Когда-то ко мне на студию пришла молодая группа «Сахара» [бывший барабанщик этой группы Сергей Батраков сейчас работает в коллективе Стаса Михайлова], ими занимался Алексей Могилевский [композитор, аранжировщик, саксофонист; играл в группе «Наутилус Помпилиус»]. Помогал ребятам с музыкой, аранжировками, мы вместе что-то обсуждали, придумывали. Другой группе, «Сансаре» (я с ними сотрудничаю уже много лет) помогал Володя Шахрин, да и не только он – весь «Чайф». Подсказывали, прописывали партии, учили. Мне очень нравилось, что музыканты с таким именем совершенно искренне возились с начинающими. Причём, делали это не ради денег, а по зову сердца. И, конечно, было радостно, что я на равных общаюсь с теми, кто пробился на большую сцену. В рок-клубе я лишь наблюдал за становлением этих артистов, даже и представить не мог, что когда-нибудь они будут звонить и спрашивать: "Валера, ты на студии? Можно заеду?"».
Рок жив
В мире всё подвержено апгрейду, и музыка в том числе, считает Валера. «На днях я впервые посмотрел старое советское кино 1964 года про войну, называется «Жаворонок», — рассказывает он. — Потом узнал, что недавно вышел фильм с похожим сюжетом – «Т-34». Та же история, но модернизированная. И это здорово. Как новый виток спирали – вроде, всё то же, но чуть иначе. Я думаю, те, кто говорят, будто рок умер, видят какую-то подделку, а не настоящую музыку. Подделка получается, когда артист сосредоточен на деньгах, на славе, но не на творчестве – в музыке нет души, и слушателя она не цепляет. Бывает очень качественная подделка, но настоящей музыкой она никогда не станет.
Некоторое время назад пошёл сдвиг в сторону электронной музыки. Думаю, эта тенденция сохранится, но немного в ином ключе. Уже сейчас музыканты стараются добавлять в электронную музыку живые инструменты, получается интересно. Мне кажется, что дальше музыка будет двигаться в этом направлении. Такой вот новый виток рок-музыки. Любой стиль будет жить до тех пор, пока у него есть хотя бы один слушатель. Ведь музыка – это пожизненное хобби каждого человека. Музыкальный слух есть у всех. Только у одних он, как у трески, а других, как у Моцарта.
Ко мне в студию сейчас приходят очень разные люди – профессионалы, любители. Для кого-то музыка – это работа, для кого-то хобби. Кто-то записывается, кто-то просто играет, а кто-то заходит лишь для того, чтобы поговорить, повспоминать прошлое. Встречаться со звёздами, выросшими в рок-клубе, получается редко – все же люди занятые. Но всем этим замечательным музыкантам я разными способами стараюсь показать новых, на мой взгляд, звёздочек».