Как только родилась дочка, мы стали с ней много времени проводить в лесу...
Я ставил коляску, садился на скамейку и читал книжки о Пушкине.
Дочка мирно спала, чуть посапывая порой, — а вокруг резвились синички.
Я брал в лес семечки — и сыпал их на пенек рядом, на лавочку, даже на разворот книжки…
Синички прилетали стайкой, садились рядом, разглядывали меня со всех сторон — и подбирались всё ближе: клевали вначале с пенька, потом с лавочки, а потом смелели настолько, что клевали прямо со страничек книжки.
Я читал воспоминания современников и письма Пушкина.
И синички клевали семечки между букв, попадая порой ключиками в черные буквы.
Наверное, им тоже было интересно узнать о Пушкине — он же такой звонкий, резкий, — как и они сами.
И он любил птичек:
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Синички всегда летали стайкой — нет синички отдельно, всегда они друг другу насвистывают, начирикивают: где чем можно поживиться — и налетают стаей, обступая тебя с разных сторон.
Словно такой великан в три человеческих роста приходит, призрак невидимый, и только пунктиром видны его отдельные точки: там, где сидят синички.
Может быть, так сам Пушкин сейчас и живёт, летает его душа певчая по миру в синичкиных стайках?