Тетку Софью боялась вся деревенская округа. Я, совсем еще шкет, превращаясь волею родителей на все лето в пейзанина, предпочитал обходить дом тетки Софьи стороною, несмотря на то, что над забором из штакетника свешивала ветви яблонька с замечательными наливными плодами.
Впрочем, равно как я, поступала все деревенская детвора. Даже «местные» пацаны, с презрением относящиеся ко всем вокруг, и то старались не попадать в поле ее зрения.
Почему так — никто не знал. Тетка Софья была женщиной тихой, ни с кем никогда на моей памяти не ругалась. Да и комплекцией отличалась субтильной.
Говорили, в далеком прошлом она директорствовала в школе, может, именно это рождало в детских сердцах трепет? Так вроде перестройка шагала по стране полным ходом, и уважение к педагогам народ терял не по дням, по часам…
А, может быть, это был не страх, своеобразное уважение? Как оказалось, тетка Софья отличалась обостренным чувством справедливости и не боялась никого.
В магазине дело было — приезжий мальчик (имени его за давностью лет не помню) решил продемонстрировать крутизну, и, стоя в очереди, громко, упоенно матерился. Взрослые морщились, его приятели — тихо хихикали, но быстро приволокли, когда в дверях появилась она.
Тетка. Гроза всей местной детворы.
Тут бы сквернослову было заткнутся, но… Неопытный был, наивный. И, минуту спустя субтильная Софья, крепко ухватив его за воротник рукой, больше похожей на птичью лапу, на чистом русском литературном языке объясняла, как вредно ребенку материться.
Пацан сделал пару попыток вывернуться, но держали его крепко. И он, бедолага, не зная как отмахаться, заявил:
-А мне папа разрешает! Он сам всегда так говорит!
-Ах, папа! — протянула тетка Софья, — Бедный мальчики — добавила она и, выпустив воротник, погладила грубияна по голове.
Дальше был скандал. Скандал на полдеревни, или даже больше. Потому как пожилая дама, не долго думая, вызнала, где проживает дите и отправилась туда — проводить воспитательную беседу с родителями.
Говорят, оказавшийся на месте папа сначала орал. Потом — орал. И еще раз орал. И тетку Софью выгнал. А ночью какие-то умельцы украли электрические провода, идущие от столба к дому. Как умудрились и почему больше ничего не тронули — непонятно.
Только местный алкаш-тракторист — пенсионер дядька Гриша, ухмылялся и говорил — мол, права Софья, не дело взрослому мужику при мальце материться, вот за это его, поди, Бог и наказал.
Может, Гришка их и снял? Если не сам, то с помощью сыновей, всегда при встрече чуть ли не кланявшихся тетке Софье? Кто знает. И вообще, историю вспомнил не в назидание сквернословам, а из -за того, что «не дело при мальце материться».
Это я, кстати, с годами осознал. По молодости мог завернуть, да еще как. Вот только неловко после обсценных этих пассажей становилось. Как будто гадость сделал (и на самом деле гадость, хотя и говорят, что русские используют мат для связи слов в предложениях).
Обсценная лексика вообще-то относится к тем языковым «функциям», которые предназначены для оскорбления собеседника. И используя ее в обыденной жизни мы…во-первых, оскорбляем окружающих, а, во -вторых, если используем при детях — учим их оскорблять окружающих и проявлять неуважение к ним.
Потому да, коль матерится ребенок, то говорить надо не с ним, а с его родителем. Ну и, разумеется, материться при детях вообще нельзя (и без детей нежелательно, но тут уж…).
Согласны?