Феминизм в России стал настолько важным явлением, что даже Захар Прилепин вступил в борьбу за его правильную версию, которую можно было бы включить в набор исконных русских ценностей. Что ж, современным российским феминисткам, борющимся против домашнего насилия и публичного унижения, за защиту материнства и за репродуктивный выбор, против позорных в 21 веке условий труда, действительно есть чем вдохновляться, а при желании и гордиться, в нашем прошлом. И, конечно, нам нужна новая история российского феминизма, которая освещала бы роль женщин и в демократическом движении 19 века, и в борьбе за всеобщее голосование, и их участие в рабочих организациях, в революциях 17 года. История, которая включала бы и гендерные достижения советской власти, действительно во многом опередившие Запад, и диссидентский феминизм позднего СССР, ставший реакцией на консервативные рецидивы в устройстве и идеологии советского общества. Чем вредна прилепинская пропаганда для новой истории российского феминизма — честной, боевой и в лучшем смысле патриотичной, объясняют публицист и активист Илья Будрайтскис и историк литературы Анна Нижник.
Анна Нижник:
Прилепин пересел с чая (передача «Чай с Захаром» на Царьград ТВ) на федеральный телеканал НТВ. Новая двадцатиминутка ненависти называется «Уроки русского» и, согласно официальному описанию, должна напомнить всем, что «Россия — святая, народ — бессмертен». Перед лицом женской угрозы Прилепин решил напомнить, что такое «настоящий» феминизм.
«Настоящий» и «естественный» здесь ключевые слова. Они оправдывают абсолютно все передергивания и ложь, однако вот парадокс: картина Небесной России и место человека в ней, которая предлагается в таких пропагандистских выступлениях, совершенно сказочная. В поисках русской идеи, оказывается, нужно идти не в сторону православного консерватизма, а в сторону лубочного псевдославянского фольклора, где Аленушка расчесывает золотую косу.
В этой ретроутопии есть и «естественный» феминизм. Конечно, такой, который позволяет Прилепину, консолидирующему мечту о русской мужественности, приосаниться. Его передача вовсе не о политике, а о чудесном, и ее риторика идет от естественности к идеальному — конечно, любви и русской природе.
Эту естественность стремятся разрушить инфернальные радикальные феминистки, Суламифь Файерстоун и Мэри Дейли. Почему именно они? Чуть понижая голос, Прилепин заговорщицки сообщает нам, что одна — из Нью-Йорка, а другая — американского происхождения. Ужасная Файерстоун считает (так, впрочем, считал и Энгельс, от воспроизводства рабочей силы никуда не деться в марксистской диалектике), что женщины должны освободиться от репродуктивного труда и мечтает изобрести феминистский Гулаг.
Другие враги женственности — Ближний Восток и Индия, где женщин бьют и обливают кислотой. Впрочем, волнуют Прилепина эти совершенно реальные и чудовищные явления только как аргумент в пользу "России-владычицы морей" ("при нас в Афганистане такого не было").
Русский феминизм Прилепина начинается ни много, ни мало с княгини Ольги, а вслед за ней идут Анна Ярославна и Екатерина II. В России раньше всех появилось женское образование (кто хочет знать побольше о нравах Смольного, может ознакомиться с мемуарами Водовозовой — там прекрасно описана эта девичья казарма). И все — благодаря «нам» (видимо, Прилепину и его зрителям). Не очень аккуратно Прилепин приводит ворох фактов, которые должны убедить всех, что некоторые «дамочки» просто зажрались. Все прогрессивное у него ассоциируется с традициями и благодеяниями государственности, хотя на самом деле все случаи успеха женского движения 19 и 20 века были результатом напряженной борьбы с тем и другим.
Например, женское избирательное право в Финляндии возникло в 1906 году не просто так, а после участия Финляндии в политических стачках и усилении там сепаратистских выступлений. Русские феминистки (Коллонтай, Покровская, Вахтина) почитали борьбу финских женщин за образец.
Избирательное право во всей Империи, впрочем, «подарили» не большевики. 19 марта 1917 года манифестация из 40 тысяч женщин торжественно прошла по улицам Петербурга в сопровождении двух оркестров (все - организовано женщинами, даже народные милиционерки). С требованием признать равноправие женщин их представительницы вошли в Государственную Думу и добились желаемого к сентябрю 1917. В марте 1917 среди равноправок была и Вера Фигнер, которая отсидела 20 лет за то, что сейчас называется экстремизмом. В результате 11 сентября 1917 года было принято официальное положение о выборах в Учредительное собрание, которое давало возможность женщинам избираться и голосовать.
В это время в России уже бушевали хлебные бунты, стачки, антивоенные манифестации, и отказывать разгневанным женщинам было бы опасно.
Права, закрепленные в Конституции 1918 года, тоже не свалились с неба — в результате войны больше половины мужчин не могли работать по инвалидности, а 30% домохозяйств в деревнях не имели кормильца, т.е. были женскими. Большевики понимали, что игнорировать такую силу нельзя: с 1920 года при каждом уездном комитете партии создавались специальные отделы по работе среди женщин. Они работали с разной эффективностью, но в 1930 году Сталин ликвидировал женсоветы.
Бестужевские женские курсы, якобы подаренные свыше, были созданы после напряженных усилий Надежды Васильевны Стасовой, Анны Николаевны Энгельгардт, Варвары Павловны Тарновской и других участниц женского движения второй половины 19 века, чья деятельность вызывала тогда у многих консервативных мудрецов в лучшем случае скептическую ухмылку.
А Софья Ковалевская (Корвин-Круковская), которой так гордится Прилепин, была вынуждена заключить фиктивный брак с ученым Ковалевским, чтобы уехать за границу учиться математике. Такие браки были распространены: точно так же Лопатин вызволяет Веру Павловну из подвала в романе «Что делать». Ковалевская не вернулась в Россию и умерла в Стокгольме.
Кстати, ее сестра Анна Корвин-Круковская стала женой участника Парижской коммуны и бакуниста Виктора Жакклара и организовывала потом его побег из тюрьмы — вполне естественное занятие для русской женщины.
Историю о женских правах, даже на основе одних и тех же фактов, можно рассказать по-разному. Кто такие «мы», которые дали права женщинам? Слияние Прилепина с властью почти сладострастно. Под тревожную музыку из телерасследований он погружает нас в мир инопланетян: а кем же еще могут быть однополые родители или «бесполый» ребенок, которых мечтает создать извращенный Запад? Ведь именно эти инопланетяне угрожают российским женщинам, а не наши собственные морально распущенные депутаты, олигархи и безнаказанные насильники с традиционными ценностями, правда же?
И вообще, мужчины придумали коммунизм, либерализм и национал-социализм, а женщины только феминизм, который и продолжают поднимать на щит, постыдились бы.
Русского солдата (тм) родила прямо-таки Родина-мать, «не помышлявшая ни о каком феминизме», которая сочетается алхимическим браком с Отцом народом. Таким образом передача из истории про женщин плавно и логично переходит к милитаризму: благодаря выносливости и терпению солдата, унаследованного от матери, русское оружие побеждает врагов.
Но, добавляем мы, благодаря этому же терпению и выносливости русский солдат и рожающая его русская женщина часто позволяют помыкать собой черт знает кому, еще и выслушивая средневековые цитаты о «злых женах» (которые, конечно, так похожи на сварливых феминисток). Так завершается идеальный круг российской весны: от танков на 23 февраля до тюльпанов на 8 марта. Однако исконный вопрос нашей истории не только в том, как долго хватает женщинам и мужчинам терпения для борьбы с внешним врагом, но и в том, в какой момент они перестают терпеть врага внутреннего, рассказывающего им о том, как и в каких количествах следует рожать и убивать.
А пока — сказочное царство-государство с естественно-накрашенными женщинами (писаными красавицами), окруженное врагами без пола и племени, продолжает сопротивляться противоестественным требованиям истеричных Меркель. Как долго можно развлекать народ этими чертями из райка — вопрос, но, судя по тону задетой в своих правах государственной маскулинности, она сильно тревожится.
Илья Будрайтскис:
Программа Захара Прилепина «Уроки русского» на НТВ в целом производит странное впечатление — каждый ее выпуск не обращен напрямую к аудитории одного из главных телеканалов страны, но посвящен яростной полемике с теми, кому доступ на нее давно и прочно закрыт: либералам, антисталинистам или феминисткам.
Прилепин ведет бесконечную герилью с воображаемым Другим, который не может ему возразить. Вместо настоящих дебатов по важным для общества вопросам истории, литературы или гендерных отношений следует лишь обличительная речь патриота Прилепина, ответом на которую становится молчание. Видно, что Прилепин одновременно и скучает, и наслаждается своим теле-одиночеством — ведь отсутствие оппонента позволяет ему свободно извращать чужую позицию и манипулировать фактами.
Так, в конце декабря, один из выпусков «Уроков русского» был полностью посвящен критике феминизма. Конечно, мишенью Прилепина был не настоящий политический феминизм, но уродливая карикатура, созданная самим литератором. Феминизм в его интерпретации — продукт загнивающего Запада, которому противостоит здоровая гармония мужского и женского начал, проходящая через всю русскую историю. Если на Западе мы находим лишь злобных академических старух, требующих кастрации и убийства мужчин, Россия дает нам образы сильных, полноценных женщин — матерей, воительниц и ученых. В истории по Прилепину, как известно, есть лишь тысячи поводов для гордости — и ни одного для позора. Так, героиня войны 1812 года Василиса Кожина представлена как образец женской эмансипации на фоне сохранявшегося до середины XIX столетия крепостного права, связанного с систематическим насилием в отношении женщин, по своей жестокости и масштабам непредставимому в Европе того времени.
Участие российских женщин в освободительном движении, так же, как и их научные достижения, произошли исключительно вопреки русскому самодержавному государству и его репрессивной морали. А всеобщее избирательное право и гражданского равноправие женщин, завоеванные революцией 1917 года, оказались возможны лишь на обломках царизма и означали радикальный разрыв с предшествующей историей. Эти достижения, в свою очередь, обернулись в СССР патриархальной реакцией с начала 1930-х — после Коллонтай или Николаевой, игравших важную роль в первое советское десятилетие, состав всех структур власти отличался вызывающим гендерным однообразием, а женщине снова была предписана роль матери и домохозяйки.
История эмансипации женщин в России, которой мы безусловно можем гордиться, всегда была историей борьбы — в которой главными врагами всегда оказывалось собственное государство, предрассудки и традиции угнетения. А его главным союзником — интернациональная солидарность.
