Часть первая. Словно сердце твое в руке.
Ан нет, не обошлось. Вернее, Серёжку то нашли, и это был единственный положительный момент в этом странном деле. Обнаружили его на следующий день. Случилась авария и дом, в котором жили Куликовы, остался без воды. Когда сантехники открыли канализационный люк, то их взору в то же время открылась картина очень неприятная даже людям с крепкими нервами, не то что тем, у кого после вчерашнего и без того руки дрожат. Из зловонной темноты на них с умоляющим оскалом взирало белое лицо Серёжки. Глаза были открыты и глядели, словно с укоризной, мол, не очень то вы и торопились. От ужаса рабочие выронили люк, который тут же не замедлил приземлиться одному из них на ногу. Потерпевший истошно завыл, упал на землю и заколотил руками. Второго тут же стошнило, и только через несколько минут были вызваны скорая и милиция. И к тому времени, как из-за поворота показались ни о чем не подозревающие Лешка с Настей, место происшествия было огорожено, тело извлечено, и лежало на прошлогодней траве. Рядом, на тряпке, валялся кухонный нож, покрытый бордовыми пятнами, точно ржавчиной. Родители убиенного стояли над телом в обнимку, и хотя рыданий было не слышно, плечи и головы обоих содрогались, словно сквозь них пропускали электрический ток.
Как ни странно, Лешка провожал Настю со школы, которую решил-таки посещать хотя бы изредка. Все равно делать пока было нечего. Этой ночью до него дошло, что без денег далеко не уедешь, и на уроках Лешка от звонка до звонка соображал, чем бы таким можно заработать. Говорят, что зарабатывать нужно тем, что лучше всего умеешь делать, а вот с этим-то сложнее всего определиться. После уроков так и шел в раздумьях по школьному коридору, пока не встретил Настю. Она стояла и словно бы пыталась вычитать что-то на доске с расписанием. Наверное, его ждала. Подошел, взял осторожно за кончик ее волосы, откинул со лба чёлку. - Привет.
-Привет.
-Проводишь?
-Провожу.
Известно, краткость сестра таланта, но не в любовных делах. Для Лешки общение с ней было труднее и мучительней, чем настраивать в ванной душ на приемлемую температуру. Сбиваясь, несколько раз переводя разговор в другое русло, выяснил, что проводить ее надо в центр города, до родственников отца, собственно, Куликовых.
-Насть, а тебе не хотелось бы уехать отсюда? - неожиданно для себя, а тем более для нее спросил Лешка. - Посмотри вокруг, разве стоит для этого жить?
Она теребила в руках какой-то платок, и в этой яркой весенней курточке казалась единственным ярким пятном среди этой тусклой улицы, точно нарисованной простым карандашом. Хотелось взять ее на руки, встряхнуть, может, как из пузырька с краской выплеснулись бы разномастные цвета. Затопили бы улицу, город, хватило б с лихвой. В этом Лешка точно был уверен. Но этого не произошло. Настя неопределенно пожала плечами.
-Рано нам думать об этом. Давай школу закончим, а там посмотрим. Ну, куда мы с тобой поедем. А дома что скажут?
Лешка представил, как сестра только через месяц заметит его отсутствие, и в тот же день найдет на его комнату постояльца, и усмехнулся.
-Спасибо.
-Что, прости?
-Спасибо, говорю, скажут. Мне – точно.
Лешка с размаху пнул камень ботинком. Настя потупилась.
-Извини.
-Да ничего, я привык.
-Это за два дня? - Настя скептически покачала головой, поджав губы, которые вдруг захотелось Лешке прижать к своим.
Он сделал шаг, но она предугадала его движение, и с коротким смешком отскочила в сторону.
-Дурак! А если увидит кто? Родителям скажут – влетит мне. И вообще, целоваться мы будем, только если я захочу. Или так, или никак!
-Дура!- это Лешка уже про себя подумал, вслух не сказал. Вон девка какая досталась, с характером, хоть и малая еще. С ней не пропадешь. Мысль оборвалась, спуталась, когда в поле зрения обоих попала вышеописанная картина. Менты, тело под простыней, два обнявшихся человека. Один из них уже рвал крашеные волосы с седыми корнями, и тщетно пытался поднять за руку с земли худенькое тельце, спрятавшееся под белым полотном. Лешка, словно пытаясь защитить, неосторожно, не рассчитав силу, схватил Настю за руку. Она поморщилась, вырвалась, устремилась к родственникам, ветер, раззявив свою пасть, спутал, закрутил ее шикарные волосы, высушил было навернувшиеся слезы. Залез под одежду, защекотал юное тело. Лешка же получил ощутимую пощечину горстью песка, поднятого порывом с детской площадки. Скрипнул зубами, даже не протерев глаза от мусора, а наоборот, еще шире распахнул их, и кинулся догонять. Догнал. Забежал вперед, снова заглянул в глаза. Зашептал.
-Настя… ты… ты единственная в этом мире, кто нарисован цветными фломастерами, все остальные… все они – всего лишь нацарапаны корявой рукой на шершавой кирпичной стене углем… Раскрась меня, Настя, я всего лишь контур, тонкая линия в детской книжке для взрослых…
Вместо ответа – толчок в грудь, Лешка покачнулся и резко, с места, побежал в обратную сторону. И уже не видел, как уверенно ступала Настя, задрав голову, как плакала на ее плече мать Сережки, как плечистые дядьки грузили тело в машину. Чувство неразделенной любви так и одолело нашего молодого героя. Перед ним даже померкла трагическая ситуация, которая отныне навсегда ввергла в траур всю семью Куликовых. Через год у них, правда, родится еще один сын, но когда ему исполнится четыре, они втроем разобьются на машине по пути на дачу. Да так, что и хоронить будет нечего.
А пока Лешка не хотел видеть еще одного человека, которого оставила жизнь. Слишком много смертей для подростка на такой короткий промежуток времени. Слишком много горечи и боли. И поэтому он бежал и бежал. Бежал и бежал, точно пытаясь обогнать все то, что пыталось свалиться на его худенькие плечи. Бежал и не видел, как Настя, баюкая на своем плече теткину голову, смотрела ему вслед. И во взгляде ее не было ни печали, ни грусти.