Соседи по коммунальной квартире не снятся нам ни в страшном, ни в прекрасном сне. Разъезжаемся, как правило, с удовольствием, и вспоминаем редко. Хотя мало кого даже из родственников мы знаем так, как их. Очереди в ванную и туалет иногда раскрывают истинную сущность человека лучше, чем сеанс гипноза. Придирчивое изучение своих и чужих жировок (квитанций на оплату жилья, света, газа) делает из обычных людей готовых аудиторов. В коммуналке трудно что-либо скрыть.
И тем не менее меня почти через сорок лет догнала тайна одного из соседей. Мы жили тогда на Сретенке, в Селиверстовом переулке, дом 1А. Где-то по соседству обитали легендарный режиссер Анатолий Эфрос и популярный певец Владимир Мигуля. В пределах доступности, через дорогу, находились кинотеатр «Уран», дефицитный магазин «Лесные дары», ниже, через Сретенку, по Последнему переулку, – Трубная площадь с ее Цирком на Цветном бульваре, вкуснейшим рестораном «Узбекистан» и пряным Центральным рынком.
Подъезд в доме, помню, был праздничный, в нем в то время, в начале 70-х, еще сохранялись нарядные изразцы, перила старой лестницы были отшлифованы тысячами прикосновений, а лифт был старенький, с дребезжащей сетчатой дверью.
Зато коммуналка была абсолютно типичной – с длинным темным коридором, усеянным потемневшими дверями, с пожелтевшей ванной и закопченной кухней. Хотя и тут была своя роскошь. За кухней располагалась маленькая комнатка прислуги, половину которой занимал огромный, «двуспальный» сундук – на нем славно сиделось, болталось, секретничалось, пелось, курилось. О содержимом сундука никто не знал. Мы его почему-то просто не открывали.
В пяти комнатах жили 7 человек. Я - разведенка с ребенком, богомольная старушка Баба Нина, семейная чета N – худой угрюмый муж с гвардейскими усами и его молодая полная жена, дальше - развеселая девушка Рая, выселенная своей семьей за то, что соблазнила мужа родной сестры, и гордая полька Ванда Болеславовна – наш коммунальный камертон.
Ванда получала крохотную пенсию (если память мне не изменяет, что-то порядка 35 рублей) и поэтому все время варила супы из рыбьих голов. Запах рыбы был почти неистребим.
Девушка Рая развлекалась, увлеченно совершенствовала свой макияж и вносила нотку пофигизма в наш скученный быт. Баба Нина боялась атеистов и почти не выходила из комнатушки. Пара супругов, имея большинство в «палате представителей», въедливо оценивала только что почищенную дежурным по квартире ванну или промытые полы и жила по своим собственным законам. Оба работали, но порой оставались дома, и тогда начиналась вселенская пьянка, к которой сразу же присоединялся десантирующийся из Подмосковья тесть – отец хозяйки. Он даже превосходил «молодых» в количестве выпитого и бывало, спал там, где его сморил зеленый змий, – поперек коридора. Муж и жена мало от него отставали и с похмелья были особенно нетерпимы.
Если бы знать тогда, какая тайна омрачала их жизнь!
Через 40 лет мне в руки попалась книга «Дворянские роды Российской империи». И там я увидела раздел, посвященный древнейшему дворянскому роду N, одна из ветвей которого восходит к князю Владимиру, крестителю Руси. Род этот также занесен в знаменитую "Бархатную книгу"(родословная книга наиболее знатных боярских и дворянских фамилий России, 1687 год), что автоматически сделало его первейшим среди первых.
С тех пор прошли века, родословное дерево разрослось, появилось много однофамильцев, уже не имеющих отношения к главной ветви. Поэтому созвучие фамилии с фамилией моих соседей для меня никак не прозвучало. Кому бы в голову пришло увидеть в хмуром, никогда не улыбавшемся и крепко пьющем человеке наследника российской исторической славы! Но тут я увидела фотографию одного из N - почти двойника моего соседа - и уже целенаправленно стала искать на родословном древе его самого. Нашла небольшой фрагмент. Всего несколько строк. Даты рождения и смерти, род занятий (публиковал литературные произведения малых форм), место жительства. И все. Поискала в других источниках.
Оказалось, да. Это он. Сын князя N и княгини из такого же древнего рода. Князь-отец окончил юридический факультет Московского университета, но в 1918 году был убит в собственном имении бесчинствующей толпой.
Мальчику тогда было всего пять лет. Судьба матери неизвестна. Кто воспитывал ребенка, сейчас уже не узнать. Один родной дядя был расстрелян в том же 18-м в Петропавловской крепости, другой воевал у Врангеля, был награжден боевыми орденами, эмигрировал во Францию и, видимо, ничего не знал о судьбе племянника.
Говорят, время – умный человек. Теперь я могла бы понять озлобленность мужчины, лишенного семьи и предначертанной ему достойной доли, боль мальчика, всю жизнь носившего в себе ужас насильственной смерти отца и дяди. Кто бы мог судить его? Он жил в стране, которая его обездолила. И нашел для себя единственную возможность существовать – писал сатирические фельетоны, те самые «литературные произведения малых форм»!
Я часто думаю: как мало мы знаем о людях, даже если общаемся с ними сутками напролет и моемся в одной ванне.
Вспоминала Татьяна Бондаренко
Еще истории:
Коммуналка на Малой Бронной; Коммуналка на Новослободской; Коммуналка на Мясницкой - 1; Коммуналка на Мясницкой - 2
Истории читателей: Останкино; Тихвинский переулок; Таганка; Возле Красной площади; Про коренных москвичей
Делитесь историями про дорогие вам места Москвы, с которыми связаны забавные, грустные, феерические, лирические... в общем - важные для вас воспоминания. Среди читателей, как показывает практика, обязательно обнаружатся соседи или единомышленники:) Вместе мы сложим из всей этой мозаики историю города! Почта emka3@yandex.ru