Воспоминания Василенко Евгения Семеновича, связиста, полковника запаса о пребывании в учебном лагере Суслонгер.
В сентябре 1941 года я подал заявление в Беловодский райвоенкомат о добровольном призыве в армию. В райвоенкомате работал ст. лейтенант Болдарь, друг моего старшего брата Александра. Я был призван в райвоенкомат в его отдел по формированию команд и отправки их на фронт. Формировали команды, оформляли документы, и я их сопровождал на железнодорожные станции, где стояли эшелоны.
Команды сдавал начальнику эшелона, он подписывал документы о приеме команды, вручал их мне, и я возвращался в райвоенкомат. В тот период погода стояла плохая, шли дожди, дороги были размыты, была непролазная грязь. В последствии я все же уговорил ст. лейтенанта Болдаря, отправить меня на фронт. 17 октября 1941 года через Беловодский райвоенкомат проходил Луганский полк, в который мы с земляками Михаилом Александровым и Черкасовыми Александром и Николаем были зачислены и отправлены на станцию Чертково.
Сновали туда-сюда посыльные, передвигались строем целые команды, паровозы свистели осипшими гудками, осаживая составы. Часть эшелонов была сформирована и стояла под погрузкой команд мобилизованных, другие еще формировались. В северном направлении уходило 5 эшелонов, друг за другом. Наш эшелон уходил со станции предпоследним. Составы уходили перегруженные, двигались очень медленно, их можно было догнать пешком. Для нашего эшелона собирали вагоны из того, что осталось после формирования предыдущих составов.
Нам достался открытый пульман, чтобы соорудить что-либо похожее на крышу, все заборы поснимали, всю солому и сено потаскали на стоянках. А их было немало, эшелон продвигался медленно, с частыми остановками. В дело шло все, что попадалось, камнями придавливали, чтобы не сдувало. Часть соломы и сено стелили прямо на пол, вместо постели. В нее старались залезть с головой, чтобы согреется. Но ледяной ветер рвался во все щели вагона, насквозь пронизывая спящих. Чтобы как-то согреться, посередине вагона устроили кострище. Натаскали кирпичей, уложили их на пол вагона, потом железо нашли, положили сверху, а потом ложили что горит и разводили костер. Он не мог нагреть вагон, но, сидя около него по очереди, можно было хоть чуть-чуть согреться или что–либо сварить. Не помню, на какой станции, по-моему между Поворино и Балашов. От нашего эшелона отцепили одиннадцать вагонов, наш в том числе. Подошел паровоз, их прицепили к нему, он оттащил нас куда-то в тупик, и оставил. Стоим и стоим, три часа стоим, шесть стоим. Прошли сутки – стоим, про нас словно забыли. Ни командного состава, ни кормежки. А есть-то хочется. Между нашим и соседним вагоном была прицеплена платформа, накрытая брезентом. Ребята разузнали – под брезентом пшеница. Причем отборная.
И вот эту пшеницу стали варить да кушать. Так не доваривали же ее. Как покушали, а она как набухла, как понесло животы у всех, врачи не знали, что с нами делать. Вот такой был случай, хотя при эшелоне был человек, который отвечал за горячие питание по пути следования. У нас это был старший лейтенант, который должен был ехать впереди нас и на больших станциях договариваться и платить деньгами, что бы готовили нам горячие обеды. По прибытии нашего эшелона на станцию мы должны были покушать, получать сухой паек и ехать дальше, до следующей крупной станции. Горячим должны были кормить 1 раз в двое суток. Но нам не повезло. Это было перед Пензой, он получил деньги, несколько тысяч, и только его и видели. Искали, но так его никто и не нашел. Потом уже, значительно позже, его уже в Суслонгер привезли, нашли его, все-таки. Так вот, приедем на станцию - никто не заказывал никаких обедов. Мы опять голодные едем дальше.
В том тупике мы занимали один путь, а на соседних то тут, то там стояли вагоны. Через сутки из них составили эшелон, и нам было приказано перегрузиться в него. И это было хорошо, так как нам опять достался грузовой пульман, но уже с нарами и крышей. Мы быстро перетащили подстилку и очаг в новый вагон и устроились на новом месте. Но соседям повезло больше, у них в вагоне оказалась «буржуйка» из железной бочки. К вечеру тронулись дальше.
До лагерей мы не доехали, наверное, километров 12. Нас на станции перегрузили из нашего эшелона в другой. Он стоял на узкоколейке. В его вагонах-теплушках уже стояли натопленные печки. Это был лагерный эшелон. Состав тронулся, медленно набирая ход. Дорога была проложена по просеке. Вокруг стояли вековые деревья, было такое ощущение, будто едем по тоннелю, только свет не впереди, а сверху. Практически сразу за станцией в лесу начались землянки и бараки. И пока мы ехали, эти 12 километров, они не прекращались. Кругом лес и военные.
Масштаб происходящего ошеломил всех. Это был огромный военный лагерь по формированию, обучению и подготовке дивизий, бригад и команд на фронт. Многие вспоминали потом это место с тоской и злобой. А для многих он стал последним домом. Десятки длинных сырых землянок, каждая на целую роту (примерно 200 человек), двух этажные нары. Вместо постелей настелен лапник. Кругом дремучий лес. Обилие комаров. Офицеры, в отличии от солдат, жили в бараках. Но вот эшелон остановился.
Прозвучала команда : « Из вагонов!! » И тут же : « Становись! »
Мы построились, выровнялись, а сами чумазые как черти, после паровозного дыма, закопченные, одним словом. Перед строем вышел комиссар и говорит : « Здравствуйте, товарищи Донецкие шахтеры ! » Он, наверное, подумал, что мы прямо из забоя к нему попали на построение, такие мы были чумазые. После построения нас определили в баню. Там мы помылись и нас обмундировали. Мы переоделись и узнать друг друга не можем, привыкли в эшелоне к нашей гражданской одежде.
На построении я познакомился с двумя толковыми ребятами, Галактионовым – он был из Казани и Афанасьевым – он из Новосибирска, имен их я сейчас уже, к моему сожалению, не помню. Но судьба свела нас надолго. С Галактионовым я попал при распределении в минометную батарею, где из нас стали готовить минометчиков. Афанасьев попал в артиллерийский дивизион. Ребята - односельчане попали в другие подразделения. Судьба разлучила нас. Встретились неожиданно, некоторое время спустя, в столовой. Вот было радости и расспросов.
Они попали в маршевую роту станковых пулеметов «Максим». Тут подошел их старшина. Объяснили ему, что земляки, с одной деревни, ехали вместе, а тут растерялись. Обещал помочь. И помог ведь, перевел меня в пульроту. Миша Александров стал моим вторым номером в пулеметном расчете. Но опять это все ненадолго. Через две недели, как раз перед отправкой на фронт, меня вызвали в штаб формирований и зачитали приказ : всех имеющих среднее и высшее образование, направить в военные училища по подготовке специалистов для нужд фронта. Готовилось наступление под Москвой, армии нужны были специалисты...
Читайте также :
Воспоминания о Суслонгере : Станислав Ростоцкий
Станция Суслонгер : из истории 31 ЗСБ
Подписывайтесь на канал и делитесь ссылками на статьи в социальных сетях!