=III=
Каждый лицей и каждая частная школа стараются набрать в свой штат именитых учителей. Грамоты, дипломы, медали и прочие регалии преподавателей – вот главный козырь для завучей. Они, словно глашатаи, бравируют этими вычурными званиями перед каждыми родителями, которые намерены отдать свое гениальное чадо в сей оплот знаний. Каждый учитель знает, в какой день к ним наведается очередная экскурсия.
– Вот здесь у нас урок математики, – заявляет местный экскурсовод, и отворяет дверь кабинета. В обычные дни учителя ведут себя на порядок выше, нежели в школе для «простолюдинов». Однако как только на галерке появлялись свежие лица, преподаватели тот час же превращались в профессоров и лауреатов премии «учитель года».
Учительница музыки отличалась от остальных, но отнюдь не количеством наград.
– Прости, девочка, но я не смогу тебя обучать. У тебя нет музыкального слуха, – спокойно говорила она ребенку. – Ты будешь стараться, но только потратишь уйму времени зазря и возненавидишь сей предмет на всю жизнь. – Учительница говорила мягко, стараясь не обидеть ни ребенка, ни родителей.
– У вашего ребенка нет данных, извините, – объясняла она матерям и отцам.
– Но мой ребенок хочет обучаться музыке, – настаивали всезнающие взрослые.
– Направьте это желание в то русло, к которому у вашего ребенка уже есть предрасположенность. Это принесет гораздо больше результатов.
Спустя пару минут родители отступались и соглашались с учителем. Как полагается человеку честному, у этой невысокой ростом учительницы были как свои поклонники, так и ненавистники.
– Злобная надменная пигалица, – говорили одни.
– А нам показалась честной и доброй, – отвечали другие.
Разумеется, в числе первых, подавляющим большинством были те, кто был удостоен звания «не имеющие природных данных». Никому их них не нравилось ощущать себя бездарностью или слушать подобное о своих детях. Однако, некоторые из тех, кто послушал ее совет, очень тепло относились как к музыке, так и к подобной манере преподавания.
Но нет большего яда для родителя, чем услышать «бездарность» в адрес своего чада. Даже если это сделано мягко и аккуратно. Ребенку же правда преподносится крайне редко.
– Она плохой учитель. И бьёт детей, – объясняют свои детям одни.
– Странная она какая-то. Лучше отдадим тебя на танцы, – придумывают другие. И лишь некоторые, из числа отвергнутых могут сказать своему ребенку так же честно и мягко, что с нотами связать будущую жизнь едва ли удастся.
Дети, как мягкий и теплый пластилин, с легкостью принимают родительские слова на веру, вследствие чего, стараются намеренно доставить проблем тем учителям, которые не по нраву кормильцам. Соответственно, больше всего хлопот доставалось кабинету музыкального образования.
– Залепим жвачкой, может? – перешептывались на переменах ученики.
– Или зубочисток в замочную скважину натолкаем. – Юношеская фантазия генерировала новые способы с завидной частотой.
– Оставьте вы её. Что она вам сделала? – заступался Саша за учительницу.
– Тебя спросить забыли, умник. Иди куда шёл.
И ребенок шёл. Инстинкт самосохранения подсказывал, что спорить с теми, кто сильнее тебя – не лучшая идея. Даже если учителя будут дежурить в каждом туалете денно и нощно, мальчишки все равно найдут способ окунуть голову «умника» в унитаз.
«Благо на этаже имеются камеры» – утешил себя юноша и отправился на свой урок.
***
Саша и не вспомнил бы даже об этом случае, если бы через пару дней ему не прилетела записка:
«Тебе не жить, стукач!»
Хулиганов уже вызывали к завучу и ректору, где всем троим было вынесено строгое предупреждение.
– Еще одна подобная выходка и в ваших личных делах появятся весьма нелицеприятные замечания. Я доступно излагаю? – полный мужчина был вне себя от ярости.
– Да, – ответили все трое, уже смакуя в голове сцену расправы над случайным свидетелем.
– Я ничего не говорил, честно, – старался оправдаться Саша в туалете, стоя перед тремя обвинителями.
– Как же тогда нас вычислили, гений?
– По камерам, может быть? – ответил «подсудимый», пожимая плечами.
– Мы были в капюшонах, дятел!
– Но я ничего не говорил, честно.
– Только ты знал, что мы собираемся сделать, больше некому. – Юноши были непреклонны. Решение уже давно было вынесено, а сей допрос являлся скорее последним словом перед казнью.
– Я не знаю. Мне надо идти, – попытался протиснуться мальчик мимо трех фигур.
– Никуда ты не пойдешь, – оскалился один из хулиганов и силой оттолкнул Сашу обратно к стенке. Толчок был явно сильнее, чем рассчитывалось, и «умник» не только потерял равновесие, но хорошенько приложился к кафельной мозаике затылком.
Серебристые круги и вспышки проявились перед глазами, будто прямо под носом взорвались несколько петард. Саша закрыл глаза, но даже в кромешной тьме проявлялись и исчезали искры и салюты. Они дезориентировали, вызывали головокружение, выбивали твердую поверхность из-под ног. Чуть полноватое туловище медленно скатилось по стенке и село на пол.
Саша не видел, как обидчики переглянулись, как в их глазах промелькнул страх. Единственное, что сейчас его заботило – только он сам.
– Это послужит тебе уроком. Держи рот на замке, если не хочешь искупаться в унитазе, – сказал кто-то, и все трое поспешно ретировались, не дожидаясь ответа. Но Саша с трудом смог расслышать даже это. В ушах стоял тонкий, оглушительный звон, будто кто-то поставил по бокам два динамика и включил помехи.
Следующие минуты показались мальчишке едва ли не вечностью. Головная боль смешивалась с чувством тошноты, которое поднималось откуда-то снизу. Кровь хлынула к глазам, и даже веки начали ощущать пульсацию склер. Только со звонком на урок он смог разлепить глаза. Комната еще кружилась.
«Надо умыться» – пронеслось в голове.
Лишь отойдя от раковины, Саша почувствовал себя чуть лучше. Но тошнота все еще не проходила, а мышцы ног слушались с трудом. Он стоял перед зеркалом и размышлял, что же ему предпринять. Разумеется, о правде не могло идти и речи, но приди он в таком состоянии в класс, даже учителя что-нибудь бы да поняли. Выйдя из туалета и с трудом перебирая ноги, он добрался до травм пункта.
– Что с тобой? – осведомилась молодая медсестра.
– Я упал. Поскользнулся. В туалете, – ответил мальчик, облизывая пересохшие губы.
Нашатырный спирт и стакан воды привели юношу в чувства.
– Я позвоню твоим родителям.
– Хорошо, – согласился он и продиктовал телефон.
Молодая медсестра впервые столкнулась с чем-то серьезнее воображаемой температуры и первых месячных старшеклассниц. Даже несмотря на диплом врача-педиатра, она боялась подобных ситуаций как огня, и этот страх был заметен в каждом движении. Ухоженные руки, накрашенные глаза и губы, даже золотые сережки подрагивали при каждом слове и действии. Неизвестно, что случилось бы, приди к ней пациент с глубоким порезом, или, того хуже, отрубленным пальцем. Но у Саши не было ни того, ни другого, и уже спустя полчаса он ехал в отцовской машине в сторону дома.