Она стояла на мосту, совершенно не защищаясь от ветра. Он дул прямо в лицо, и глаза от него стекленели, точно неглубокое озеро под тонкой коркой льда. Девочка с трудом моргнула раз, другой, но слез больше не было. Они высохли еще с полчаса назад, когда она отстаивала скрипку перед отцом. Перед ней лежала дорога с двумя сплошными. Элишка покачнулась на одной ноге, но не переступила черту. Ей становилось все страшнее и не уютнее в собственном теле.
Она с дрожью поглядывала за перила и мерила взглядом высоту. Ветер задувал ей за шиворот, а отец только кричал. Девочка тонула в его ненависти, не делая попыток хоть как-то уцепить за поверхность. Каждая пройденная минута отдавалась в сердце нестерпимой, нечеловеческой болью. Она не успевала за вереницей мыслей в голове, только за чувствами.
— Пап, пожалуйста, — в очередной раз начала девочка, — пойдем домой, мне так холодно, — и легонько дернула его за рукав.
Отец на время вынырнул из-под телефона и отстранился от дочери:
— Брось и пойдем.
Он не переставал снимать видео, на котором было запечатлено все то, что происходило. Элишка могла бы выбить телефон из его рук, но она не хотела отпускать скрипку. Она крепче сжала пальцы на чехле и оглянулась.
Шляпа черная с бордовой розой. Девочка едва не свернула себе шею, стараясь разглядеть лицо. Но это оказалась незнакомка. Она прошла мимо, как и сотни других людей. Никому не было дела до разборок отца и дочери. Никто не вступился за нее. Они слышали его крики, видели ее глаза, и все равно проходили мимо. Элишка ненавидела их за слабость и равнодушие. Она мысленно душила каждого из них и проклинала за то, что они переходили на другую улицу.
Ее топило одиночество и беспомощность. Отец давил на нее всем своим весом, и она едва находила в себе силы дышать. Но вместе с тем, в ней крепла воля. Душа поднялась откуда-то изнутри и вырвалась из заточенья. Элишка отбросила с лица надоедливый локон и тихо произнесла:
— Выключи камеру. Я не стану этого делать.
Слова вылетели сами откуда-то из глубины. И она будто бы со стороны услышала себя и испугалась. Отец итак был на пределе, а она вместо того, чтобы потушить пламя, подлила керосин. Филипп громко сплюнул на асфальт и, положив телефон в карман куртки, направился к ней.
— Ну, что ж, не хочешь по-хорошему, будем по-плохому.
Почувствовав кожей неладное, она не смогла сдвинуться с места. Вся ее храбрость исчезла. Он надвигался медленно, точно хищник, поймавший в свои силки добычу. Мост вспыхнул в одно мгновение. Девочка отвлеклась на странную парочку на другой стороне и пересеклась взглядом с музыкантом. Он махнул ей рукой из-за уха, взял металлическую фляжку и принялся играть пиццикато. Теперь она точно знала, как это называется. Элишка улыбнулась, и тут Филипп рванул на себя скрипку.
— Нет, — девочка по инерции полетела на него, но наткнулась на выставленную ногу.
Ее отбросило назад, точно маленького котенка. Она не удержала равновесие и пробороздила коленом асфальт. Под джинсами неприятно засвербело. Девочка сморщилась, а когда открыла глаза, увидела, как он держит в руках скрипку.
Она поднялась с колен, не обращая внимания на боль, и ринулась к отцу.
— Пожалуйста, — сквозь слезы она услышала собственный голос, — не надо.
Отец ехидно улыбнулся и принялся медленно закручивать колки.
— Какие они тонкие, — сказал он и дернул за струну, — того и гляди порвутся.
Струна дрожала в его руках, и сердце девочки обжигало холодом. Она кусала обветренные губы и неосознанно тянулась к скрипке.
— Стой, где стоишь, — приказал Филипп, — а то хуже будет.
Элишка не могла представить ничего, что могло бы оказаться страшнее, чем то, что происходило сейчас. Но, тем не менее, восприняла угрозу серьезно. Она стояла напротив него и не спускала встревоженных глаз с инструмента. Вдруг пронзительно что-то пискнуло, струна натянулась до предела и лопнула.
Кажется, в этот момент сердце девочки остановилось, глаза застыли, и она на время забыла, как дышать.
— Отдай, отдай, — вскричала она и бросилась с кулаками на отца.
Хрупкая, маленькая, раза в три меньше его, она кусалась и царапалась, точно дикое животное. И не было больше смысла глотать слезы, они лились из ее глаз на рукава куртки и лакированную поверхность скрипки.
Небо опускалось все ниже и ниже, смеркалось. Борьба не имела смысла. Он был намного сильнее нее. Осознав это, она внезапно остановилась. Расправила плечи и, выдержав некоторую паузу, сказала:
— Ты выиграл.
Его пальцы замерли, он оторвал взгляд от скрипки и поднял на нее глаза.
— С чего это у нас такие перемены в настроении? То, ты мне руку царапаешь до крови, а то капитулируешь.
— Ты победил, — повторила она с еще большей твердостью в голосе.
Лицо ее было мрачным, но спокойным. Она напоминала старца на смертном одре, который согласился со своей участью.
Филипп на минутку задумался, — что если. Если я отдам тебе скрипку, что ты сделаешь?
— Что ты скажешь, — тихо ответила она.
Ему явно понравился ответ, уголки губ взлетели наверх. Чувство победы пьянило сильнее любого виски.
— Хорошо, — сказал он, — избавься от нее, — и отдал ей скрипку.
9.4 #Praga_book
Продолжение следует...
Пройди по ссылке ДО или ПОСЛЕ, чтобы прочитать следующую главу.